Итак, я стал ходить на новую, долгожданную журналистскую работу. Теперь по утрам на прохладной из-за щелей в окнах Настиной кухне даже родители её, если мы встречались, смотрели на меня с уважением, пока я пил свой три-в-одном или созерцательно курил у окна. Всё-таки работать в баре-наливайке подавалой или быть журналистом в либеральном издании – разница большая была для них. Все они тут немножечко либералы – думал я втихомолку, — даже заводские, как отец, или пролетарии из бюджетной сферы, как мать.
Что ж, постараюсь удерживаться на этой социальной позиции для них и для себя как можно дольше – делал я вывод, складывая в карманы свой нехитрый скарб и отправляясь в центр пешком. Экономия на метро и прочем транспорте была для меня немаловажным позитивным фактором новой работы: я же жил уже месяц почти без какой-либо финансовой помощи, только на заработанном здесь.
Всё складывалось так, как мне хотелось! Во-первых, буду в гуще новостей ленинградских, во-вторых, живу и хожу в гуще огромного для меня и уважаемого за историческое прошлое города. Который, казалось, до сих пор дышит революционными традициями, топонимикой – что-то ежедневно сообщает мне важное, чего в Самаре бы я не узнал… Улица Марата приветствовала меня высокими пыльными окнами розовых и зелёных выцветших домов 19 века, пока я меж заледеневших и похожих на баррикады сугробов (убирать которые при Полтавченко и Матвиенко не пытались, и это тоже было традицией) от «Маяковской», почти от Московского вокзала — пробирался к такому же старинному зданию, в котором обитала редакция. Здание было холодно-серого цвета, который воплощал дух города и его климата.
Лестничную клетку с высоченными узорными потолками, казалось, тут прокуривали веками – причём не одно поколение репортёров и публицистов, курилку я оценил сразу же. Дым отсюда, казалось, никуда не выветривался, и среди клубов его, под закопчённым потолком так и витали заголовки и мысли газетчиков начала ХХ века. О конституционной монархии, о либералах-кадетах, о Первой мировой войне, воодушевление от начала которой в газетах сменялось полным отчаянием и бессилием патриотов…
Моё рабочее место на втором этаже выбиралось, видимо, с учётом надежд на молодого и амбициозного провинциала – с видом на Обводной канал, на уже начавшие весеннее пробуждение от спячки в снегу деревья. «Снова новый начинается де-энь…» — приветствовал я вид из окна и своё профессиональное будущее. Прикнопленные на пробковую доску передо мной персональные задания на цветных стикерах сменялись каждый день, что придавало скорости в работе и азарта. В редакции, казалось, как в советской игре «спортлото» — все словно пронумерованные шарики придавали друг другу ускорение, прыгали, выбегали куда-то, и только курилка была зоной относительного спокойствия, концентрации на мыслях, готовых вылиться на сайт.
Приходя на вахту, я всегда запасался двумя пачками сигарет и энергетиком, поскольку смена для такого как я гастарбайтера (а меня именно так восприняло начальство Алины) предполагала двенадцатичасовой рабочий день: непрерывную обработку потоков городских и международных новостей, их грамотный, убористый рерайтинг. Куратором моим назначили Алину, она поначалу была ответственна за качество моих материалов, в которых вся моя работа обычно умещалась в обновлении заголовка. Алине я почему-то нравился, причём, не смотря на её молодые годы, в этой симпатии было что-то материнское, покровительственное – не только в служебном смысле. Как коренная ленинградка, она пыталась мне объяснять цивилизацию на данном участке…
Она по-своему была живописна, Алина Викторовна (как звала её дружественно главредша). Причём даже была такого типа девушкой, которые нравились мне ещё в Самаре – русые волосы с переходом в белизну, стройная и богатая в области бюста. Это подчёркивали её едва ли не ежедневно сменяемые жилетки. В редакции невозможно было выглядеть так, например, как в горкоме – все старались упаковаться максимально выгодно и ярко, буржуазные понты, каблуки и пиджаки тут были нормой. Потому мой гастарбайтерский джинсово-свитерный статус поначалу успокаивал меня: на подобные прикиды я пока не заработал. Да и желания конкурентно понтоваться не было. Возможно, Алине во мне нравилось иное: всё же услышанное на митинге, а ещё деловая хватка и сдержанность. Хотя с самого начала, ещё на Пионерской площади, моё приглашение в кафе – затеплило в её холодных серо-голубых глазах какие-то загадочные мысли непрофессионального плана.
