Свой административный (воровской) срок я в принципе провёл нормально и спокойно по сравнению с условиями «свободной» жизни на Московском вокзале. Как это ни парадоксально прозвучит, но там, в условиях свободы, мне думалось о настоящем, прошлом и будущем революции и себя в ней куда меньше, чем здесь. Там отвлекала борьба за существование, в которую окунул меня город трёх революций и одной контрреволюции.
Окунул с головой, словно бы грубо отвечая на все романтические мои порывы встроиться в ряды тех его элементов, что смогут перевернуть общественное устройство вновь в сторону коммунизма. Увы, попытка встроиться в эту цепь и производить полезное в цепи «революционное накопление» — провалилась. Может, потому что я ожидал товарищеской, слишком большой поддержки ото всех…
Да! Ведь со своим однокамерником Арсом я успел переговорить о многом, об этом же. О борьбе своей и товарищей. Перед тем как он откинулся, вышел забавный диалог – я как раз угощал его подгоном уголовничков, тем самым «XStyle», пять пачек которого я решил растянуть на весь свой срок. Медлительность манагера Арса меня восхищала: он даже курил вдвое медленнее меня, с какой-то иронической задумчивостью, аккуратно выпуская конусами дым из ноздрей, словно оформленные мысли…
— Ты, Геворг, забавен, брат. Вот признайся, что не курил бы тут «Астру» с таким удовольствием, как «Винстон»!
— «Астру» мои дедушки курили, я и не помню, какая она на вкус…
— Ну, видишь! Ты вдумайся: даже зэки выбирают сейчас между «винстоном» и «ротмансом». Ты вот молод, «Астру» только в чужих зубах помнишь. А я это помню хорошо. В конце восьмидесятых зэки выбирали между «Астрой» и «Беломором». А «Ротманс» и «Винстон» тогда можно было купить только в «Берёзке», и только на специальные чеки. Почувствуй разницу, как говорится, социализма и капитализма!..
— Спора нет, «Винстон» приятнее «Беломора». Но ты посчитай, Арс, сколько мы платим сейчас за курево! В СССР даже пачка «Мальборо» стоила фиксированно полтора рубля, это я уже помню, а точнее знаю. При зарплате в полтораста – вот тебе и индекс пачки сигарет, которая есть в кармане.
— Это явское «Мальборо» рубь пятьдесят было, родное дороже стоило, конечно: все три, а то и пять рублей на толкучке, на Невском или Рубинштейна, у ЛРК. Потому что родное, стэйтсОвое, понимаешь? Качество чувствует носом каждый, за него готовы платить. И никаким своим порывом и примером ты не убедишь даже вот этих урканОв за стеной, что курить надо «Астру», а строить не свой личный уют, а вашу социалистическую мечту – вновь это всё, начиная с индустриализации…
Арс докурил почти до фильтра, эта его привычка меня удивляла. Вроде при деньгах, при машине, пьёт дорогой алкоголь, вращается в манагерских кругах, в крутых ресторациях питается – а докуривает всегда «до упора». На этот раз я не удержался и, чтобы заодно сбить его буржуазный пафос, спросил:
— Арс, ты только тут так экономишь сигареты? Или вообще бережёшь табачок – чуть не до самого фильтра же тянешь?..
— Хехх… Вот ты салага, всё ж, не знаком ты с этим явлением тоже. Не обижайся, бро. Так курю я давно, ещё со школы. Потому что мне не только «Астру» тогда приходилось курить, но и бычки выпотрашивать в самокрутки, при социализме-то. А если хорошую сигарету стрельнуть удавалось у старшеклассников, «Кент» или «Мальборо» – то курили на троих, и везло тому кто последним тянул, фильтр зубами вытянешь, и вообще до последней табачинки дымишь. Родители денег давали строго на обед, они рабочие у меня как раз были. А я вот над рабочими сейчас восседаю, офисным средним звеном – и знаешь, нисколько этим не опечален. И если ты скажешь, что я им что-то должен – прибавочную стоимость там вашу или что ещё, — я беззлобно рассмеюсь. Они на своём месте, я – на своём. Без моей работы, без моих задач, для них поставленных – они пальцем не пошевелят сами. А ты говоришь – «власть рабочим»…
— Эх, Арс, дружище, — улыбнулся иронично в этот раз я, протягивая ему кружку остывшего до кондиции чаю, — не хочется тебя расстраивать, но ты точно такой же зависимый от хозяина, как рабочие, которыми командуешь, наёмный работник. Ты же не хозяин средств производства? Тебя наняли, ты работаешь – тебя выгонят, и ты в погоне за пропитанием себя и семьи вполне можешь стать таким же «низовым» работягой, над которыми стоял и иронизируешь сейчас. Так чем же тебя пугает власть таких, как вы, а не вашего хозяина? Он один – вас сотни, или сколько конкретно в твоей фирме?
