Валерий Дмитрук. Налево пойдёшь — коня потеряешь (ч.9)

54.

В директорском кресле восседал Василий Максимович, но и Антон Валерьевич был на месте. Грузов представил подробный отчёт о поездке. Мужчины задумались. Молчание нарушил новый директор.

— Весёленькая история. Значит, наши уважаемые партнёры – не те, за кого себя выдают. Но как вообще такое возможно? Это же фальсификация колоссального масштаба.

— Деньги могут очень многое, Василий Максимович. А большие деньги и вовсе способны творить чудеса. Особенно, когда находятся в умелых руках. Но меня больше интересует, что теперь нам со всем этим делать?

— Может быть, расстаться с ними? Пока ещё не сильно завязли?

— Разорвать контракт? Ты представляешь, какую нам неустойку придётся выплатить? Не говоря уже о недополученной прибыли!

— И что же ты предлагаешь, Антон Валерьевич? Вести себя, как ни в чём не бывало? Вы что думаете, Юрий Александрович? С точки зрения, так сказать, безопасности?

— Мне представляется, что именно этого они от нас и ждут. Вульф довольно ясно дал это понять.

— Но он же понимал, что Вы нам всё расскажете? И не просил и умолчать о чём то?

— Ну, во-первых, ему было известно наверняка только про мою встречу с Заубер. И, пожалуй, без той информации, которую я получил до этого, я сам бы вряд ли воспринял всерьёз её рассказ. А во-вторых, он понимает прекрасно, что просить меня о чём-то умолчать не имеет смысла.

— Или ему просто это безразлично…

— Что именно?

— Что мы думаем об этой истории, насколько серьёзно отнесёмся к полученной информации и так далее. Просто потому, что мы никуда от них не денемся. Главное, чтобы мы продолжали работать, как раньше.

— То есть, ты хочешь сказать, что у нас нет пространства для манёвра?

— Во всяком случае, они в этом уверены. Но, по правде сказать, я не вижу этого пространства. А значит, всё, что нам остаётся – это именно что делать вид, что ничего не произошло. И параллельно искать их слабые места. Василий Максимович, думаю, стоит привлечь к этому Яну. Она всё равно знает достаточно много. Так или иначе, вы же продолжаете общаться, так сказать, неформально? Вот и подкинешь ей информацию к размышлению. Больше пока никому об этом рассказывать не стоит. По крайней мере, пока мы сами не поймём, что происходит.

— В каком смысле?

— Что значит, в каком смысле? Я понимаю, Василий Максимович, что при мысли о Яне у тебя могут отключаться когнитивные способности, но не до такой же степени! Нас явно пытаются использовать «втёмную».

— Мы – высокотехнологичная корпорация. Нет ничего удивительного, что нами интересуются и с нами хотят работать. Что в этом плохого?

— Плохо то, что мы не являемся игроками в этой игре. Нас рассматривают как не более чем ценный ресурс, который нужно проглотить. А мы даже до конца не понимаем, с кем имеем дело. С одной стороны – какая-то всемирная мафиозная организация, прикрывающаяся профсоюзными лозунгами. С другой – неизвестно кем управляемый фонд с неизвестными целями, загребающий под себя науку и наукоёмкие производства. Теперь ещё и какие-то криптонацисты, изобретающие очередную вундервафлю и строящие новый рейх. Плюс безумный гений без каких-либо моральных принципов, одержимый идеей личной власти. Чёрт ногу сломит! – Антон Валерьевич поднялся из кресла. – И все хотят нас сожрать.

— Справедливости ради, «Трудовой интернационал» нас сожрать вовсе не хочет.

— Ты уверен в этом? Да и какая разница?! Достаточно того, что они хотят использовать нас в своих целях. Одно только общение с ними уже привело к покушению на нас.

— Но ты же не предлагаешь прекратить работать с ними.

— Не предлагаю. Но факт принятия мной их предложений не делает меня слепым. Я отчётливо вижу, что это такой же фактор риска, что и остальные.

— Он может быть полезен.

— Что?

Грузов прокашлялся.

— Этот фактор может быть полезен для баланса. К тому же, они представляются мне намного более заслуживающими доверия, чем другая сторона.

— Какая именно?

— Я рассматриваю «CIR», как одну сторону.

— И это может стать твоей огромной ошибкой, Юрий Александрович.

— До сих пор у Вас не было оснований предполагать, что я могу совершить ошибку.

— И сейчас нет. Извини, возможно, я погорячился. Но ситуация действительно непонятная. Хорошо, ты их рассматриваешь как одну сторону. Но на кого они работают? На Рильке? На BND и «Пятый рейх»? Или на «New Generation»? Какие у них цели? И какое место в их планах занимает наша компания?

— Именно с этой позиции я и смотрю на вопрос. В данный момент, неважно на кого или в чьих интересах они работают. Важно, что нас они, как Вы правильно заметили, рассматривают, как ценный ресурс. Попросту – попытаются проглотить. А наша задача – не дать им этого сделать.

— Прости, Юрий Александрович, но ты узко мыслишь. Это не твоя вина; скорее это специфика деятельности. Мотивация тех, кто хочет нас проглотить, имеет огромное значение. Именно мотивация, зачастую, определяет и конкретные цели, и способы, которые будут использоваться для их достижения. К тому же, если мы сумеем понять структуру взаимоотношений между этими субъектами – возможно, у нас появится шанс сыграть на каких-то противоречиях между ними. То есть мы получим то самое пространство для манёвра, о котором говорил Василий Максимович.

— Может быть, после того, как я озадачу Яну, ей стоит встретиться с вами, Юрий Александрович?

— Отличная мысль. Поддерживаю. Только не сразу – пусть поищет, порыскает – и к Юрию Александровичу с конкретными идеями. Уверен, совместными усилиями у вас получится прийти к чему-то. Ещё есть вопросы?

— Есть. Мы обсуждали вопрос забастовок. Я встретился по этому вопросу с Даниловым – он готов взяться за разработку платформы, позволяющей предсказывать подобные события. Но ему нужны люди: специалисты по экономической статистике и СУБД, а также мощные компьютеры.

— Очень интересно. Дальше?

— Я подумал, что в качестве программиста и специалиста по базам данных прекрасно подойдёт Сергей – в последнее время, как я понимаю, у него не очень много работы. Экономист у нас тоже есть: я, помнится, просматривал личное дело Анастасии Павловны – она специализируется как раз в экономической статистике. Место работы группы я предложил бы определить наш офис на Кропоткинской – Сергею так будет вполне удобно, не придётся отрываться от основной работы, да и компьютерных мощностей там будет достаточно.

— Не вижу причин возражать. Ты всё хорошо продумал. У тебя есть возражения, Василий Максимович? Нет? Ну и ладненько.

— Ещё мы обсудили с Даниловым вопросы его безопасности. Я предложил ему помощь в обучении его охраны.

— Ну, раз уж мы работаем вместе – вполне логично. Думаю, что можно даже подойти к этому вопросу шире: и охрана, и вопросы слежки, ну и информационная безопасность. У тебя же найдутся необходимые специалисты?

— Без вопросов.

— Отвези их на нашу базу в Новленском. Думаю, там будет удобно.

55.

Данилов со своими людьми приехали на электричке на платформу «Ленинская», где их уже ждал автомобиль. Грузов встретил неомарксистов у въезда на базу отдыха, провёл в главное здание.

— Неплохо тут у вас…

— Постарались. В советское время здесь был пансионат одного московского завода. Завод разорился в девяностые, пансионат порос бурьяном. Мы купили его несколько лет назад, привели в порядок, теперь здесь отдыхают наши сотрудники и партнёры.

Грузов провёл гостей в переговорную для особых случаев: мягкие кресла, бар, уютная обстановка; предложил присесть. Гости явно чувствовали себя не в своей тарелке

— Юрий Александрович, позвольте представить наших товарищей. Тихон «Гевара» Потоцкий (на вид лет сорок-сорок пять, невысокий, поджарый, несколько похожий на опереточного героя – если бы не стальной блеск в глазах), Сергей «Морпех» Храбров (высокий, квадратная челюсть, открытый взгляд, бугры мышц под рубашкой — «поло»), Денис «Бек» Курайбеков (выше среднего роста, типичная восточная внешность, угрюмый, татуировки, свидетельствующие о сложной судьбе).

Грузов пожал гостям руки, ещё раз настойчиво предложил присесть; сел сам. Бросил выжидающий взгляд, дав понять, что готов продолжить разговор, после того, как пришедшие «приземлятся» в кресла.

— Рад, что вы приняли моё предложение. Буквально через минуту подойдут ребята, которые непосредственно будут работать с вами. Я переговорил со своим руководством, и мы решили предложить вам более широкое сотрудничество. Во-первых, это курс физической защиты. Работать с вашими людьми по этому направлению будет инструктор Илья, – Один из вошедших кивнул. – Кто у вас занимается этим?

— Я. – Поднялся один из гостей, представившийся Морпехом.

— А вы и правда морпех?

— Капитан-лейтенант запаса.

— Ясно. Второе: вопросы наружного наблюдения: организация, обнаружение, уход, – Гевара кивнул почти незаметно Беку, тот мгновенно встал. – По этому направлению будете взаимодействовать с Виктором. Думаю, вам имеет смысл перейти в соседнюю комнату и обсудить практические и организационные вопросы. В качестве места для проведения обучения я предлагаю нашу базу, где мы сейчас находимся. Заодно, ребята, проведите экскурсию по базе для наших гостей: покажите спортивный блок, гостиницу – в общем, всё по порядку. Ваши люди, в необходимом количестве, могут заехать сюда через пару недель. Мы готовы предоставить базу в ваше распоряжение насколько потребуется.

После того, как молодые люди удалились, Грузов обратился к Геваре.

— Как я понимаю, вы осуществляете общее руководство вопросами безопасности.

— Правильно понимаете.

— А ведь вы достаточно известный человек, в определённых кругах. Я о вас наслышан.

— Не сомневаюсь, что Контора собрала на меня обширное досье.

— Я не имею отношения к Конторе, как вам, должно быть, известно.

— Ой ли? По мне, так вы типичный чекист. Насмотрелся я вашего брата.

— Бывший.

— Бывших чекистов не бывает.

— И тем не менее. У вас есть ко мне какие-то претензии?

— Да все вы одинаковые. Цепные псы. Только и думаете, как схватить за глотку.

— Так уж случилось, что мы с вами делаем общее дело, и мне неприятно…

— Какие у меня могут быть общие дела с чекистами?! Я с вами всегда был и буду по разные стороны баррикад.

— В конце концов, это ваши товарищи вышли на моего шефа и предложили сотрудничество. Наша сегодняшняя встреча также была одобрена вашими товарищами.

— Я был против.

— Я так понимаю, вы человек военный?

— Представьте себе. В отличие от вас, тыловой крысы, я предостаточно нанюхался пороху.

— Отлично. Значит, вы имеете представление о дисциплине, и должны уметь подчинять личное общему. Поэтому будьте добры, прекратите этот детский сад и ведите себя подобающим образом. Помимо всего прочего, наше сотрудничество нужно, в первую очередь, вам, а не мне. Какой бы богатый опыт вы не имели, современный город – это не горы Кавказа. Хотите, чтобы ваша организация была эффективна – учитесь.

— Ладно, друзья, – Данилов решил вмешаться в разговор. – Давайте не будем горячиться. Товарищ Гевара всё понял. Да, Тихон? – Произнёс с нажимом и дождался кивка. – Вы совершенно правы, Юрий Александрович. Нам действительно предстоит ещё многому научиться.

— Есть ещё одно направление – правда, работать по нему будет проще в Москве. Это информационная безопасность. У вас есть кто-то, кто занимается этим?

Данилов и Потоцкий переглянулись.

— Представьте, есть. И вы знаете этого человека.

— Вот как? И кто же это?

— Яна Пустовойт.

— Да… Признаться, вы меня удивили.

— Ну, хоть чем-то удалось удивить вас.

— В таком случае, с вашего позволения, мы обсудим с ней этот вопрос непосредственно.

— Никаких проблем.

— И ещё. Валерий Львович, по поводу вашей экспертной группы. Вопрос также решили, предлагаю встретиться в нашем офисе на Кропоткинской, познакомлю вас с вашими сотрудниками. Приезжайте вместе с Яной – она знает, где это. Заодно и пообщаемся по поводу информационной безопасности. Ну что ж, думаю, ваши товарищи уже обсудили оргвопросы с нашими инструкторами.

— Кхм… Юрий Александрович.

— Да, Тихон.… Как вас по отчеству?

— Не важно. Я хотел бы принести свои извинения. Видите ли, общение с вашими бывшими коллегами оставило у меня массу не слишком приятных воспоминаний, так что…

— Понимаю. Извинения приняты. Надеюсь, наше сотрудничество будет успешно и покажет вам, что не стоит всех мазать одним миром.

— Я тоже на это надеюсь.

56.

Автор решил провести литературный эксперимент – или, если хотите, позволить себе небольшое литературное хулиганство.

Поэтому следующую главу читателю предлагается написать самостоятельно.

57.

Золотая осень была в самом разгаре. Свадьбу решили сыграть небольшую; гостей не было и ста человек. Но всё же с некоторым размахом: сняли особняк в ближнем Подмосковье, некогда принадлежащий одному из великих князей, стол от дорогого ресторана, престижные ведущие. Украшением зала, в котором происходило торжество, занималось известное ивент-агентство; в своё время Грузов оказал его хозяину небольшую, но весомую услугу, и тот был только рад представившейся возможности отплатить за неё. За музыкальное сопровождение отвечали лучшие джазовые музыканты страны, отобранные невестой и одобренные женихом.

Как это часто бывает на свадьбах, многие гости были незнакомы между собой, а, поскольку молодые были не такими уж и молодыми, и приглашённые ими гости также, по большей части, были возраста весьма солидного. Но хорошо накрытый стол, отличная музыка и профессионализм ведущих сделали своё дело, и через пару часов после начала мероприятия все гости, невзирая на то, с какой стороны они были приглашены, весьма непринуждённо общались между собой.