Я не имел случая разговориться с ней, общались исключительно по работе, которая за неделю для редакции показала мой неплохой уровень, а для меня – стала рутиной и каторгой. И я уже мечтал дать творческую волю себе за пределами заголовков и сокращения новостей, за пределами прибавляемых абзацев… Алина уходила с работы всегда раньше меня и проверяла мои заголовочные усилия из дому, а на связи с либеральной главной редакторшей была всегда, частенько правила слово-два в моих заголовках, убирала знаки вопроса (не комильфо по их стайлгайду). Редакторша показалась мне на вид – бабушкой Алины, так они были похожи. Тощая, русая, тонкопалая, курящая. Однако судьба её была, конечно, богаче и интереснее творческого пути Алины, о чём я узнал позже, приватно.
В пятницу вечером, когда для основной редакции трудовая неделя завершалась, а мне предстояло ещё с субботы на воскресенье вкалывать вдвоём с угрюмым арийцем (как я позвал его про себя) Денисом, Алина позвала меня совместно покурить на легендарную верхнюю площадку лестницы шестиэтажного дома, где квартировала редакция (курить ниже запрещалось).
— Геворг, ну как тебе у нас в целом? – выдохнула она кокетливо дым из утончённых ноздрей.
— Нравится, но ей-богу уже хочется в колумнисты! – ответил я раскуривая свой «винстон», девятый за день.
— Ну, тебе же надо пройти испытательный срок на данной позиции, дорогой, — коснулась она меня с непонятной хитрецой рукою с сигаретой «вог»…
— Да я понимаю, но мне уже скучновато писарем как-то стало. Это вроде штабной работы переписчика казённых бумаг. А как только я добавляю какую-то мысль, ты её тут же сокращаешь…
— Не обижайся, Геворг. Я тебя очень же мягко правлю, чтобы наша валькирия тебя взяла в штат – как ты догадываешься, наверно. Им тут классовая аналитика твоя поперёк горла, увы, они разгоняют посещаемость сайта скоростью, а не качеством новостей. Пока мы регионально яндексируемся, этот механизм работает – а аналитикой у нас заняты исключительно проверенные колумнисты. Собственно, твои новости и затаскивают основных посетителей на сайт, а объясняют им, как мир устроен, другие, давно проверенные…
На слове «проверенные» она как-то очень многозначительно глянула на меня из-под очков-лекторов и глубоко затянулась потом. Так это харрасмент! – смекнул я… Где это видано, чтоб до такого весёлого болтуна-вахлака домогалась столь аппетитно упакованная, тщательно выбирающая слова цыпочка? Всё в ней было замечательно в этот момент… Только вот эта её тщательная обработанность вечнобледных щёк розовящим тональным кремом и помада, остающаяся на белом фильтрике «вог» — отчего-то казалось это всё чужим и холодным, как здешние стены. И не только холодная цветом Алина была.
Дело в том, что женщин я всегда ощущаю как-то комплексно, что ли. Не только через внешность, движения, слова – я их, как другие говорят, кожей чую, и так же осознаю влечение. Иногда – и так уже было разок тут в клубе на Апрашке, куда зашли с партийцами послушать революционного ска, — это ощущение появляется мгновенно. Ко мне подошла некая Майя, милая девушка, постарше и поумнее меня на вид. Познакомились полчаса назад. Кудрявая брюнетка, тонкий игривый носик, глазищи горят, губы улыбчивые и влажные — сначала скакала со мной под ска, а потом у барной стойки встала прямо передо мной и начала говорить. Как здорово, что я, такой буйный южный «самаритянин» здесь, что крут мой комсомольский азарт и словно волна «жигулёвского» (которое я брал нам как раз) обдаёт её пенно, увлекает в пляс. Ибо все они тут какие-то остывшие, охлаждённые. Она так вдохновенно потом говорила мне про Ленинградский рок-клуб и единство левых сил, находясь очень близко ко мне в том числе и бёдрами своими в чёрных лосинах, что я за минуту буквально ощутил некий внутренний её призыв снизу. Прямо как магнит какой-то, тикающий внутри неё, — раз, два, три, четыре! – примагничивающий и оживляющий некоторые составляющие моего триединого естества… Причём воздействовала она на меня только глазами, слов я почти уже не слышал, хотелось тут же её обнять и целовать в губы, но она всё говорила и говорила, а потом жадно пила, остужала свой пыл, и мой пыл куда-то уплыл…