— Их две тысячи в разных цехах, нас, всех «средних», в офисе – двадцать пять. Хозяин не один, их три совладельца. Видимся редко. Они миллионеры, но они поставили дело так, что всё работает – без Госплана, без совка, без госкредитов, и работает нормально. Кризис четырнадцатого года нас не пошатнул (как раз к олимпиаде много шили по госзаказу и в розницу), хоть немного ужал, но мы всё равно медленно расширяемся, в Китае вот цех открыли в прошлом году. Все при деле, все кормят семьи, директора на яхтах своих, или на катерах – вон, по каналам не стесняются у нас кататься, потому что уважаемые люди. А ты придёшь и скажешь: не нужен совет директоров, пусть работяги сами решают вопросы сбыта, логистики, рекламы?..
— Вы ж и так это делаете – все вы, наёмные трудяги! Это ваша компетенция, ваш труд, усилия, знания, креатив. Директора же, небось, по заграницам всё больше? – прихлебнул густого чаю я, запивая черемшиный сигаретный привкус…
— Есть такое, но никто в офисе не смотрит косо: совладельцы заслужили такое положение. Ты ведь знаешь что такое «ноу-хау»? Кто придумал, тот и банкует. Придумай сам, заведи своё дело, а не завидуй! Ты сам-то что в своей жизни научился делать? Митинговать против коммерческой застройки? Против буржуев абстрактных?.. А ты вникни в конкретную жизнь одной хотя бы фирмы!.. Я-то её знаю от и до. Вот и выходит что капиталистический способ производства справедливее вашего, совкового, как очень точно сказал однажды своему другу президент, а тогда ещё кагэбэшник Путин. Вы бы всё поделили да развалили – а у нас всё работает, и потому совладельцы имеют свой навар. Да, оно держится на неравенстве, на большущей разнице доходов низов и верхов, но, ты знаешь, – и страх ведь помогает работать. Страх потерять работу, в которой ты ас, и научился зарабатывать!.. это та же самая конкуренция, но на рынке труда.
— То есть ты считаешь для пролетариев полезными страх и бедность, Арс?!
— Не бедность, но «страх божий», — рассмеялся Арс, вытягивая у меня из пачки следующую сигарету, — рабочим тоже нужна ближайшая цель, и прибавку к зарплате они должны зарабатывать не забастовкой, а послушным трудом, понимая, что каждому в случае ухудшения по качеству или количеству продукции найдётся замена, так и рождается из конкуренции качество.
Мы закурили теперь оба, — я следом за ним, — на минуту погрузившись в клубы дыма и молчание. Обе головы разгорячились в споре, поэтому сужение сосудов немного остудило пыл, и тут я нащупал мысленно слабое место Арса – самого доброго ко мне за последний месяц человека, но классово самого себе чуждого, и вывести его из этого плена прохозяйского самообмана было непросто…
— Слышь, Арс, — начал я издалека, следя как медленно в духоте камеры растворяется выдох моего дыма, — а ведь ты после этой административки сразу на работу?
— Да, конечно, — улыбнулся он устало и прихлебнул чаю, — только смою с себя запах казематов, преображусь…
— Но ведь, если у вас в фирме и вправду нет незаменимых, ты как бы получил минусы на конкурентной шкале: без прав вёл автомобиль, вёл себя асоциально, выходит. И ещё попался, что в вашей ловкаческой среде особый прокол.