Разумеется, на свадьбу была приглашена и Виола. Отношения Маргариты с матерью до недавнего времени были весьма напряжёнными, и она не была уверена, что мать примет приглашение. Однако она приехала – да ещё и в компании спутника, импозантного и представительного, с проседью в густых волосах; скорее всего, он был моложе своей дамы. Сама Виола выглядела цветущей и даже счастливой; по видимости, её личная жизнь вполне наладилась, чему Грузов искренне порадовался: если бы она была одинокой, напряжённость между ними была бы неизбежна, тем более в такой момент. А так – всё было замечательно, они обменялись при встрече приличествующими случаю приятными и пустыми фразами, которые обычно в ходу между людьми, знакомыми, но не близко. Вряд ли бы кто-то, незнакомый с историей их взаимоотношений, мог бы предположить, что их что-то связывает.

Ещё двух родственников невесты Грузову пришлось увидеть впервые: это были дядья невесты, родной и двоюродный братья её погибшего отца. Они показались Грузову ровесниками – может быть, немного старше его. Одного их них звали Арам, и его внешний вид полностью соответствовал имени: орлиный нос, жёсткие чёрные волосы, выбритая до синевы шея над ослепительно белой рубашкой. Он был не только дядей, но и крёстным отцом Маргариты; Грузов удивился такому обстоятельству, но дядя Арам оказался православным, причём верующим. К его плохо скрываемой досаде, крестница выходила замуж без венчания, но он постарался принять её выбор – или сделал вид, что постарался. Второй же – двоюродный дядя Михаил, выглядел вполне русским, и только очень внимательный взгляд разглядел бы в его карих, почти чёрных, глазах отблеск южных ночей. Судя по их общению, они были не слишком близки. Михаил воспринимал религиозность кузена с некоторой иронией, на что Арам реагировал подчёркнуто холодно. Грузов решил, что Михаил ему интересен, и с ним непременно нужно познакомиться поближе.

Ближе к вечеру появилась возможность для этого. Они оба оказались на террасе – вышли подышать свежим воздухом.

— Хотел спросить вас, почему вы так воспринимаете брата? Возможно, это не моё дело, но, даже если вы атеист, мне кажется, не стоит так задевать его религиозные чувства.

— А с чего вы взяли, что я атеист?

— А разве нет?

— Совершенно нет.

— Тогда я тем более вас не понимаю.

— Представьте себе, для меня Бог более чем реален. И я верю в него по-настоящему, в том истинном смысле, какой имеет на самом деле слово «верить».

— А что, есть какой-то другой смысл?

— Ну, обычно под верой подразумевают допущение существования чего-то, что невозможно доказать. На этом основан старый логический трюк про то, что все люди верят – только одни верят в то, что Бог есть, а другие – что его нет. Так вот, верить в Бога и верить в то, что он есть – далеко не одно и то же.

— А что же тогда, по-вашему, означает «верить в Бога»?

— Это значит доверять себя ему, осознавать его живое присутствие в своей жизни. Не просто жить в соответствии с какими-то принципами или канонами, записанными в неких книгах – а действовать в каждом случае так, как если бы Бог руководил каждым твоим поступком, каждым движением души. Такая вера, поверьте, большая редкость.

— Не могу не согласиться. А у вас значит, вера именно такая?

— Да. Я убеждён в том, что Бог ведёт меня по жизни.

— Прямо мессианство какое-то.

— Я думаю, что Мессией может быть любой человек. Более того – каждый человек является Мессией. Только, увы, в массе своей люди отказывают себе в этом – и убивают в себе Бога.

— Должен сказать, ваши взгляды весьма оригинальны. Подозреваю, это какое-то учение для небольшого количества посвящённых?

— Как вы удачно завуалировали вопрос, не являюсь ли я участником какой-нибудь секты.

— А вы являетесь?

— Как бы вам объяснить? Последние пару десятков лет я провёл в исканиях. Я действительно был членом нескольких сект, но всякий раз разочаровывался. Во многих из них излагаются правильные вещи, по крайней мере, на первый взгляд. Но, какими бы не были идеи – я каждый раз убеждался в том, что все эти организации созданы ради удовлетворения амбиций их лидеров. И хорошо, если только ради этого: в большинстве случаев это просто мошенничество, и лидеры сект просто высасывают все соки из своих адептов, заставляют их работать на себя и раздевают до нитки. Я даже не говорю о перманентном психологическом насилии, которое царит там.

— Но есть множество примеров, когда люди, даже пришедшие буквально с улицы, строят, так сказать, карьеру, добиваются самых высот. Вам не хватило амбиций или упорства для этого?

— Дело не в упорстве или амбициях. Дело в вере. Когда тебя посещает Бог – ты это чувствуешь. Ни в одной из этих организаций испытать такого чувства мне не довелось.

— И чем же всё закончилось?

— После очередного постигшего меня разочарования я решил обратиться к Богу напрямую.

— И он ответил вам?

— Вам это кажется смешным? Представьте себе, ответил.

— И что вы сделали после этого?

— Я решил продолжить путь самостоятельно. Сейчас я подумываю о том, чтобы сформулировать свои взгляды каким-то образом, написать собственную доктрину.

— Понятно. Ни одна из сект вас не устроила, и вы решили создать собственную.

— Возможно. У вас какие-то принципиальные возражения?

— Нет.… Я просто не вижу смысла во всём этом.

— В том, чтобы служить Богу? Поверьте, смысл есть. Я ни разу не пожалел о принятом решении. С момента, когда Бог вложил в меня решимость пойти по этому пути, я постоянно чувствую его присутствие. Моё сознание открылось Всемирному Разуму.

— И вы получаете сигналы из космоса?

— Вам, вижу, это кажется смешным. Я не удивлён, и не огорчен, впрочем, нисколько. Представьте, я совершенно нормален.

— Мне кажется, это попахивает каким-то шарлатанством.

— То есть, вы не можете допустить, что кто-то может получать информацию извне?

— Да, не могу. Все эти истории про Вангу и Нострадамуса – это же жульничество чистой воды. Задним числом можно найти подтверждение чему угодно, но мне ни разу не встречались случаи, когда чьи-нибудь предсказания действительно сбывались.

— Вы хотите доказательств? Хорошо. Я вижу, что вам известно о том, что грядёт некое событие.

— О каком событии вы говорите?

— Вы меня прекрасно поняли. Землетрясение.

— А что вам известно об этом? И с чего вы взяли, что что-то известно мне?

— Я же сказал – я это увидел. Мне, представьте, известно несколько больше, чем Вам.  Землетрясение произойдёт сегодня.

— Сегодня?

— Да-да, именно сегодня. Впрочем, сколько сейчас времени? – Михаил посмотрел на часы. – Уже произошло. Здесь где-нибудь есть телевизор? Через пару минут вечерние новости.

— Наверняка. А вот, прямо за нами, в малой гостиной.

Они прошли в дом, сели в кресла, включили телевизор. Закончились рекламные ролики, прошла заставка новостной программы.

«Срочная новость. В Турции произошло небывалое землетрясение. Специалисты оценивают мощность подземных толчков минимум в 10 баллов. Стамбул практически разрушен. Количество погибших пока неизвестно – но, по-видимому, счёт идёт на сотни тысяч человек. Также нам сообщают, что толчки продолжаются. Мы будем держать вас в курсе событий».

Пока диктор передавала новость, в гостиную вошло несколько человек, услышавших звук телевизора.  Они позвали других, и вскоре комната заполнилась народом. Люди ошеломлённо смотрели в экран телевизора.

И только Грузов в упор смотрел на Михаила, который, откинувшись в кресле и сложив на груди руки, прикрыл глаза, а его губы, казалось, сложились в улыбку.

58.

Грузов понял, что, если он не сможет отдохнуть сейчас – он, пожалуй, не сможет отдохнуть никогда. К тому же, проповеди дяди Арама возымели действие: Маргарита пожелала венчаться. Грузов подумал: чтобы это действие имело хотя бы какой-то вес, совершать обряд нужно непременно в тех краях, где началось христианство.

Маргарита не возражала – даже обрадовалась.

Уже на следующий после свадьбы день самолёт нёс их на Святую Землю.
Задержек с венчанием не возникло: все договорённости сработали «в лучшем виде». Впрочем, иного Грузов и не ожидал.

Бархатный сезон в Израиле – это действительно прекрасно. Молодожены много гуляли, купались в Красном море, валялись на пляже, ходили по музеям и историческим местам. Конечно, землетрясение не оставляло их. Русскоязычные каналы, в своём огромном количестве, постоянно сообщали новости из Турции. Количество погибших быстро превысило миллион, а затем – и полтора.

В Израиле последствия турецкой трагедии ощущались по-разному. Случалось, кто-то откровенно радовался; были и такие, которые просто видели в произошедшем волю Всевышнего.
Грузов, наличествующим знанием помещённый среди имеющих оное, безмолвствовал внутри; он искренне не понимал, как относиться к этому событию, и не мог позволить себе честность даже с собой, потому как не знал, где она – честность?

Он решил дождаться знака свыше, а пока – предаться веселию, в соответствии с составленной молодой женой программой.

Но веселию не суждено было стать безудержным: не прошло и недели, как на мессенджер (точнее, на единственный и известный лишь немногим аккаунт) пришло сообщение, которое вынудило Грузова включить телефон.

— Привет, Юрий Александрович!

— И тебе не хворать, Еремей Саулович.

— Позволю себе не заметить твоей бестактности. Хотелось бы встретиться, что думаешь?

— Ты меня знаешь, всегда рад повидаться. Но, боюсь, не раньше, чем через неделю. Я не в России сейчас.

— Печально. Боюсь, через неделю уже я буду не в России.

— Что так?

— Как раз об этом я и хотел поговорить. Я уезжаю на историческую родину, и, боюсь, навсегда.

— Так я сейчас как раз в Израиле! Здесь и встретимся.

Через три дня Грузов встретил друга в аэропорту «Бен-Гурион» Глебовский отказывался изо всех сил, но Грузов отвёз его в «Hilton-Tel-Aviv», не принимая никаких возражений. Он решил внезапно, что визит старого друга является неотъемлемой частью его свадебного путешествия. Насколько это мнение было обосновано – кто знает?

Естественно, Грузов был со своей молодой женой. Она увлекла женскими разговорами Рахиль, жену Иеремии (Маргарита давно мечтала найти себе в компаньоны кого-то для походов по торговым центрам Тель-Авива, и её радость была совершенно искренней), и позволила её мужу остаться наедине с другом.

Они уединились в одном из баров израильской столицы, напоминавшем до боли московскую пивную.

— Короче, так. Папу сливают.

— Погоди, в смысле, «сливают»?

— Через пару дней, максимум, через неделю, будет опубликован предварительный доклад. Согласно этому докладу, в стамбульском землетрясении виновата Россия.

— То есть?

— То есть Россия применила тектоническое оружие против страны – члена НАТО.

— А Россия его применила?

— Ты чего, вообще, умом двинулся? Нет, конечно!

— В таком случае, я вообще не понимаю, в чем проблема. Какие-то совершенно голословные, и при том фантастические обвинения! Неужели кто-то может поверить в это?

— Представь себе, очень даже может. После всего того, что мы сделали в последние годы, после всей лжи, которую озвучивали наши официальные говорящие головы, нам вообще никто не верит. И, напротив, мир охотно верит любым обвинениям против нас.

— Но… Тектоническое оружие… Это же бред!

Глебовский замялся.

— Нет. Тектоническое оружие существует. Ну как – может существовать. Мы подозреваем, что его применили американцы в 1989 – в Спитаке. Если ты говоришь о каких-то космических лучах и тому подобных эффектах – конечно, это фантастика. Но ещё в 1960-х годах, когда появились точные геодезические карты, возникла идея тектонического оружия.

— И что же это, если не лучи из космоса?

— Всё намного проще. Зная точную карту земной поверхности, конфигурацию тектонических плит – можно инициировать тектонические процессы теми средствами, которые есть у нас в распоряжении. Можно просто с помощью водолазов или других специалистов обеспечить доставку взрывателей и взрывных устройств к месту тектонических разломов, и, таким образом, обеспечить тектонические сдвиги с помощью сравнительно малого воздействия.

— Превращение Калифорнии в остров?

— Это одна из идей. Там, кстати, дело вовсе не в Калифорнии, если хочешь знать…

— Не хочу! Так это вы?

— Говорю же тебе, нет. Мы, естественно, знали об этом. Много, кто знал.

— И что?

— И то, что папу теперь сливают – вот для чего я хотел встретиться с тобой, и вот, что тебе нужно знать.

— Что значит «сливают»?

— А то, что ближайшие пару дней он объявит о своей отставке.

— Я устал, я мухожук?

— Типа того. Меня уже предупредили – начнётся охота на ведьм.

— Кто её начнёт?

— Отличный вопрос. В любой другой ситуации, похожей на эту, был бы очень кстати. Но не сейчас.

— Так, ладно. Рулить-то, кто будет? Если даже ты сливаешься?

— Не знаю. Правда, не знаю. Знал бы – не уехал бы. Попробовал бы договориться. Ты меня знаешь – с нынешними я договориться сумел.

— Ты так говоришь, как будто инопланетяне высадятся.

— Хочешь обидеть меня? Валяй. Но я тебе, по дружбе, выложил всё, что знаю. Узнаешь что-то ещё – буду рад ответной любезности.

Грузову никогда не приходилось раньше видеть товарища таким озабоченным; даже в той операции – когда они познакомились – он таким не был. А задача тогда стояла поистине серьёзная; мозги закипали. Но Еремей проявил себя блестящим аналитиком. И только благодаря ему операция прошла успешно.

Сегодня же – Грузов видел – его друг был растерян. Грузов бы даже сказал: «напуган».