Алина всё построила иначе, рационально, и я только начал догадываться, что приближающиеся выходные и есть та самая «проверка», на которую она намекает. Что ж, думал я, наше дело – пролетарское, никакими отношениями с ленинградками я пока не связан, и пора бы уже как-то обновиться по месту жительства. Родители Насти знали, что нас связывают только партийные отношения, хотя, как все «предки», безусловно оставляли возможность и иной дружбы, но… Но было именно так, мы жили в разных комнатах и встречались теперь только по утрам и вечерам. И чёрт меня теперь знает, соображал я, шагая за цокающей каблуками Алиной вниз в редакцию, — не поведусь ли я на либеральные интриги ради возможности обрести в издании свой полногласный масштаб?.. Да, всё-таки она немного рисуется походкой и кокетничает взглядом, — осознавал и расшифровывал я её нордический стиль, доселе не угадывавшийся за должностными отношениями…
Перед полсуточной субботней вахтой, с 12 дня до полуночи, я традиционно запасся энергетиками и сигаретами, но при некурящем Денисе как-то и курить не хотелось. А он-то был как раз колумнист. Вдвоём мы вели сайт – причём с него требовалось выдавать всего по колонке в день, а так же осуществлять редакторский контроль за моими усилиями. Я же обязан сгенерировать не менее двадцати новостей – собирая их из трёх-четырёх, надёрганных у разных инфоагентств, чтоб робот Яндекса не учуял плагиат. Алина в данной схеме работала вообще из дому, заменяя главредшу, но ради меня, поскольку я считался ещё на испытательном сроке, пришла к вечеру в редакцию – и пришла очень кстати, стала поводом пойти на свежий городской воздух, чтобы глотнуть чего-то кроме энергетика. Цокая вниз на первый этаж, она предложила зайти в местную вегетарианскую кофейню на Лиговском…
— А разве вегетарианцы пьют кофе? — удивился я.
— Ещё как пьют и даже закусывают специальным сладким! – улыбнулась она вполоборота на меня, точно заново открывая мне свой буржуазно-ассортиментный Петербург.
Протопав минут пятнадцать примерно в сторону Московского вокзала, мы повернули сперва направо, а потом налево возле стоящего вечной тенью готичноватого серого дома, и оказались на Лиговском. Оттуда немного прошли к площади Восстания и занырнули в долгожданное тепло – март был ещё неприветлив на ветреных питерских проспектах. Заходя, я ощутил особую атмосферу кофейни – наверное, элитарной. Помимо нескольких сортов кофе тут были какие-то невиданные фруктовые миксы в чашечках на вынос, но мы уселись в углу, чтобы просидеть здесь подольше. Так вела себя Алина, давшая снять свой стильный плащик с себя, как будто я снимал и всё остальное. Курить здесь, конечно, было нельзя, зато стоял такой аромат кофе, что казалось – затянись и выдохни, и ещё в носу этот аромат продержится, дольше дыма. Алина заказала себе какой-то навороченный веганский кофе с фруктами на прозрачном кубке и веганский тортик, я же заказал тыквенную кашу и капучино с кокосовым молоком (другого и не было).
— Не знал, что ты вегетарианка, — сказал я, обдумывая и выдыхая богатый аромат кофейни.
— Ты многого обо мне ещё не знаешь, Геворг, — ответила она иронично, причём «ещё» и моё имя на выдохе прозвучало настораживающе интимно. – В нашем кровожадном Питере любой разумный человек станет рано или поздно думать о еде не по-животному…
— Честно говоря, мне не до подобной роскоши, когда я голоден как зверь, — зачем-то намекнул я, но она думала о своём.
— Смотри, коллега, — глянула она бегло в сторону грохочущей отдалённо кофейной машины и затем заговорщицки на меня, — ты ведь действительно хочешь быть у нас колумнистом?
— Ещё как хочу! Но минимум неделю ещё новости должен строчить, — подпустил я капризную детскую гримаску с иронией к себе и ситуации.
— Уверена, что ты можешь писать так же интересно, как говорил на митинге. Проблема не в тебе и твоём таланте, а в Системе и твоём объективном месте в ней. Ты уловил же нашу атмосферу? Мы оппозиционны – немного, в пределах законности, но и то — только с позиции идеального западного капитализма, дарующего свободы всем слоям общества. Отсюда вести красную пропаганду в той терминологии, что привычна тебе, не удастся, надо умнее и даже хитрее упаковывать мысли, и расшатывать лодку с либерального борта. Сейчас либералы ум и совесть эпохи, не забывай это.