— Не свисти: я ехал с нашего корпоратива, там все набрались, барсетку с правами я там и оставил, просто я ещё не зарабатываю на «пьяного водителя». Вряд ли боссы мне в вину поставят этот косяк.
— А если поставят? Если найдут на твоё место смазливую и вдобавок умную чувиху? Им ведь выгоднее «два в одном» — и любовница и манагерша! А зарплата та же, одна.
— Фи, Геворг, нехорошо так говорить, пока мы тут. Мне сейчас нужна лёгкая рука, так сказать, и «стременная», чтоб «на свободу с чистой совестью», а ты тучи сгущаешь… Ты же не со зла так? Я ж не против твоего социализма вообще, но ты понял, что в конкретику наших десятых годов он никак не лезет? Вам ещё думать над ним и думать, и вникать в нашу, новых пролетариев жизнь!..
— Вот эт бинго! Ты сам-то заметил, что признал себя частью рабочего класса? – засмеялся я и докурил последнюю из пачки «винстОшку».
— Это я тебя так ободряю, товарищ лошок. Если всерьёз это всё говоришь, то путь твой долгий. «В России надо долго жить» — слыхал афоризм? И кто знает, может и будет по-вашему когда-то, и свидимся ещё. Но пока ты безработный, а я – манагер! И тут капитализм, а ваша революция ещё так годков через десять только, и не по вашим капризам, а из-за экономического кризиса очередного нарисуется… Самообразованием вам всем заниматься надо, и только потом агитировать уже. Народ нынче неглупый пошёл, его убедить по-научному только получится!
На следующий день Арс откинулся, оставив мне недельный запас «дошика» и пространство для размышлений. О, я много ещё спорил с ним тут втихаря, мысленно! С ним и с самим собой, в первую очередь.
Я ожидал политического заключения, конечно. Идеализм мой такое допускал и даже жаждал. В городе, в бывшей столице, где борьба с романовской империей стоила революционным умам, куда посильнее моего – жизней, свободы, здоровья, — я был посажен на административный срок за кражу бутылки водки! Такого не то что в партийной газете, такого даже в блоге своём не напишешь – ведь позор. Великий город, где гражданская казнь Чернышевского собрала просвещённую молодёжь, мобилизовала на продолжение революционного дела студенчество – казнил меня совсем иначе. Я не заработал в нём ни политической статьи, ни митингующих товарищей под окнами. И только питерский интеллигент в первом поколении, рабочая косточка из Всеволожска, Кирилл помог мне в трудную минуту – привёз с вокзала вещи.
Нет, итог моего зимнего десанта в Ленинград – ни с какой стороны не мог быть удовлетворительным! И если выход из-под тени Большого Дома можно было считать благом, то вот сам факт того, как быстро опустился я при простейшем житейском испытании – выглядел куда суровее условной кары, назначенной мне буржуазной Фемидой. Выходил я в солнечный ленинградский день с испанским стыдом и одной недокуренной пачкой уркаганских сигарет за пазухой, а так же запасом снеди Арса на первое время.
Какая там революция в год столетия Великого Октября?! Какие ещё митинги? Я не смог сагитировать дружелюбного сокамерника, получил даже тут неуд…
В этой логической цепи, шагая по Шпалерной в сторону Смольного, осознаю я, что дальнейшее пребывание моё в Ленинграде постыдно и невозможно. Ибо, понимаю, пути два: пить дешёвую синьку и умереть в подворотне или опять сесть, но уже по-крупному. Да и в эти места я больше не ходок.