Если бы мог допустить, что его друг может быть напуган.

59.

Однако, за те пару дней, о которых говорил Глебовский, ничего подобного не произошло. Юрий Александрович внимательно следил за новостями. Президент на экране практически не появлялся; лишь иногда принимал в Кремле некоторых чиновников. Заметной фигурой стал министр МЧС – его показывали регулярно в связи с поставками в Турцию гуманитарной помощи. Россия откликнулась на турецкие события одной из первых, и борта МЧС с продуктами, стройматериалами и товарами первой необходимости летали в турецкие аэропорты чуть ли не так же часто, как ранее – туристические чартеры. Впрочем, как понимал Грузов, вряд ли даже столь масштабная акция кого-то убедит в искренности добрых намерений Москвы, когда «пойдёт волна». Самой примечательной новостью был визит в Москву бывшего госсекретаря США и старого антисоветчика, с которым президента связывали давние отношения. На следующий день после его отъезда президент отправил в отставку правительство и назначил на должность премьер-министра своего старого питерского друга, имевшего, к тому же, репутацию фрондёра и оппозиционера.

Грузов с супругой спокойно отдохнули ещё неделю на святой земле, и вернулись на родину.

Москва встретила тревожно. Вроде бы, ничего не происходило – но в воздухе витало напряжение. Обстановка напомнила конец 80-х: никаких внешних изменений, всё по-прежнему, но что-то неуловимо поменялось; точнее – готово поменяться. Кажется, ещё чуть-чуть – и всё; стены ещё стоят – но волны, разбивающиеся о них, ведут свою разрушительную работу, и чуткое ухо различит за гулом волн новый, незнакомый звук: шорох расходящихся камней, треск разрушающегося цемента. Через какое-то время этот звук услышат все, а затем – всё рухнет во мгновение, и мутная лавина понесётся, сметая всё на своём пути.

Пока же – только первые звоночки. Закрылось несколько крупных банков, связанных, как было известно в определённых кругах, с президентом и его окружением; с экранов телевизоров исчезли губернаторы и министры, да и новости почти исчезли. На экономическом форуме в Вероне были замечены несколько российских олигархов, генералов бизнеса; им выдали временные визы, в обход персональных санкций. Новый премьер-министр отправился с официальным визитом в Китай, заодно приняв участие во встрече глав правительств стран АТР.

Это «ж-ж-ж» неспроста, подумал Грузов.

У него не было сомнений в степени информированности друга. Очевидно, что дело было исключительно в том, что процесс согласования условий сдачи занял гораздо больше времени, чем думали изначально. Он и понятно: слишком много интересов, сторон, возможных последствий. Не приходилось сомневаться, что по основным пунктам договорённость уже достигнута, и сейчас шла торговля за какие-то значимые для фигурантов, но, в целом, незначительные вещи.

О том, что финал близится, Грузову стало понятно, когда впервые появился вброс о тектоническом оружии. Самый жёлтый канал на телевидении  посвятил этому целую программу. Впрочем, её размещение в эфире – между расследованием о лешем, который триста лет кряду насилует девственниц в Кусково и репортажем о бабушке из Саратова, телепатически общающейся с кошками – однозначно указывало на то, как именно обыватель должен относиться к таким известиям. Сами известия не заставили себя ждать.

Сбежавший несколько лет назад во Францию полковник ФСБ Юрий Жарков дал интервью, в котором выступил «с сенсационным заявлением» о том, что в Анатолийском землетрясении виновны его бывшие коллеги. Перебежчик напомнил, что, буквально за пару недель до землетрясения в Стамбуле был подписан протокол о строительстве газопровода из Катара в Европу в обход России и возведении терминала для сжиженного природного газа в стамбульском порту. По словам бывшего разведчика, нефтегазовые олигархи из России никак не могли допустить такого строительства, которое существенно нарушило бы их интересы, и было принято решение сорвать эту «стройку века» любой ценой, не считаясь ни с чем.

Грузов когда-то был знаком с Жарковым, который обладал выдающимися аналитическими способностями. Правда, порой Жарков несколько увлекался логическими построениями и заигрывался, теряя связь с реальностью, в результате чего Грузову порой казалось, что его тёзка немного «не в себе». А после бегства на Запад того и вовсе, что называется, понесло: он регулярно выступал с заявлениями, в которых позволял себе совершенно фантастические утверждения. Часть из них, впрочем – Грузов знал это – была правдой, часть – почти правдой. Но в данный момент это было совершенно не важно: главное, что идея озвучена, вброшена в массовое сознание, и при том вполне обоснована логически. А, значит, не имеет никакого значения, насколько она соответствует действительности. Процесс, как говорится, пошёл, и за первой ласточкой неизменно потянутся другие. Грузов не сомневался, что цель у этого вброса только одна: поторопить «кремлёвских», которые, видимо, затягивали процесс.

Был и ещё один фактор, который невозможно было игнорировать. В момент подписания меморандума о газовом маршруте в Чёрное море была введена группа судов 6-го флота ВМС США. Формально, это никак не было связано с событиями в Турции – американские моряки прибыли в Николаев для участия в неких военных учениях совместно с вооружёнными силами Украины. Но поверить в подобное совпадение было трудно; российские политологи ещё тогда заявляли, что стамбульский меморандум подписан под давлением США. Теперь же, после землетрясения, американские суда оказались фактически заперты в Чёрном море; никто не рискнул бы, без предварительного детального обследования рельефа, плыть через проливы. Американских кораблей было немного – количеством группа заметно уступала группировке Черноморского Флота РФ, зато, по расчётам экспертов, её совокупная боевая мощь превосходила российскую чуть ли не вдвое. Флагманом группы выступал авианосец; таким образом, в непосредственной близи российских берегов оказался серьёзный военно-морской кулак США, дополненный авиационным звеном.

Находясь за границей, Грузов регулярно созванивался с шефом и сообщал ему всё, что было известно, включая и свои соображения. Теперь же, по приезду домой, настало время встретиться и обсудить сложившуюся ситуацию. К удивлению Антона Валерьевича (а именно его Грузов продолжал считать своим шефом, несмотря на произошедшую смену руководства компании), Грузов предложил пригласить к участию в совещании Данилова. С ним всё равно, так или иначе, нужно было бы встретиться, в надежде, что появились какие-нибудь результаты работы его группы. Поэтому Юрий Александрович решил, что будет правильно, если шеф узнает об этом из первых рук, а не с его слов. Если же никаких результатов не будет – опять же, шеф убедится в этом сам, и никто не заподозрит его, как куратора, в попытках ставить палки в колёса их сотрудничеству. Помимо этого, явно ожидались большие и серьёзные события, и знать позицию Данилова и планы его людей будет точно не лишним.

Впрочем, Антон Валерьевич легко согласился на участие Данилова, так что припасённые аргументы Грузову не пригодились.

60.

Встретиться решили на Кропоткинской. Грузов попросил слова первым и обрисовал ситуацию, сообщив собравшимся известные ему сведения и собственные выводы. После минутной паузы слово взял Антон Валерьевич.

— Что ж, ситуация, в целом, понятна. В ближайшее время президент объявит о своей отставке, будут назначены выборы. И что? Очевидно, что новый премьер – фигура временная, переходная. Его задача – подготовить трон. Но для кого?

— Тут прошла информация, что Михаил Платонович возвращается в Россию.

— МПХ? Василий, это несерьёзно. Он еврей, а еврей никогда не будет президентом России.

— Никогда не был – ещё не значит, что никогда не будет. Времена меняются. Но я, пожалуй, соглашусь. Да и не по характеру это Хитровскому. В его стиле сидеть за сценой. Значит, его кто-то будет представлять.

— И кто же?

— Да фиг его знает. Тот же Гальцев, к примеру. Зуб даю, он тоже в страну вернётся.

— Ну а Вы что скажете, Валерий Львович?

— Я думаю, что это всё спектакль. И власть, так или иначе, останется у олигархов и капиталистов. Просто у них будут другие фамилии.

— То есть, по-вашему, ничего не изменится?

— Очень надеюсь, что изменится.

— Вам не кажется, что Вы себе противоречите?

— Не кажется. Я надеюсь – и даже рассчитываю – что попытка сохранить всё, как есть, провалится.

— И что же помешает это сделать?

— История. Объективные Исторические Законы. Режим себя изжил, даже более того – само государство себя изжило, в его существующем виде. Так или иначе, на смену ему придёт нечто иное. А вот каким оно будет – зависит от нас.

— Постойте, Данилов, – в разговор решил вмешаться Грузов. – Вы говорите о некоей попытке сохранить всё «как есть». А чья эта попытка? Американцев и их ставленников, которые решили свергнуть президента?

— В том-то и дело, что никто никого не свергает. Это просто глобальный спектакль. Нужно обнулить ситуацию в России – дальше так продолжаться не может. Если не сделать фейковую революцию, грядёт настоящая. Все оранжевые революции для того и делались: дабы не допустить красной революции, стравить пар. Их творцы гордятся тем, что эти революции обычно малокровны; но ведь и результата они не приносят! Власть остаётся в руках всё тех же жуликов и воров, иногда – более хитрых, а значит – и более опасных. Народу-то от этого всего что? Одно моральное удовлетворение, причём за собственный счёт. Потому как сразу же после революции начинаются призывы затянуть пояса и так далее – и никто не задаётся вопросом: а где всё то украденное, о котором было столько разговоров? Почему его не возвращают? Такие разговоры не то что не поощряются – караются. Как минимум, заговором молчания. И возникает вопрос: а не специально ли это делается, именно в такой форме, чтобы просто легитимизировать уже состоявшуюся кражу?

— Вы предлагаете всё отнять и поделить?

— Не просто предлагаю. Я заявляю об этом действе как о неизбежном и необходимом ради справедливости, ради того, чтобы революция имела смысл. И более того: я полагаю необходимым судебное преследование по отношению к жуликам и ворам, даже по тем законам, которые были на момент совершения преступлений. И применения максимальных наказаний безо всяких снисхождений, в полном соответствии с соответствующими статьями уголовного кодекса РФ.

— То есть, если подобные меры будут приняты – вы примете эту революцию?

— Да. Но они не будут приняты этой революцией. Потому что никто не будет ронять топор себе на ногу. Там нет невиновных. Там все воры и жулики, вне зависимости от политических пристрастий. Они все представляют собой единый класс, более того, в нашей реальности – ещё и коллаборационистский по сути. Страна разобрана на части и отдана на откуп транснациональным корпорациям, а они всего лишь агенты мирового капитала. И даже те из них, кто искренне полагает себя патриотом – на деле также работает на мировой капитал. Поэтому у них и семьи на западе, и деньги они туда переводят, и недвижимость там скупают.

— Вас послушать, так президент сам себя решил свергнуть.

— Да нет никакого президента, ну, по крайней мере, в том понимании, в котором это обычно понимается. Есть человек, исполняющий роль президента. Есть другой человек, исполняющий обязанности оппозиционера. И так далее. Это спектакль, понимаете? У них есть, конечно, некоторая свобода действий – но самой сценой они принуждены к тому, чтобы действовать определённым образом. Им не надо для этого получать директивы; их роль прекрасно выполняют правильно составленные аналитические записки.

— Это всё – предположения. Нет никаких доказательств такой связи.

— Думаете? Кто там, Вы говорили, главный оппозиционер, этот Парвус наших дней? Хитровский? Он был в своё время создателем крупнейшего российского банка, одним из трёх. Из двух других один сбежал на историческую родину, а второй – никто иной, как многолетний секретарь президента Дудаев. Они дружат с детства, и вместе начинали бизнес.

— И в тюрьму на пятнадцать лет Хитровский тоже сам себя посадил? Чтобы заработать имидж?

— Да нет, конечно.… Но для тех, кто им манипулирует – это ведь пустяк, на самом деле. Это не им же пришлось сидеть пятнадцать лет.

— Ну и кто это?

— А вот это интересный вопрос. И в его изучении у нас есть шанс хорошо продвинуться. Я предлагаю продолжить Яне.

— Да. Спасибо, Валерий Львович. Наша группа, как всем здесь известно, занимается исследованиями в области рабочего и забастовочного движения. Одним из существенных факторов в этой работе – это фактор экономических взаимосвязей между предприятиями, как в своей сфере, так и в иных секторах экономики. В России эти взаимосвязи имеют свою специфику. Так или иначе, большинство крупных предприятий России входят в холдинги. Это изначально было обусловлено структурой производственных комплексов, и для обеспечения более-менее стабильной работы главного предприятия всегда выстраивается цепочка, в которую входят поставщики ресурсов и потребители продукции. В последствии предприятие обрастает прочими службами, появляются новые задачи, решать которые проще, используя собственное оборудование, и так далее. Помимо этого есть и иные социальные факторы, а именно – формальные и неформальные связи между собственниками. С учётом этого фактора, можно говорить о том, что монополизировано крупными собственниками до 95 процентов отечественного рынка.

Естественно, в последние два десятилетия происходило проникновение на российские рынки транснациональных компаний. Какие-то из них вошли на наш рынок, так сказать, в натуре, какие-то – опосредовано, через приобретение местных брендов и предприятий. Также распространённым явлением является вывод капитала различными способами. Одним из способов, объединяющих эти два обстоятельства, является акционирование предприятия и последующее его слияние с зарубежными акционерными обществами, что позволяет смешать капиталы и более творчески подойти к вопросам кадровой политики и общего руководства компанией.

Так или иначе, если исходить из предложенной Валерием Львовичем парадигмы, если мы внимательно будем отслеживать порядок смены собственников основных активов в стране, вычислять реальных бенефициантов этого процесса – мы сможем определить тех, кто заказывает музыку

— И чует моё сердце, что среди них мы непременно встретим знакомых…

61.

Грузов приехал в штаб – так особняк на Кропоткинской прозвала Яна – следующим утром.

Группа Данилова работала вовсю: в комнате был тот самый строгий творческий беспорядок, который отличает хорошо слаженные команды. Грузов отозвал Данилова, и они отошли в отдельный кабинет.

— У меня остались вопросы, Валерий Львович.

— Задавайте.

— Как там результаты работы Вашей группы? Есть что-нибудь? Не подумайте, что я давлю – но, сами понимаете, время летит, так что…

— Понимаю, понимаю. Ну какие результаты? Мы только заканчиваем ввод данных для первого этапа расчётов. В целом, нам удалось выделить ведущие тренды, определить параметры, имеющие критическую значимость. К тому же, политическая ситуация….

— Нестабильна, понимаю. И всё же?

— Кое-что есть. Самое правильное поведение сейчас для собственников активов – это делать вид, что ничего не произошло. Продолжать работать по-прежнему. С одной стороны, это гарантирует от обвинений в предвзятости, с другой – позволяет подойти к моменту возможного расставания с имуществом во всеоружии и с максимальной капитализацией. Но, с другой – есть фактор политики. Поскольку передел собственности неизбежен, кто-то всё равно её лишится. И выбор того, кто именно окажется в проигрыше, представляет собой исключительно политическое решение. Как я говорил, среди правящего класса нет невиновных; они все повязаны, все преступники. Следовательно, судить исключительно по закону победители не смогут себе позволить. Отказаться от передела вовсе ради сохранения стабильности системы было бы идеально, но логика событий не предполагает такого исхода. Значит, будут какие-то промежуточные решения. И весь вопрос в том, кто именно попадёт «под раздачу». А решаться этот вопрос будет после того, как будет решён вопрос о власти. Ну, а там можно предполагать что угодно: любые неформальные взаимодействия между участниками процесса могут дать начало самым вычурным связям и отношениям. Количество факторов возрастает неимоверно, и предполагать что-либо становится бессмысленно.

Правда, есть ещё один момент. Правильное поведение – не значит что реальное. Увы, далеко не всегда люди ведут себя рационально. Особенно в критической ситуации. Возможны срывы. Особенно, это касается тех, кто воровал особенно много или слишком открыто. Понятно, что таких сольют почти при любом раскладе, и они это знают. Я пришлю Вам список предприятий, владельцы которых в группе риска.

— Ну, хоть что-то. Это всё?

— Есть ещё пара рекомендаций для Вашего руководства, если позволите.

— Конечно, говорите.

— У уходящего режима были некоторые договорённости с другими странами. Очевидно, теперь они будут отменены или, как минимум, будут серьёзно пересмотрены. В частности, это касается Китая. В этой стране государство очень сильно, и ничего не делается без его ведома. Именно государство сдерживало экспансию китайского бизнеса во многих отраслях промышленности в ряде стран, включая Россию, и причины этого сдерживания – исключительно политические. Теперь, когда вектор внешней политики с большой вероятностью приобретёт открытый прозападный характер, такое сдерживание исчезнет. Поэтому стоит ожидать расширенной китайской экспансии в России, причём – конкретно в производственный сектор. Так что – ждите конкурентов.

— Как именно будет происходить эта экспансия?

— Вероятно, путём скупки предприятий, их последующей модернизации, в перспективе, с заменой персонала на свой, китайский. Сначала – менеджмента, а затем и рядовых сотрудников.

— У вас есть конкретные наработки на этот счёт?

— Стоит ожидать наступления «по всем фронтам», но нас интересует, как я понимаю, тот сектор, в котором работает ваша компания: производство 3d-принтеров. Таких готовых заводов в России нет, кроме вашего, поэтому будут приобретаться близкие по профилю предприятия – электромеханические и станкостроительные предприятия. Таких в России, правда, тоже немного. Но вот, к примеру, в Иваново есть и станкостроительный, и электромеханический завод. Вполне можно ожидать, что в ближайшее время они сменят собственников. Только, опять же, не стоит ждать, что китайцы появятся на предприятии уже завтра. Скорее всего, они будут действовать через подставные компании.

— И что же мы можем сделать в этой ситуации?

— Увы, немного. Внимательно отслеживать все движения, не только по ивановским заводам, но и в других регионах, не позволить провести сделку «в тихую», а там – вплоть до самых активных действий, включая саботаж и уничтожение имущества. Руками работников предприятий, разумеется; ведь именно они, в итоге, пострадают, оставшись без работы.

— Есть ещё рекомендации?

— Да. Я бы посоветовал ассиметричный ответ, и даже предупредительные действия. Вам нужно приобрести полимерное производство для своих целей. Во-первых, это позволит производить полимеры с заданными свойствами. Во-вторых – в полной мере обеспечить заказчиков всем необходимым, не только оборудованием, но и расходными материалами. Рынок сейчас весьма волатилен, так что есть возможности приобрести какие-то активы по цене значительно ниже реальной.

— Чувствую, что и здесь у Вас есть конкретные рекомендации.

— Действительно, есть. Я пришлю Вам материалы на электронную почту. Неплохой завод, стабильно работающий, нынешний собственник – нефтяная компания, для неё это непрофильный актив, от которого она избавится без особых сожалений. Конечно, потребуется модернизация, но, в принципе, её можно проводить поэтапно, структура предприятия позволяет.

— Так или иначе, я не уверен, что у моей компании есть свободные средства в нужном объёме для приобретения подобных активов.

— Уверяю Вас, есть… ммм… определённые возможности, позволяющие рассчитывать на сговорчивость нынешних хозяев. Если предприятие становится убыточным, или возникает риск его утратить вовсе, отдать, так сказать, даром – это весьма подстёгивает людей            к переговорам. Немного поработать в этом направлении – и они сами начнут искать, кому спихнуть токсичный актив. Особенно, в нынешних условиях.

— И как же это сделать?

— Для начала, можно, организовать забастовку на предприятии.

— Вам это под силу?

— Я, конечно, мог бы сейчас расписать Вам профессионализм наших активистов и чудесную силу наших методик, но всё намного проще. У нас уже есть на предприятии довольно боевая ячейка. Её нужно только активизировать.

— Что для этого нужно?

— В первую очередь, деньги. На время забастовки рабочие должны продолжать получать деньги на уровне своей зарплаты – только тогда можно быть уверенным, что они не сдадутся. Плюс зарплату активистам, чтобы их жёны из дому не выгнали. Поверьте, это весьма нелёгкий труд, и времени ни на что не остаётся.

— Вы предлагаете платить зарплату всему заводу? Это же уйма денег!

— У рабочих не такая большая зарплата. К тому же, речь идёт только о двух цехах; если они встанут, встанет весь завод, так или иначе. Остальным придётся присоединиться к забастовке. Да и платить нужно будет пару месяцев, от силы. Все цифры я скину Вам вместе с информацией о предприятии – всё, что у нас есть на данный момент. Обсудите этот вопрос с руководством. Мы, со своей стороны, готовы начать, как только получим отмашку от вас.

Грузову предложения показались интересными и разумными. Данилов и его люди виделись ему, положа руку на сердце, бездельниками, ни к чему не пригодными горлопанами и демагогами. Если идея Данилова сработает – значит, он ошибался. И Юрий Александрович поймал себя на мысли, что хотел бы ошибиться.

62.

Антон Валерьевич ждал Грузова в главном офисе, в своём кабинете. Новый кабинет практически не отличался от директорского, разве что не было секретарши. Но Антон Валерьевич прекрасно обходился и без неё.

Они поприветствовали друг друга, и Юрий Александрович перешёл к делу.

— Я ещё раз встретился сегодня с Даниловым…

— Не доверяешь ему?

— Не знаю. А Вы считаете, я должен ему доверять?

— Я считаю, что самое важное – беспристрастность. Это качество всегда тебя отличало. Но по отношению к Данилову и его людям ты, как мне кажется, относишься предвзято.

— Не буду отрицать. Но сегодня Данилов меня несколько удивил, и есть вероятность, что я изменю своё мнение.

Грузов донёс до шефа анализ ситуации и  предложения Данилова. Антон Валерьевич отнёсся к этой информации с интересом.

— Значит, Данилов предлагает нам помощь в рейдерском захвате?

— Я бы не стал это так называть. Речь всё же идёт о сделке, сравнительно честной. Он не предлагает  ничего отбирать у нынешних собственников бесплатно.

— Пусть так. Но возникает ряд проблем. Главная из них – наши немецкие друзья. Они не должны ничего знать о том, что мы приобретаем такой актив. По крайней мере, до того момента, пока мы не закончим с ними работать. Они ребята дотошные и информированные; если им станет что-то известно, они с нас, боюсь, не слезут. А значит, нужно подобрать номинального собственника, который – по крайней мере, формально – никак не будет с нами связан.  Ладно, подумаем над этим; время есть. Как сказал Данилов, он рассчитывает забастовку на пару месяцев? То есть, сделку по приобретению заводу мы закроем где-то к Новому году.

— Получается, так.

— И Данилов не прогнозирует никаких серьёзных подвижек до этого времени, как я понимаю. Исходя из твоего рассказа, всё самое интересное ждёт нас после новых выборов – когда уже будет понятно, у кого в руках власть. Хотя я бы не стал исключать, что кое-кто захочет половить рыбку в мутной воде, не дожидаясь этого момента. В стране немало людей, у которых есть деньги, и которым не давали дороги, задавливая административным ресурсом. В нынешней ситуации они наверняка увидят для себя новые возможности, вне зависимости от политических прогнозов.

— У таких людей будет определённый простор для действий. Данилов прислал нам список предприятий, по которым, по его мнению, есть повышенный риск экстренной смены собственников.

— Как ты понимаешь, мы тоже попадаем в категорию «таких людей». Из чего прямо следует вывод о том, что на этих предприятиях могут происходить схожие процессы: забастовки и так далее. Данилов, уверен, не единственный человек, способный предложить подобные услуги. И воспользоваться ими желающие найдутся. Значит, процесс, с большой вероятностью, примет системный характер. Так может нам изначально воспринимать ситуацию именно в этом ключе, действовать, так сказать, сразу на более высоком уровне?

— И какие конкретно шаги вы думаете предпринять в этом направлении?

— Пока я только думаю. Но нам обязательно нужно будет обсудить это всем вместе.

— То есть предложение Данилова Вы принимаете?

— Почему нет? Конечно, необходимо решение нашего директора. Но, уверен, Василий не будет против. Да, вот ещё: может быть, нам подтянуть к этому наших итальянских друзей? Как думаешь?

— В каком виде?

— Ну, если планируется забастовка – так, может, сделать какую-нибудь там международную акцию солидарности? Ну и по России, конечно, эта забастовка не должна быть единичной. Дерево нужно прятать в лесу.

— Вы хотите, чтобы я к ним съездил?

— Нет, ни в коем случае. Не стоит рисковать из-за пустяков. Лучше организуй мне защищённый сеанс связи с итальянцами. И поскорее. Нет. Сначала я поговорю с Василием – в любом случае, не стоит ничего делать за его спиной. К тому же, возможно, он захочет принять участие. Свяжись предварительно с ними и всё подготовь, ориентируйся на завтра, вечером скажу точно.

— Тему разговора как-то обозначать?

— Скажи, что возникли вопросы по строительству яхты[1].

— Понял, всё сделаю.

Теперь, когда образовался некий круг задач, стало несколько проще. Грузов всегда чувствовал себя гораздо уверенней, когда перед ним стояла конкретная задача. Сложностей он не боялся, к неопределённости относился нормально. Спокойно воспринимал необходимость действовать на свой страх и риск, и никогда не боялся брать на себя ответственность. Но при этом категорически не  выносил ситуации, когда не была достаточно ясно определена цель. «Пойди туда – не знаю куда» – задача для дурака, а дураком Грузов не был и чувствовать себя дураком не любил.

Юрий Александрович был человеком долга. Сначала он искренне служил Стране. Когда Страны не стало, он продолжал служить по инерции, стараясь видеть в службе – осколок Страны. Когда ему стало очевидна тщетность этих стараний – ушёл без сожалений. Какое-то время проработал в частной компании, которую основал вместе со своим сослуживцем, но свободное плавание было явно не для него. Он ничего не говорил компаньону, продолжал чётко исполнять свои обязанности. Но подсознательно искал того, кому мог бы служить верой и правдой.

Конечно, служба в ФСБ имела свои положительные стороны, и, пожалуй, главная из них – доступ к информации. Искать клиентов долго не приходилось, расставания же были редки. Фирма достаточно быстро раскрутилась, заняла определённое положение на рынке, клиенты становились всё солиднее. В один прекрасный (и для Грузова это было отнюдь не просто словом) день они стали работать с «Нессом».

Буквально через пару месяцев Юрий Александрович понял, что нашёл в лице Антона Валерьевича того самого сюзерена, который был ему необходим: умного, решительного, нестандартно мыслящего и всегда знающего, что нужно делать. К моменту завершения контракта он уже успел сойтись довольно близко с будущим шефом, и тот, к вящему удовольствию Грузова, предложил ему перейти в «Несс» на постоянную работу, создав в компании собственную службу безопасности.  Он без раздумья разошёлся с компаньоном, согласившись на все его условия, и перешёл работать к Антону Валерьевичу, о чём впоследствии ни разу не пожалел.

Именно его, несмотря на кадровые перестановки, Грузов продолжал считать своим шефом. Это не значит, что к Василию Максимовичу он относился хуже; однако быть слугой двух господ Грузов не умел, и предавать – тоже. Поэтому он, собственно, и не задумывался над тем, кто его начальник. Это было очевидно и так.

За последние полгода шеф как будто нащупывал путь в тумане. Но сейчас Грузов видел, что тот возвращается в привычную форму. Шеф знает, что делать: цели ясны, задачи определены. И совершенно не важно, какие бури лютуют «за бортом».

63.

На следующий день Грузова вызвал к себе новый директор.

В кабинете ничего не поменялось – кроме кресла, которое Василий заменил на более дорогое  и современное. Как оказалось – заменено было не только директорское кресло: Василий Максимович предложил Грузову присесть за журнальный столик, и тот почувствовал, как мебельный шедевр обнимает его.