Выйдя из изолятора, бродя по прохладному но солнечному Питеру, я думал только об одном: как бы вернуться в Самару. Так как будущего не было, его не было тут для меня в принципе. Стоя под памятником Дзержинскому на пустынной площади у какого-то серого элитного дома, я курил и думал, думал и курил — воздух иначе, чем камера окислял сигаретный дым, я отвык от этого запаха, от воздуха свободы, и это злило ещё сильнее… Работы нормальной нет, а уж тем более социальных лифтов (какой там социальный лифт на Московском вокзале?). Погуляв по городу, поездив в метро, я начал обзванивать московских и самарских товарищей, которые могли бы скинуть деньги на билет до Москвы и Самары. Ехать напрямую, как в январе, уже мне не хотелось. Да и развеяться хотелось после всего этого социального падения и самокопания…
За день, который я провёл в родном третьем зале ожидания Московского вокзала, мне пришло от товарищей 1500 рублей, этого было вполне достаточно для сидячего поезда. Билет я взял сразу как только появилась сумма, оставил себе на пропитание 350 рублей. Взял в поезд три пирожка с картошкой, пару пакетиков «три в одном» и пару банок Стеньки Разина, а «дошик» у меня оставался ещё арсовский.
Зайдя в поезд, я сразу проверил все вещи, книги и прочий скарб. Но мне было не до чтения книг, абсолютно! Мне было стыдно перед моими книгами. Я сразу лёг спать, при этом в наушниках играл минорно-рефлексивный «Нау», для отбытия из Питера самая подходящая музыка была. Музыка меня и убаюкала – да так, что проснулся я неурочно, ночью, от дикого голода, подогрел что было, съел разом все запасы и тотчас опять уснул, уже без музыки. Казалось, и организм мой во сне принимает какие-то решения, пополняет запасы для чего-то более умного и успешного, нежели то что было со мной там, у Финского залива…
Утром я приезжаю в Москву, так скажем, небольшим транзитом, ибо тут-то товарищи надёжные, и не кинут, как некоторые питерские. Сразу же по приезде я поехал на нелегальную квартиру «Левого Фронта», находящуюся в районе метро «Варшавская». Меня там товарищи-активисты ЛФ радушно встретили, накормили макаронами с яйцом, в качестве подъёмных мне подарили блок моих любимых французских сигарет «Голуаз» (не таких, какие курил Серж Гинзбур – с фильтром).
Я немного оттаял душой в компании парней, громивших в мае 2012-го Болотную площадь, рвавших булыжники из тамошней набережной и угощавших ими омоновцев накануне инаугурации Путина… Разговоры за жизнь шли весёлые под их пивко, вспоминали всяко питерских товарищей по левому движению. И в принципе говорили мы за весь движ! Ко мне возвращалась вера в наше Дело. После Большого Дома, после холодного ко мне питерского солнца — было просто радостно то, что я не один.
Сразу же на следующий день товарищи пригласили на подработку, я был сильно воодушевлён этим: наконец-то нормальная жизнь! Но главное было уехать домой, и там продолжать заниматься классовой войной. Самокопание в испытывавшем меня городе на Неве – не есть отступление.
Подработка оказалась самая простая, удобная и полезная, в плане физкультуры: разнос газет по почтовым ящикам! Оплата 100 рублей в час, значит, за два дня можно будет сообразить на проезд в Самару, обратно.
Поработав на газетах три дня, я столкнулся с неожиданной проблемой. Все дешёвые билеты оказались распроданы заранее, а автобус стоил запредельно дорого. В итоге я поступил иным образом: рванул на электричке до Рязани зайцем, а уже из Рязани заказал машину через интернет-агрегатор.
Машина попалась хорошая мне, фольксваген, и водитель оказался обычным инженером с подмосковного завода. Звали его Евгений. В пути мы общались за социальное положение и рабочий класс. Также оказалось, что он такой же футбольный болельщик, болел как и я за «Баварию». Доехав до Самары, я понял, что уже отвык за четыре с половиной месяца от малой родины.
Самара приняла меня своим свежим волжским воздухом и теплом во всех смыслах слова…
Материалы по теме:
Дневник самарского идеалиста (ч.1)
Дневник самарского идеалиста (ч.2)
Дневник самарского идеалиста (ч.3)
Дневник самарского идеалиста (ч.4)
Дневник самарского идеалиста (ч.5)
Дневник самарского идеалиста (ч.6)
Дневник самарского идеалиста (ч.7)
Дневник самарского идеалиста (ч.8)
Дневник самарского идеалиста (ч.9)