Новый босс наблюдал за реакцией вошедшего Грузова, стоя у стойки бара и наливая «Багратион» в бокалы чешского стекла. Он поднёс бокалы к столику и предложил гостю. Затем – откинулся в кресле и, не торопясь, сделал несколько небольших глотков. Грузову показалось, что директор несколько нетрезв, но он решил, что его это не касается. Он также сделал пару глотков, не нарушая тишины и предлагая начальнику сделать первый ход.

— А ты хорош, Юрий Александрович – с некоторым восхищением в голосе вздохнул Василий Максимович. – Не возражаешь, если я на «ты»?

— Как Вам будет угодно, Василий Максимович.

— Холоден ты со мной, Юрий Александрович. Этой… как её… душевности у тебя не хватает! Небось, с Антоном Валерьевичем не так разговариваешь?

— В данный момент моим начальником являетесь Вы. Вас что-то не устраивает в моей работе?

— Ну, вот, опять. Чего ты ерепенишься на ровном месте?

— Простите?

— Ладно-ладно. Я всё понимаю. Ты верен Антону Валерьевичу, как настоящий сторожевой пёс.

В устах Василия Максимовича это почему-то прозвучало оскорбительно, но Грузов решил не реагировать никак.

— Я верен Компании.

— Да-да. А Компания для тебя – это Светочев.

— Я Вас не понимаю.

— Всё ты понимаешь. Ну да ладно, разговор не об этом. Будешь коньяку ещё? Ну, как хочешь. Ты мне другое скажи. Вот ты ведь у нас – образец законопослушности, так? Полжизни провёл на охране государства. А теперь что?

— Что теперь?

— А теперь ты стакнулся с человеком, который с этим государством воюет, и даже отсидел за это.

— Вы про Данилова? Все понимают, что Данилова посадили специально, и он никаких преступлений не совершал.

— Твои друзья посадили, между прочим.

— Какие друзья?

— Не придирайся к словам. Пусть не друзья – коллеги.

— Это не делает его посадку более законной.

— А когда твоих друзей – прости, коллег – интересовала законность? У вас же – высшие интересы, нет?

— Пусть так. Что конкретно Вы хотите сказать?

— А то, что ты, долгие годы верой и правдой служивший государству – связался с человеком, которого это государство считает врагом.

— Если уж на то пошло, я служил другому государству.

— И этому тоже служил, не отпирайся. Ну и как так получилось?

— Я, как Вы изволили выразиться, «связался» с ним отнюдь не по своей воле. У меня было указание начальника работать с ним. Никаких Ваших директив, противоречащих этим указанием, также не поступало.

— Верно. Не поступало. А если бы поступило?

— Исполнил бы.

В это момент в кабинет вошёл Антон Валерьевич.

— О чём спорим?

— Да вот, пытаюсь добиться от Юрия Александровича однозначного и понятного ответа: как так получилось, что он, профессиональный защитник государства, связался с его врагами?

— Это ты про Данилова и его людей? Между прочим, если ты вдруг позабыл, мы познакомились с ними благодаря тебе.

— Да ничего я не позабыл. Просто… сомневаюсь. Может быть, напрасно я это сделал?

— Не ссы, Василий. Прорвёмся. А Юрий Александрович нас непременно подстрахует. Да, Юрий Александрович?

— Что-то я не чувствую достаточно уверенности в этом.

— А это ты зря, Василий Максимович. В людей нужно верить. Если ты хочешь, чтобы люди были эффективны в работе на тебя – ты должен верить как минимум, в две вещи: во-первых, в то, что человек способен выполнить поставленную задачу, а во-вторых, что он достаточно мотивирован для этого. Что он не спрыгнет, не предаст, не сольётся при первом скачке. И, чем больше ответственности ты возлагаешь на человека – тем больше должна быть твоя вера в него. На этом зиждется искусство управления.

— Я всегда думал, что управление – это наука.

— Управление, как наука, зиждется немного на других вещах. Но одно другому не мешает. Хороший менеджер должен овладеть и тем и другим. А вообще – не понимаю твоего уныния. Всё же идёт хорошо!

— Особенно хорошо то, что мы готовимся к рейдерскому захвату.

— Ой, я тебя умоляю. Какому захвату? Мы просто купим предприятие. Кстати, ты нашёл будущего собственника?

— Пока нет. Это самый настоящий захват, и ты об этом знаешь.

— Не согласен с тобой. Всё законно. Ведь так, Юрий Александрович?

— Пока что не происходило ничего, что позволило бы нас в чём-то обвинить.

— Ключевое слово – пока.

— Перестань, Василий Максимович. Чего ты боишься?

— Сидеть не хочу.

— Никто не хочет. И не будет. Мы никакого отношения к рабочему движению не имеем, к забастовкам не причастны. Итальянские товарищи уже сказали, что готовы синхронизироваться с нами. К тому же, ты сам говорил, что нам необходимо расти. А это – тоже рост. Более того – этот завод нам действительно нужен. Собственное производство полимеров существенно сократит наши издержки и позволит  более эффективно конкурировать с китайцами.

— С китайцами бесполезно конкурировать. Они кого хочешь проглотят.

— Это ещё бабушка надвое сказала. Мы ещё поборемся. Может, в будущем, при наших детях это и произойдёт. Но я без боя сдаваться не намерен. И очень надеюсь, что ты тоже. Выше нос! В конце концов, из нас двоих прагматиком и скептиком всегда был я.

— Сдаётся мне, из нас двоих скептиком был директор.

— А, вот как. Груз ответственности придавил?

— Есть немного.

— Не парься. Это пройдёт. Попробуй думать конструктивно. Может быть, есть какие-то идеи?

— Ну, не знаю. По поводу Курска несколько идей. Во-первых, речь ведь идёт о химическом производстве. А, значит, там наверняка есть экологические проблемы.

— Очень хорошо. Нужно обязательно прокачать эту ситуацию.

— Только осторожно; если мы планируем его получить, не получить бы и букет проблем вдогонку.

— А мы предложим программу установки каких-нибудь очистных сооружений. Нужно всё посчитать. Это, конечно, повлечёт дополнительные расходы, но, с другой стороны, нужно делать что-то и для людей. В любом случае, было бы неплохо иметь в городе своего человека. Есть предложения?

— Нужно подумать.

— Вот и подумайте. Тебя, Юрий Александрович, это тоже касается. Оставь нас, пожалуйста, вдвоём с Василием Максимовичем, на пару минут.

Грузов вышел из кабинета и прикрыл дверь. Последнее, что ему довелось услышать – это призыв Антона Валерьевича к Василию Максимовичу ограничить употребление алкоголя.

64.

Тем временем события в стране продолжали течь своим чередом. Президент, наконец-то, ушёл в отставку. Оппозиция провела большой праздничный митинг с гуляниями по Тверской; впервые безо всякого уведомления, и – никаких задержаний. Полицейского на улице вообще было встретить сложно, не говоря уже о митингах. Были отдельные горячие головы, призывавшие идти и брать Кремль, пока власть в растерянности. Но они быстро были остужены умелыми лидерами, желавшими оставить революцию бархатной.

Вся власть в стране перешла к Правительству. Государственная Дума не собиралась. Представители оппозиционных партий много раз призывали к созыву заседания, но большинство, принадлежащее формально правящей партии, просто саботировало работу, не являясь на заседания.

Секретарь Совета Безопасности выразил готовность уйти в отставку, предложив этот пост Бывшему Президенту, но тот отказался от предложенной чести – поговаривали, что после убедительного звонка из-за речки.

Выборы сперва назначили, как и положено, через три месяца. Но радикальная часть оппозиции вывела на улицы людей и потребовала полного и кардинального пересмотра избирательного законодательства. Впервые о себе заявил Союз граждан России (выросший из Союза избирателей). После консультации с оппозицией избирательные комиссии всех уровней были расформированы, и объявлен новый набор в них. Непременным условием включения в избирательную комиссию было отсутствие какого-либо опыта работы в избиркомах и отсутствие членства в политических партиях. В случае избыточного количества кандидатов члены избирательной комиссии выбирались жребием. Территориальные комиссии и вовсе были упразднены. Участковые избиркомы должны были передавать результаты голосования на своём участке прямо на сервер Центризбиркома. Согласно Постановлению Правительства, дата голосования должна быть назначена вновь сформированным ЦИКом после того, как на всей территории страны закончится формирование избиркомов.

Понятно было, что эта передышка нужна политическим организациям для подготовки к выборам в новых условиях.

Регионы продолжали жить своей призрачной (из Москвы) жизнью. Кое-где стали поднимать голову сепаратисты, но делали это крайне осторожно – ещё не забылись жёсткие приговоры за призывы к нарушению территориальной целостности.

Губернаторский корпус как-то затих. В регионах, попавших под волну новых назначений, проведённую Бывшим Президентом в течении года перед своей отставкой, эта тишина была настороженной: за каждым из этих молодых людей был папа с большим кошельком, а за каждым папой – группа его товарищей, имеющих свои цели и виды на регион. И они не намерены были что-либо упускать из-под контроля.

В тех же регионах, которые не были задеты новой метлой старого дворника, тишина была растерянной. Часть губернаторов вовсе покинула страну, уйдя в бессрочный отпуск и не надеясь вернуться. Другие прятались по окрестным дачам, чутко отслеживая любое дуновение из Москвы.

В Курске было именно так. Судя по сводкам, присылаемым Яной[2], в городе, кроме вялого переругивания собак и пенсионеров, можно было услышать мало какие звуки. Изредка вспыхивали короткими митингами местные активисты, а так – тишина. Областного правительства было не видно. Городская власть, вроде бы, работу продолжала – но было ощущение, что всё менее охотно с каждым днём. Однако подобная среда оказалась весьма восприимчивой для решения тех задач, которые стояли перед девушкой, и дела продвигались неплохо.

Постепенно менялся состав Правительства. Сначала ушёл в отставку весь финансово-экономический блок (здесь все позиции оказались заняты старыми друзьями нового премьера Лысова), затем – пришёл черёд социального. Неожиданно на политическую сцену вышли представители левых, потребовавшие участия в правительстве. Это требование было оформлено в виде резолюции, подписанной всеми радикальными левыми после проведённой ими конференции. Как говорилось в резолюции, «Выборы ещё не скоро, а стоящие перед страной проблемы нужно решать незамедлительно. Мы знаем, как их решить».

В результате два представителя левых сил получили министерские портфели. Министром труда стал многолетний лидер уличных протестов и недавний политзаключённый; министром  ЖКХ — региональный депутат, заработавший репутацию борца с коррупцией в этой сфере. Должность министра регионального развития, на которую они также претендовали, им не досталась. Её забрало себе нефтяное лобби.

В итоге правительство сменилось почти полностью. Последним оплотом старого режима оставались силовые ведомства.

О настроениях офицерского состава сложно было сказать что-то определённое. Генералы и те из офицеров, кому удалось сесть на хорошие деньги, естественно, не желали никаких перемен. Понимая, что их – ничтожное меньшинство, теперь они собирались по охотничьим заимкам и базам отдыха и пили небольшими группами за здоровье Бывшего Президента (конечно, они никогда не называли его Бывшим) и своего министра.

Были и другие: молодые, только после училища, ещё не успевшие окончательно расстаться с иллюзиями и те, кто остался с маленькими звёздами из-за природной тяги к справедливости. Они глухо роптали, не решаясь поверить в перемены, и их ропот становился громче, превращаясь в гул.

Большинство же находилось в ожидании. Многолетние капитаны и майоры, живущие на зарплату или чуть-чуть сверх того, они искренне не верили в то, что какие-либо перемены вообще возможны. Теперь же, когда переменами пахло весьма явственно, они с интересом смотрели на ситуацию, не стремясь, впрочем, в первые ряды зрителей, и внутренне готовились выдохнуть разочарованно, когда всё закончится.

Страна готовилась отметить «День народного единства».

65.

Помню не зря

Пятый день ноября

И заговор пороховой

Пусть годы пройдут,

Но воля и труд

Всегда остаются со мной.

Грузов точно знал, все последующие события – и не события вовсе. Настоящие события произошли раньше, другим – только предстояло произойти. А вся это шумиха – всего лишь круги по воде.

Но прежде, чем описать события, вошедшие в историю под именем «Странная революция», необходимо вернуться на некоторое время назад. Впрочем, совсем короткое.

В последние дни октября позвонил Данилов и поинтересовался у Грузова, известно ли ему о готовящихся выступлениях националистов. Грузову ничего известно не было, но он пообещал узнать. Через своих людей он вышел на человека, непосредственно занимавшегося курированием националистических группировок и футбольных ультрас. Тот, явно неохотно, согласился встретиться.

Встречу назначил в Сокольниках, в парке. Неожиданно ударил лёгкий морозец, хотя снега ещё и близко не было. Парк выглядел весьма печально. Грузову пришлось сдать телефон охране, его проверили металлоискателем, а затем его визави настоял на том, чтобы Грузов так же проверил его.

Они направились по дорожке в глубину парка.

— Для начала, позвольте поинтересоваться, к чему Вам нужна эта информация? Как Вы понимаете, вопрос весьма щекотливый, и мне хотелось бы знать, что Вам уже известно, и желательно – откуда.

— Увы, я вряд ли порадую Вас. Неизвестно совсем ничего. Просто попалась на глаза какая-то старая заметка о русском марше. Их же регулярно проводят. А сейчас ситуация непростая, поэтому мне показалось, что можно ждать чего-то экстраординарного.

— Объяснение вполне удовлетворительное, хотя и не факт, что правдивое. Ну что ж. О каких-то серьёзных планах националистов мне неизвестно. Скорее всего, всё пройдёт в обычном режиме. Более того. Принято решение, что будет только один марш. Все, кто не пожелает принять в нём участие, покажет себя как маргиналы, выступающие против народного единства. При этом гарантируется допуск до мероприятия для абсолютно всех желающих принять участие.

— Вы не боитесь побоища между ними? Как мне известно, у многих из них есть серьёзные претензии друг к другу.

— Пусть, простите, в жопу засунут себе эти претензии. Страна отмечает День народного единства. Это всё, что у нас осталось. Последняя скрепа. Кто не согласен – пошли на хрен. Простите ещё раз.

— Ничего, продолжайте.

— Это ещё не всё. Крупным организациям предложено участвовать в совместном параде, наряду с военными, пожарными и полицейскими.

— Кому предложено? Националистическим группировкам?

— Там вообще планируется широкий спектр участников: казаки, футбольные болельщики, юнармейцы, байкеры так далее. Все желающие. Единство же.

— Не нравится мне это всё. Попахивает какой-то грандиозной провокацией.

— У Вас очень хороший нюх. Я искренне советую прислушаться к нему и уехать на несколько дней из столицы. Здесь может быть не слишком уютно.

— Вот как. Ночь длинных ножей?

— Скорее, хрустальных ножей – так намного романтичнее. Конкретно Вам вряд ли что-то может угрожать – но вот Вашей супруге я бы уж точно посоветовал как минимум не выходить на улицу.

— Загадками говорите.…  Причём тут моя супруга?

— Подумайте. Я и так сказал Вам слишком много. Скажу только, что самые важные новости придут не из Москвы.

— Хотя бы – кто в итоге должен победить?

— Естественно, патриоты. Россия должна быть великой – иначе её не будет.

Разговор оставил у Грузова странное впечатление. Он понял намёк фээсбэшника: ожидаются, по всей видимости, нападения на кавказцев. И что дальше? Полиция всех винтит и отправляет в кутузку. Нет, что-то тут не так…

А днём – совместный парад. Станут ли полицейские винтить тех, с кем несколько часов шли чуть ли не в одном строю? Сложный вопрос. Так, может, на это и весь расчёт? Полиция переходит на сторону нациков… и что? Вместе с ними метелит кавказцев? Как-то неправдоподобно.

И вот это: самые важные новости придут не из Москвы. Как это понимать? Из-за рубежа? Кого-то арестуют? России объявят войну? Непонятно. Как это может быть связано вообще? Теоретически, война вызовет всплеск патриотизма, но тут не тот уровень принятия решений.

Незадолго до Дня народного единства правительство приняло постановление выпустить из застенков заключённых, признанных международными правозащитными организациями политическими.

За два дня до праздника крупнейшие националистические организации выпустили совместное коммюнике, согласно которому они готовы выйти единым строем со всеми, кто готов строить Великую Россию, а каждый националист, который не разделяет этого коммюнике – объявляется сектантом и врагом Родины. Коммюнике было подписано вчерашними политзеками, забывшими на радостях о личных обидах друг с другом и обнимавшимися теперь на камеру.

Вечером накануне праздника Грузов смотрел дома новости по телевизору. Рассказали о том, что полицией, при содействии миграционной службы и национальной гвардии, была изобличена и задержана группа азербайджанцев. Участники преступного сообщества собирали на московских вокзалах бомжей, поили их, вывозили в беспамятном состоянии и продавали в рабство в Дагестан. После просмотра ролика у Юрия Александровича зазвонил телефон. Звонил недавний собеседник.

— Ну что, Вы готовы к празднику?

— Вы про ролик? Поздравляю с успешно проведённой операцией

— Рановато поздравляете. Звоните послезавтра утром – вот тогда будет повод поздравить.

— Уверены?

— В наше время ни в чём нельзя быть уверенным.

66.

Георгий Арсеньевич Мамаладзе был коренным москвичом. Его предок, Серго Мамаладзе, приехал в Москву в 60-х годах XIX-го века, держал скобяную лавку. Познакомился с русской девушкой, скоро женился, у них родился сын, которому отец передал своё дело.

Сын сумел развить дело отца до уровня магазина. Правда, работа занимала всё его время, и женился он достаточно поздно, когда ему было уже за тридцать.

В 1898 году у него родился наследник, которому отец мечтал передать дело, как когда-то передал ему его отец. Константин Мамаладзе мечтал, что сын разовьёт семейный бизнес до уровня хотя бы нескольких магазинов в Москве, а также откроет отделения в других городах. Однако у сына Бориса было иное мнение на этот счёт. Он бросил гимназию и примкнул к эсэрам, а затем – к большевикам.

Время показало, что сын оказался прав. Молодой и горячий, он хорошо зарекомендовал себя на фронтах гражданской войны, благодаря чему никто не интересовался его не вполне пролетарским происхождением. После окончания войны продолжил бить врагов советского государства в столице, в составе московской милиции. А когда на страну напали гитлеровцы, не раздумывая попросил отправить его на фронт, не смотря на бронь и пятилетнего сына. Руководство не хотело отпускать на войну одного из лучших сотрудников, но, когда враг подошёл к Москве, сдалось. Борис отправился на фронт, где героически погиб в одном из первых боёв у деревни Крюково. Его взвод несколько часов сдерживал превосходящие силы противника, но силы были слишком не равны.

Мать с малолетним Мишико отправилась в эвакуацию, в Свердловск, чтобы вернуться в столицу уже после войны. Нужно сказать, что, несмотря на идеологически разногласия с отцом, в одном Борис продолжил семейную традицию: как и его дед, и отец (и, добавим, потомки), он женился на русской девушке, поэтому уже Михаил Борисович, приходившийся дедом Георгию Арсеньевичу, был вполне русским человеком во всём, кроме фамилии.

Михаил Мамаладзе после армии пошёл в милицию – по стопам героического отца. Так же, как и его предки, женился уже «за тридцать» и в 1969 году родил единственного сына Арсения, после чего, через несколько лет, был убит в перестрелке с бандитами. Позже такая же судьба ждала и самого Арсения, сложившего голову в самом начале лихих девяностых.

Георгий Арсеньевич не задумывался, куда идти после армии: как и его отец, и дед, он видел себя только защитником правопорядка. Его, конечно, несколько тревожило то обстоятельство, что несколько поколений его предков погибли насильственной смертью на посту; но он утешал себя, что время другое, бандитов никаких нет, те, что есть – и так при власти, одним словом, стабильность и всё такое. Более того, история ему не раз помогала «отмазываться» от подруг, желавших отвести его в ЗАГС. Но однажды он всё-таки встретил ту единственную, которая не побоялась родового проклятия (назовём это так), заявив любимому, что готова на всё. Они поженились, и теперь у Георгия подрастал замечательный и смышлёный сынишка.

Как и его предки, он был на хорошем счету у начальства. Незадолго до праздника его вызвал к себе начальник и сказал, что ему оказана высокая честь – стать участником праздничного парада в числе ста лучших полицейских Москвы. Поэтому праздничный день начался у него немного ранее обычного. Мамаладзе обнял жену, поцеловал спящего сына и отправился на службу ещё затемно.

Парад прошёл великолепно: чувствовалось всеобщее воодушевление, участники парада всячески ощущали единение друг с другом. Конечно, ощущать единение с отмороженными фанатами и православнутыми активистами было для образцового полицейского Мамаладзе несколько непривычно – но, как говорится, приказ есть приказ.

После парада Георгий зашёл в родное ОВД «Дорогомиловский», выпил с сослуживцами пару рюмок коньяка в честь праздника и отправился на свой опорный пункт, где служил участковым.

Около опорного пункта его поджидал знакомый таджик со стройки неподалёку. Когда-то Георгий Арсеньевич за небольшую мзду спас семью таджика от депортации, и тот иногда делился с ним информацией – по большей части, всякой ерундой, но иногда попадались и важные сведения.

В этот раз Фарход был несколько растерян, что сразу бросилось капитану в глаза. На ломаном русском он сказал, что у него есть сведения, что русские вечером придут их бить, и попросил защитить его семью. Георгий попытался отмахнуться, но Фарход не отставал. В конце концов, он упал на колени и попросил «насяльника», чтобы тот разрешил его семье переночевать в опорном пункте. От такой наглости капитан несколько опешил и, разумеется, ответил отказом. Тогда Фарход сказал, что не уйдёт никуда, пока «насяльник» не согласится. В результате сошлись на том, что семья Фархода переночует в подвале дома, где был опорный пункт, только так, чтобы их никто не слышал. Полицейский попытался выяснить у посетителя, откуда такие сведения, но тот только повторял, что у них об этом все знают, все готовятся, а у него семья, он драться не хочет, и так далее.

Народу в праздник не было: зашла только одна бабка, которая постоянно жаловалась на соседа, якобы подсматривающего за ней в замочную скважину, да дети попросили снять кошку с дерева (он посоветовал им обратиться в Службу спасения). Ушедший таджик всё не выходил из головы у капитана. Он позвонил в родное ОВД – однако там никто не брал трубку. «Празднуют», подумал Георгий.

Вечером капитан собрался домой, однако внезапно позвонили со службы. Начальник приказал немедленно явиться в участок.

Подвыпивших (большей частью) полицейских собрали в актовом зале. Какой-то чин из ГОВД сообщил, что есть информация о том, что в ряде районов Москвы, включая их район, готовятся провокации со стороны националистов. Личному составу объявили о введении усиленного режима несения службы, раздали табельное оружие и бронежилеты и отправили патрулировать улицы.

Патрульной группе Георгия достался район ТЦ «Европейский». Настроение было хорошее, погода тоже была не особо мерзкой. Один из товарищей предложил зайти в магазин и взять чего-нибудь «для сугреву» – ну  и, так сказать, продолжить празднование. Его товарищ шикнул на него в том духе, что, дескать, усиление не просто так объявили. На что тот ответил, что всё это ерунда, праздник есть праздник, так всегда делается и так далее.

В этот момент Георгий услышал странный шум. Через некоторое время стала видна его причина: в конце улицы показалась толпа народа, навскидку – от сотни человек. Один из полицейских включил рацию и сообщил о нештатной ситуации по общему каналу, попросил подкрепления. В ответ им сказали, чтобы они попытались своими силами пресечь правонарушение, однако подкрепление всё же пообещали прислать. Они достали табельное оружие и приготовились «пресекать».

Когда толпа подошла, Георгий выстрелил несколько раз в воздух. Заставить себя стрелять по людям не получалось. Тем  более, в первом ряду оказались знакомые лица – два здоровых пацана, с которыми они успели познакомиться на параде несколько часов тому назад. Один из них, назвавшийся Виктором, подошёл к Георгию с дерзким выражением лица и спросил, глядя капитану в глаза: «Что же ты, Жора, по своим стрелять станешь»? Было ясно, что толпу им не сдержать, даже если начать стрелять: нацисты были настроены серьёзно. Он отошёл в сторону и вместе с товарищами прижался к стене.

Толпа прошла мимо них в сторону торгового центра. Нацистов было никак не меньше тысячи человек, вооружённых битами, заточками и цепями. Через некоторое время послышался звон разбитого стекла, загудела автомобильная сигнализация.

В итоге, ТЦ «Европейский», как и ряд других, оказался полностью разгромлен. Нападению подверглись и другие объекты, у которых был только одна общая черта: их владельцами были выходцы с Кавказа и Средней Азии. Закончив с торговыми центрами, отморозки решили навестить стройки столицы. Однако там им был оказан серьёзный отпор: выходцы из Средней Азии показали себя хорошими бойцами, и, вдобавок, оказались куда лучше организованы, чем футбольные фанаты.

Полиция не смогла ничего сделать для предотвращения побоища, оставшись фактически в стороне. Впрочем, благодаря этому пострадало не слишком много полицейских.

На следующий день выяснилось, что погибло, в общей сложности, несколько сотен человек. Предводители националистов призывали к отмщению. Лидеры этнических общин ни к чему не призывали, но и так было понятно, что они готовы драться до конца; тем более теперь, когда им однажды удалось постоять за себя.

Президент одной из кавказских республик заявил о готовности направить в столицу своих бойцов для наведения порядка. Согласно сделанному заявлению, только он и его омоновцы способны навести порядок в Москве.

Обо всё этом Георгию узнать было не суждено. Один из боевиков, проходя мимо, узнал его: капитан отправил того топтать зону на пару лет за мелкую кражу в винном магазине. «Ты мне жизнь испортил, сука» — это были последние слова, которые услышал в своей жизни Георгий Арсеньевич Мамаладзе перед тем, как ему в печень вонзилась заточка.

67.

Обстановка в Москве была наэлектризована до предела. Полиции на улицах не было, зато появились какие-то мутные типы с повязками, называющие себя дружинниками. Типы были вооружены стрелковым оружием и демонстрировали выучку и слаженность действий, весьма эффективно пресекая возможные беспорядки. В местах массового проживания мигрантов появились свои отряды самообороны; их отношения с «дружинниками» можно было определить как вооружённый нейтралитет. Позже выяснилось, что эти так называемые «дружины» состоят из бывших футбольных фанатов и ветеранов силовых ведомств, а руководят ими офицеры ФСБ.

Рано утром по телевизору выступил премьер-министр и призвал не допустить эскалации насилия. Затем показали пресс-конференцию с участием нескольких членов Совета безопасности. Секретарь Совбеза (и, по совместительству, директор ФСБ) заявил, что офицеры и личный состав силовых ведомств сделают всё возможное для сохранения конституционного порядка в стране. На вопрос журналиста о демарше кавказского лидера он заявил, что понимает его эмоции, глубоко его уважает, однако считает инициативу «несвоевременной». Журналист попросил уточнить, значит ли это, что нужное время настанет, на что секретарь Совбеза ответил, что он – не пророк, и предсказывать будущее не умеет. Впрочем, добавил он, в это сложное для страны время любая инициатива, направленная на сохранение межнационального мира, должна поощряться, и посоветовал премьер-министру, как исполняющему обязанности президента, ввести кавказского лидера в состав Совбеза.

Взявший слово министр МВД заявил, что московская полиция держит ситуацию под контролем. Данное заявление вызвало гул и ропот в зале. Один из журналистов заметил, что полицейских на улице не встретишь, в отличие от непонятных «дружинников». Но министр ответил на это, что ни про каких дружинников ему ничего не известно, полиция работает в обычном режиме.

Генеральный прокурор в ответ на вопрос по поводу событий прошедшего дня сказал, что прокуратура и Следственный комитет выполняют свою работу. Очевидно, что имела место масштабная провокация со стороны врагов государства. Уже есть предварительные результаты, которые, в интересах следствия, он разгласить не может. Виновные в беспорядках обязательно будут изобличены и наказаны.

Затем выступили министры обороны и МЧС, и также заверили собравшихся в том, что их сотрудники готовы выполнить свой долг до конца и не допустят развала страны.

Завершая пресс-коференцию, директор ФСБ призвал журналистов «не нагнетать» и «проявить ответственность» перед обществом. А также заявил от имени членов Совета безопасности, что, со своей стороны, они готовы взять на себя ответственность за поддержание порядка и что общество должно пойти им навстречу ради сохранения мира в стране. С этой целью Совет безопасности предложит комплекс мер по обеспечению порядка на период до проведения президентских выборов. Он выразил уверенность, что Государственная Дума поддержит предложенные меры и не позднее текущего дня примет соответствующий закон.

Пресс-коференцию Грузов смотрел в офисе, совместно с учредителями компании. Ещё до начала он сообщил руководству о состоявшихся накануне разговорах с сотрудником ФСБ. Настроение у собравшихся было подавленным.

— Ну, что скажешь, Юрий Александрович?

— Думаю, это переворот.

— Непонятно только, как они собираются протащить это через Думу. Она ведь не собирается уже чёрт знает сколько времени.

— Ради такого случая наверняка соберётся. Во всяком случае, они уверены в этом.

— А что по этому поводу думают наши друзья?

— Вы Данилова имеете ввиду? Я не связывался с ним с позавчерашнего вечера. Думаю, его вряд ли обрадует такой поворот событий.

— А этот твой эфэсбфшник, с которым ты встречался? Может, позвонить ему?

Грузов набрал номер.

— Доброго утра, Юрий Александрович. Звоните, чтобы поздравить?

— А уже есть с чем?

— Думаю, что да. Вопрос техники. Через пару часов соберётся Дума, и к вечеру всё будет решено.

— Что именно «будет решено»?

— Да, пожалуй, вы правы. Насчёт «решено» — я поторопился. Это ведь только первые шаги. Нам предстоит большой путь.

— Путь куда?

— К великой и сильной России. Надеюсь, у Вас нет возражений?

— Вы всерьёз хотите выдвинуть этого боевика, который, по его словам, в 16 лет убил первого русского?

— Нет, конечно. Он играет роль приглашённой звезды, так сказать, чтобы оттенить нас, настоящих патриотов. Нет, в его патриотизме никто не сомневается – но всё же, наша страна – преимущественно русская, так что, как говорится, при всём уважении…. Конечно, ему придётся кинуть какую-нибудь кость; всё-таки свою роль он сыграл без запинок. Но, думаю, она не будет слишком большой.

— А кого тогда?

— Так это: кого народ выберет. Вы что, не доверяете народу? Народу надо доверять, Юрий Александрович. Народ у нас замечательный.

— Не знаю почему, но есть ощущение у меня, Евгений Максимович, что вы рано начали праздновать.

— Не беспокойтесь, Юрий Александрович. Увы, в этот раз Ваша интуиция Вас подводит. И Вы, кстати, зря не воспользовались моим советом уехать подальше из столицы. Особенно этот совет пригодился бы некоторым Вашим знакомым, с которыми вы столь неосмотрительно завели знакомство.

— Вы кого имеете ввиду?

— Думаю, Вы меня прекрасно поняли. Передайте им – может быть, ещё успеют покинуть страну. Кто не спрятался – сами понимаете. Ваших руководителей, кстати, тоже касается этот совет.

— Они тоже в ваших чёрных списках?

— К ним никаких претензий. Просто, на всякий случай. Чтобы ненароком глупостей не наделали, уйти бы им в отпуск на пару недель, пока всё утрясётся. Съездить куда-нибудь в тёплые края. Может быть, Вам всем вместе махнуть? Только поторопитесь: уже завтра с выездом могут возникнуть проблемы. Извините, вынужден попрощаться; сами понимаете, дел невпроворот. Всего наилучшего!

Грузов убрал телефон и обратился к начальникам, смотревшим на него с ожиданием.

— Наши догадки подтвердились. Дума, по его словам, соберётся в течение ближайших пары часов. Завтра собираются закрыть границу.

— Будут вводить чрезвычайное положение?

— Наверняка. Что ещё планируется – не сказал, но ничего хорошего ждать не приходится. Посоветовал нам всем срочно уехать из страны. Нужно связаться с Даниловым – ему и его людям грозит опасность.

— Серьёзно ребята за дело взялись.

— Да уж. Юрий Александрович, созвонись с Даниловым, если он в штабе – пусть ждёт нас там и никуда не высовывается. Если нет – пусть подтягивается туда. Собирайтесь, через пять минут выдвигаемся на Кропоткинскую.

68.

Данилов был на месте. Грузов сообщил известные ему сведения. Валерий Львович  воспринял новости спокойно; уезжать отказался наотрез.

— Я со своими товарищами, безусловно, останусь в Москве. Нужно их остановить. Уверен, к нам присоединятся многие представители демократической оппозиции. Нужно вывести людей на улицы, организовать сопротивление. Как говорится, no pasaran!

— У Вас есть конкретные идеи?

— Такие вопросы я не могу решать один. Нужен штаб. Понимаю, что моя просьба может показаться неподобающей…

— Говорите, Валерий Львович.

— Если это возможно, я бы хотел бы попросить, чтобы Вы разрешили использовать в качестве штаба это здание. Конечно, это риск для вас…

— Не важно. Я согласен, что их нужно остановить. Хотя бы попытаться. Что Вам нужно?

— Нужно собрать здесь наших товарищей, плюс – руководителей других радикальных организаций. У Вас же тут есть связь?

— Конечно. Но понадобятся люди. Телефоны могут прослушиваться, поэтому нужно, чтобы Ваших людей кто-то встретил у метро и проводил сюда. Из соображений безопасности, я бы никого из тех, кто приедет, не выпускал бы отсюда, пока всё не закончится.

— Понимаю Вас. Это правильно. Тогда сначала я приглашу несколько наших надёжных товарищей. Яна встретит их и проводит сюда. А потом свяжемся с остальными.

— Тихон, с которым мы познакомились в Новленском, будет? С ним нужно встретиться как можно быстрее, чтобы всё правильно организовать.

— Гевара? Да, конечно, я вызову его прямо сейчас.

Потоцкий с несколькими активистами подъехал минут через сорок. Они сразу направились обратно к метро, кроме Тихона, которого задержал Грузов. Поинтересовавшись, есть ли в распоряжении того десяток-полтора надёжных людей, он объяснил Геваре «оперативно-тактическую задачу». Поскольку было ясно, что долго хранить в секрете местонахождение штаба сопротивления вряд ли удастся, люди должны были рассредоточиться на подходах к зданию и внимательно отслеживать возможные перемещения полицейских или иных сил, чтобы предупредить о возможном нападении.

Примерно через полчаса в особняк стали подходить приглашённые оппозиционеры. Был и один из министров нового правительства – лидер «Красного фронта». Кого-то Грузов видел впервые, кто-то был знаком ему по сводкам и телевизионным репортажам. Впрочем, между собой они большей частью уже были знакомы все, из чего Грузов заключил, что это достаточно близкая друг другу тусовка.

Примерно через час, когда собралось около полутора десятков человек, Данилов решил, что пора начинать. Гостей проводили в комнату для брифингов. Дождавшись, пока все рассядутся, Данилов взял слово.

— Здравствуйте, товарищи. Ещё несколько человек должны подъехать, но, думаю, пора начинать наше собрание – время, как говорится, не ждёт. Для начала я хотел бы представить наших гостеприимных хозяев – Антон Валерьевич и Василий Максимович. Они весьма сочувствуют нашему с вами общему делу и, несмотря на немалый риск, охотно предоставили нам всем возможность собраться здесь. Нет нужды, думаю, говорить о том, зачем мы собрались. В стране, прямо в эти минуты, происходит государственный переворот. В самое ближайшее время Государственная Дума должна подтвердить полномочия путчистов. Мы все, сидящие в этом зале, под угрозой, как минимум, ареста, а то и физической расправы. Да ладно мы: эти люди собираются развернуть нашу страну обратно к диктатуре.

Возможно, виной тому была общая эмоциональная обстановка, или просто участники совещания не слишком уважали дисциплину, но через какое-то время Грузову показалось, что говорят чуть ли не все одновременно. Он посмотрел в сторону, где сидели его шефы. Видно было, что они тоже потеряли нить разговора. Он решил взять инициативу на себя.

— Товарищи! ТОВАРИЩИ! – дождавшись, пока гул утихнет, Юрий Александрович продолжил. – Как я понимаю, у вас так принято обращаться друг к другу. Если вы не проявите терпения и уважения друг к другу и не будете друг друга слушать, наше совещание бессмысленно. Давайте выступать строго по очереди – хотя бы по кругу, по часовой стрелке. Ещё я предложил бы выбрать председателя собрания – пусть это будет Валерий Данилов, если никто не возражает.

— Спасибо, Юрий Александрович, – Данилов вновь поднялся. Видно было, что опыта модерирования подобных дискуссий у него немного. – Прежде, чем присутствующие начнут высказываться, я бы предложил обсудить повестку. Не нужно говорить о том, кто нам противостоит и что они будут делать. Это пустопорожняя болтовня, на которую у нас нет времени. Прошу высказывать конкретные предложения по вопросам организации сопротивления.

После этого обсуждение приняло более конструктивный характер. Один из присутствующих поднял вопрос о позиции либералов, представленных «Союзом граждан». На этот счёт имелись только предположения. Была озвучена информация, что «Союз граждан» проводит своё собрание через час, и вроде бы уже решено провести вечером митинг. Все присутствующие согласились, что в имеющихся условиях нужно сотрудничать со всеми, кто готов к сотрудничеству. Была выбрана делегация для проведения переговоров о координации действий с либеральной оппозицией. В состав делегации вошли несколько человек, ранее уже взаимодействовавших с либералами в составе так называемого «Координационного совета», организованного несколько лет назад. Их проводили, после чего вернулись к обсуждению организационно-тактических вопросов.

За это время подтянулось ещё около полутора десятка человек; мест за столом для всех не хватило, и многим пришлось стоять. Впрочем, участники собрания не роптали.

Никто не сомневался, что полиция применит самые крайние меры для разгона протестующих, а, значит, нужно было готовится к столкновениям, в том числе, и вооружённым. Увы, присутствующие оппозиционеры готовились к революции больше на словах, и не имели ни запасов оружия, ни чего-либо подходящего для подобного случая. Один из участников собрания сообщил, что его организация тесно взаимодействует с «Союзом мигрантов», оказывает им различную помощь, и предложил выйти на связь. По его мнению, они легко найдут в нужных количествах куски арматуры и иной строительный мусор, который вполне подойдёт. Предложение было поддержано, и человека также делегировали на переговоры.

Один из присутствующих поинтересовался, есть ли в здании телевидение: стоило ждать официальных новостей. Включили телевизор. Как и ожидалось, диктор сообщил о том, что на заседании Государственной Думы был принят предложенный пакет. В стране вводилось чрезвычайное положение. Вплоть до «особого объявления» запрещались любые массовые акции. Полиция и Национальная гвардия получила исключительные полномочия.

Грузов обратился к участникам совещания с вопросом о том, сколько надёжных людей они могут выделить: погода была «нелётная», и людей в охранении было бы неплохо заменить. Многие охотно откликнулись и пообещали в самое ближайшее время прислать людей. Единственная загвоздка была в отсутствии в здании мобильной связи, поэтому Грузову пришлось проводить людей на коммутационный пункт.

Через час с переговоров вернулись делегаты – правда, не все. По дороге пропал Константин Гусев, и присутствующие высказали предположения, что его могли похитить спецслужбы. Прибывшие сообщили, что либералы настроены довольно решительно и в интернете ведётся активная работа по приглашению людей на Манежную площадь. Помимо этого, сочувствующие бизнесмены пообещали обеспечить палатки и подвоз горячего питания, что было весьма кстати с учётом прогноза погоды на ночь. Переговоры были признаны успешными.

Телевизор не выключали, благодаря чему Гусев скоро нашёлся – в новостях сообщили о его задержании и о том, что он уже дал «признательные показания». По словам пресс-офицера, он признался в том, что планировал, со своими  подельниками, взорвать Кремль.

Буквально через несколько минут после этой новости на телефон в офисе позвонили. Звонивший, давний знакомый Грузова из ГУВД, сообщил, что к ним скоро придут гости. По словам полицейского, у них было около пятнадцати минут. Впрочем, пытаться уйти было бесполезно: все подходы к зданию уже были блокированы.

69.

Молчание первым нарушил Потоцкий.

— Ничего не поделаешь. Нужно обороняться. Сдаваться нельзя ни в коем случае. Юрий Александрович, нужен план здания и, желательно, прилегающих улиц.

— С улицами не проблема, найдём в интернете.

— А оружие есть какое-нибудь? Чем обороняться-то?

Грузов кинул быстрый взгляд на босса. Тот кивнул.

— Товарищи, немного оружия есть. Я, с согласия Антона Валерьевича, оборудовал здесь небольшую оружейную. Пара пулемётов, восемь автоматов и полтора десятка пистолетов. Ну и двойной боекомплект ко всему этому.

— Разрешите, – раздался голос Михаила Васильевича, доселе не замеченного никем. – Если Вам нужен план здания – это ко мне, я исполняю здесь функции коменданта. Я так понял, вы собрались драться до конца?

— Разумеется, – ответили сразу несколько голосов.

— А Вы, Антон Валерьевич?

— Как я понимаю, у меня, видимо, нет выбора.

— Хорошо. Нет, конечно, плохо: я категорический противник кровопролития, тем более – бессмысленного. Хорошо, что вы все единодушны в своей решимости. Но драться вам не придётся.

— Это почему же?

— Как я уже сказал, я комендант этого здания. Оно строилось при моём непосредственном участии.

— Разве это не дореволюционный особняк?

— От особняка тут остались только стены, да и то не все. Здание полностью перестроено. И в процессе реконструкции я, признаюсь, несколько злоупотребил доверием руководства, и самовольно внёс ряд изменений. Вы наверняка слышали о системах типа «умный дом». По тому же принципу здесь сконструирована система защиты. Она полностью автономна; нужно только её активировать, и в здание никто не сможет войти. Взять его штурмом невозможно.

— Можно подробнее?

— Начну с внешнего периметра. Забор и ворота изготовлены из особо прочного сплава. К забору подведён ток высокого напряжения.

— А если нападающие просто вынесут ворота – к примеру, автомобилем?

— При появлении техники вблизи ворот сработают датчики, и в метре от ворот из земли выйдут армированные бетонные столбы, которые не позволят технике тарантить ворота. Теоретически, их можно снести тяжёлой техникой – но для того, чтобы подогнать её сюда, придётся снести пару зданий.

— А если нападающие просто перепрыгнут через забор?

— Видели высокую траву у забора? На площади, прилегающей к забору изнутри, на полтора метра, из земли после активации системы защиты выходят 15-санитиметровые стальные шипы. Конечно, убить они не убьют, но точно замедлят продвижение нападающих. Это не всё. По углам здания, под крышей, расположены пулемёты с автоматическим наведением на цель. Они откроют огонь сразу же после появления кого-либо по эту сторону забора. За пределами зоны металлических шипов находится зона минного заграждения. Одним словом, нападающие понесут значительные потери при попытке штурма, и это, думаю, заставит их отказаться от этого намерения. Помимо этого, над территорией будет распылён слезоточивый газ – это задержит нападающих ещё на какое-то время.

— А что помешает им просто разбомбить нас или расстрелять из ПТУРСов?

— Ничего не помешает. Но для принятия подобного решения понадобится время. Наверняка вначале они попытаются взять нас живьём. К тому моменту, когда станет понятно, что это невозможно или, как минимум, нецелесообразно, здесь уже никого не будет. Под нами находится два подземных этажа. Мы сейчас спустимся туда, и никто не пострадает.

— Даже в случае бомбардировки?

— Даже в этом случае. Под нами бетонная плита, а под ней – двадцатисантиметровая металлическая. В подвал ведёт люк, который, после того, как мы спустимся, закрывается, и открыть его снаружи будет невозможно. Более того – даже обнаружить его будет непросто. Кроме того, после того, как в здание зайдёт противник (если не будет бомбардировки) – сработают заложенные в стенах заряды, и дом сложится, как карточный домик, вместе с незваными гостями.

В подземелье находится помещение, полностью подготовленное для проживания двух десятков человек на протяжении месяца: запас продуктов и питьевой воды, энергетическая установка, жилой сектор, душевая. Конечно, нас тут несколько больше – но пару недель мы продержимся с уверенностью.

— Вы предлагаете практически похоронить нас! Это невозможно – мы должны быть среди наших сторонников!

— Только что вы все были готовы сложить свои головы прямо здесь и сейчас. В этом случае вам было бы весьма сложно руководить своими сторонниками.

— По сути, это то же самое.

— Нет. В подземной части здания оборудован полноценный пункт связи. Вы сможете обращаться к своим сторонникам с помощью интернета. Они будут знать, по крайней мере, что вы живы и здоровы. При этом никто не будет знать, где вы находитесь.

Присутствующим ничего не оставалось, как согласиться с Михайло Васильевичем и спуститься в подвал. Через некоторое время у ворот появились омоновцы. Их командир с мегафоном в руках потребовал открыть ворота. В ответ раздался приятный женский голос.

— С вами говорит автоматическая система защиты. В здании никого нет. Проход в здание невозможен. Во избежание неприятностей прошу воздержаться от попыток проникновения. Просьба связаться с собственниками здания для отключения системы защиты.

Как и следовало ожидать, предупреждение не возымело действия. Омоновцы приблизились к ограде. Один из них схватился за решётку ворот, после чего упал замертво, поражённый электрическим током. Затем система сгенерировала весьма громкий звуковой сигнал, оглушивший нападающих, после чего приятный женский голос повторил записанное сообщение. Полицейские были вынуждены остановить штурм.

Далее всё развивалось так, как и предсказал Михайло Васильевич. В итоге, потеряв около двух десятков бойцов, разъярённые омоновцы решили штурмовать здание с воздуха, спустившись на верёвках с  вертолётов. В здании они, разумеется, никого не обнаружили.

А затем здание рухнуло, похоронив высадившихся бойцов под руинами.

70.

Несмотря на объявленное чрезвычайное положение, на улицы вышло не меньше двухсот тысяч человек. Национальная гвардия перекрыла все выходы из метро около Кремля и все площади в центре. Поэтому людей собрали на Пушкинской. Полицейские не проявляли большого рвения; к тому же, значительная часть сотрудников была занята на охране мест компактного проживания гастарбайтеров и объектов, принадлежащих бизнесменам «некоренных» национальностей.

Силовики, со своей стороны, провели подготовительную работу: лидеры оппозиции были задержаны заранее, по месту жительства или работы. Не избежали этой участи и оппозиционные депутаты, несмотря на всю свою неприкосновенность.

Однако, в отсутствие признанных лидеров протеста, их место заняли новые люди. Пушкинская площадь, конечно, не могла вместить всех протестующих, и людская масса быстро выплеснулась на Тверскую улицу. По призыву народных трибунов люди пошли к Охотному ряду, с требованием к депутатам отменить принятые законы. Толпа была настроена решительно и быстро смяла нацгвардейцев, перевернув несколько автобусов и машин заграждения. Силовики не решились открывать огонь и отошли к Кремлю.

Левые активисты, разумеется, тоже не дремали. Очень быстро в сети появились записи их обращений к соратникам и остальным гражданам страны с призывом «остановить фашистский переворот». Фээсбэшники кусали локти от бессилия, не умея пресечь этого. Рядовые активисты, по призыву своих координаторов, достаточно быстро наладили взаимодействие между собой и выступили организованной силой. Конечно, большая часть протестующих не желала вступать в столкновения с полицией, но нашлось немало и тех, кто был готов идти до конца.

К толпе, пришедшей к зданию Думы, вышло несколько депутатов от оппозиционной Социалистической партии. По их словам, чрезвычайное положение было введено незаконно: в момент принятия соответствующих законов в Думе не было кворума. Они распространили сделанную на смартфон видеозапись из зала заседания, на которой был виден фактический пустой зал и несколько человек, бегающих в момент голосования по рядам и нажимающих кнопки за депутатов правящей партии. К тому же, в сети уже появились ролики, свидетельствующие о том, что многие депутаты, якобы проголосовавшие за законопроект, вообще отсутствуют в стране. Эту информацию протестующие встретили угрюмым гулом. Раздались призывы идти на Кремль.

К полуночи коллективный разум, руководимый левыми подпольщиками, пришёл к необходимости выдвижения к Дому Правительства на Краснопресненскую набережную. Именно там протестующие и расположились лагерем.

Официальные СМИ молчали о происходящем. Штатные пропагандисты и редакторы новостных программ, как люди наиболее информированные, давно покинули страну и вот уже пару недель отдыхали на своих виллах в Калифорнии и на Ривьере, попутно налаживая контакты в лоббистских кругах Европы и США. Решение о том, как именно освещать события, принять было некому. Информационную войну заговорщики проиграли вчистую.

Ночь в бункере на Кропоткинской выдалась горячей. Компьютеры и средства связи работали на полную мощность. Спать активисты не ложились, боясь упустить что-то важное. Всех тяготила невозможность выйти на поверхность.

Грузов с начальниками старались не мешать революционерам, собравшись в кабинете и обсуждая малозначащие вещи. В дверь кабинета постучались – это были Данилов и Потоцкий.

— Товарищи! Так больше нельзя. Нашим людям нужно быть наверху. Нужно найти возможность выйти на поверхность.

Данилова прервал Михайло Василич, возникший, как обычно, из ниоткуда.

— Не нужно ничего искать. Антон Валерьевич, я кое-что не рассказал Вам и готов понести заслуженное наказание.

— Говори уже.

— Этот особняк имеет древнюю историю. Когда-то на этом месте стоял дом, принадлежащий Глинским. Потом его отжали Милославские, а после их опалы он ушёл в царскую казну. Екатерина пожаловала его атаману Платову. Тот полностью перестроил дом, в соответствии с веяниями своего времени, и использовал его в качестве своей московской резиденции. В начале ХХ-го века дом у потомков Платова купил молодой Шмидт, и здесь собирались заговорщики во время Московского восстания в 1905 году.

— Интересная история. Непростой дом, это понятно. Но к чему ты всё это рассказываешь?

— Ещё Глинские прорыли здесь подземный ход, который вёл к речушке, не имеющей даже названия. У выхода даже есть небольшая, если можно так сказать, комната, где, по всей видимости, хранили лодки. Все последующие владельцы дома за этим ходом тщательно следили, расширяли и укрепляли его. Полтора столетия назад речушку убрали под землю, в коллектор. Но ход остался, и вполне рабочий.

— По этому коллектору, как я понимаю, мы можем попасть в Москву-реку. И что дальше?

— Это не единственный ход, выходящий в коллектор. Я нашёл ещё один выход. Правда, он был замурован, но мои знакомые, диггеры, помогли открыть его и прочистить. Он ведёт в так называемое «Метро-2».

— Но оно же сейчас не используется, насколько мне известно?

— Ходить по нему можно спокойно.

— А выходы из него есть?

— В данный момент воспользоваться можно только одним выходом – неподалёку от Театральной площади.

Данилов с Потоцким переглянулись.

— Там всё менты перекрыли, мы их оттуда не выжмем никак…

— Из «Метро-2» можно попасть в обычное метро.

— А вот это другое дело.

Грузов прокашлялся.

— Валерий Львович, я всё понимаю, вы наверняка доверяете своим товарищам, но… Вы должны понимать, насколько важно для нас всех, чтобы эта информация не попала не в те руки. Я бы даже сказал, жизненно важно. Возможно, я перестраховываюсь, но я уверен, что не стоит всем подряд рассказывать о подземном ходе.

— Я вас понимаю, Юрий Александрович. В таком случае я сам отберу тех, в ком совершенно уверен и кто при этом необходим наверху. К тому же предоставлю Вам возможность лично пообщаться с каждым.

Таковых оказалось трое. Грузов встретился с каждым из них и, после короткого разговора, сообщил о наличии выхода. Разумеется, при условии, что больше никто об этом не узнает.

К утру стало понятно, что людей, готовых стоять до конца, оказалось достаточно много: смело можно было рассчитывать на несколько десятков тысяч «штыков». Подпольщики «назначили» своих людей на поверхности «сотниками» и «тысячниками», «десятников» пришлось набирать на улице – активистов не хватало. Вышедшие активисты тоже провели большую работу, да и само их появление среди протестующих стало мощным стимулом к борьбе.

Утром стало известно, что «кавказский Наполеон» решил не дожидаться приглашения и послал две сотни своих отборных бойцов в столицу – разогнать «московский майдан». По его заявлению, в условиях, когда полиция фактически саботирует работу, только его омоновцы смогут защитить конституционный строй. Возможно, он представлял уже, как въедет в Москву на позолоченном танке, но этим мечтам не суждено было сбыться.

Военные блокировали самолёты, прилетевшие на аэродром Чкаловский, и недвусмысленно попросили прибывших гостей не покидать свои самолёты, а борт с оружием и амуницией, прибывший отдельно, и вовсе угнали на запасной аэродром.

Узнав, что почти все нукеры кавказского Наполеона убыли «наводить порядок» в Москву, в столице республики собрался её Верховный совет и большинством голосов принял решение о лишении его полномочий главы республики. Вместе с ним были отстранены от своих постов и другие представители его клана. Неудавшемуся Бонапарту, встретившему эти события в Эмиратах, стало некуда возвращаться.

Позиция военных сыграла, в итоге, решающую роль. Полиция стала массово переходить на сторону протестующих. Уже к полудню всё было решено. Премьер-министр созвал пресс-коференцию, на которой заявил о расформировании Совета Безопасности и уходе в отставку министров «силового блока». «Странная революция» закончилась.

Продолжение следует

---

[1] О том, почему вместо рыболовного траулера было решено построить яхту, рассказывается в главе 56. И не только об этом. А, может быть, и вообще не об этом.

[2] Ну да, да. В Курск поехала именно Яна. Ситуацию весьма упростило то обстоятельство, что она давно не была в отпуске, и на работе, где никто не подозревал о другой деятельности Яны, отпуск ей предоставили с лёгкостью. Тем более, что она поехала навестить свою бабушку – весьма счастливо для нашей истории живущую в Курске.

---

Материалы по теме:

Валерий Дмитрук. Налево пойдёшь — коня потеряешь (роман) 

Валерий Дмитрук. Налево пойдёшь — коня потеряешь (ч.2)

Валерий Дмитрук. Налево пойдёшь — коня потеряешь (ч.3)

Валерий Дмитрук. Налево пойдёшь — коня потеряешь (ч.4) 

Валерий Дмитрук. Налево пойдёшь — коня потеряешь (ч.5) 

Валерий Дмитрук. Налево пойдёшь — коня потеряешь (ч.6)

Валерий Дмитрук. Налево пойдёшь — коня потеряешь (ч.7) 

Валерий Дмитрук. Налево пойдёшь — коня потеряешь (ч.8)