— Я пытаюсь переходить на ваш Эзопов язык, — улыбнулся я всей усталостью компьютерного вахтовика. – Но не всякую мысль так выскажешь тоже…
— Понимаю тебя, поэтому и зашла, — сказала Алина, закидывая ногу на ногу под линной клетчатой юбкой и принимая с подноса свой шикарный на вид кофе, — если хочешь, я подберу тебе книги, которые помогут научиться писать хитрее, но и умнее при этом.
— Не откажусь, безусловно, — выпалил я, пока она делала долгий и страстный глоток своего пёстро украшенного напитка.
— Тогда после вахты своей приходи в библиотеку, — она взглянула исподлобья, делая второй глоток и затем слизывая кислую кофейную пенку с губ, глядя в сторону вновь грохочущей кофейной машины, — но библиотека у меня домашняя…
Последнее слово было уже устремлено в меня, а не в пространство, и я поспешил припрятать нахлынувшие на меняя эмоции за подносом, на котором мне поднесли кофе. Вот же странные эти питерские безгрешники по части еды! Они боятся есть мясо, но у них откуда-то берётся такой обильный бюст, что и в Самаре не встретишь среди питающихся нормально и употребляющих пиво наших девах… Алина явно заманивала к себе, однако к полуночи я буду хотеть рухнуть прямо в редакции и там же спать, вот в чём сложность. Видимо, большая порция кофе и предназначена, чтоб я обрёл второе дыхание, а там – чем чёрт не шутит!..
Расправляясь с тыквенной кашей, а точнее – чем-то средним между кашей и супом-пюре, я слушал Алину, её облачное повествование о том, какой мир видят в своём издании старые либералы и либертарианцы-вегетарианцы, как она, её коллеги. Мир, во многом устроенный так, как представляется и мне, коммунисту, мир равноправия, свободного труда и комфорта – но на основе не уничтожения, а наоборот всевластия частной собственности. Беды наши – не из-за капитала, а из-за концентрации его. Если он будет распределён равномерно и наладится конкуренция, то не будет монополий, не будет экономических основ диктатуры (руководительница отдела новостей оказалась куда умнее и начитаннее, чем мне показалось в «Бургере»). И критика, которая допустима в их издании – это конструктивная критика сложившегося при Путине капитализма, в котором правящий слой (их выражение) воспитан в СССР, и может только грести себе собственность. Если демонополизировать собственность, станет демократичнее и власть, но это возможно только при другом поколении властителей. Таких, как Навальный или Яшин. Поэтому либералы тоже за революцию но лишь как смену правящей команды, поэтому взяли меня работать, но любое плохое слово о частной собственности – слово против них…
— Вот, посмотри, — приглашала в своё либеральное будущее Алина, как будто в свою квартиру вела, — тут замечательная кофейня, они десять лет работают. У них конкурентов нет – в веганском и вегетарианском сегменте. Без господдержки, без кредитов – всё сделали сами, на свои небольшие стартовые капиталы. У них стабильная клиентура, они сейчас расширяются, доставку на дом даже делают. Их сладости, салаты, фреши и кофе даже в Смольном заказывают. Такие как они собственники-производители – наш идеал.
— Но нет такого капиталиста, который не стремится стать монополистом, Алина! – пытался я с дружественной улыбкой противостоять замечательному аромату и кисловатому вкусу кокосового капучино на губах, казавшемуся теперь либертарным.
— А вот для этого и нужна верховная власть, дорогой, — ответила она тише и нежнее, глядя не на меня, а в сторону стойки, производящей бодрость ума и удовольствия рецепторов, — законы нужны, распределяющие собственность, ограничивающие сферы влияния! Наша антимонопольная служба – номинальная чушь, фикция. Ты вот очень правильно на митинге говорил про Газпром и ВТБ: после революции, которая в 2012-м не удалась, но второй раз удастся, если мы поймём друг друга, этих монстров не будет, всё станет транспарентным. Газпром разделим как РАО «ЕЭС» на много поставщиков, они уже не смогут срастаться с властью…
— Я считаю, наоборот, если будет много поставщиков, то и цены вырастут тотчас. Не проще ли пойти нашим путём – национализации всех крупных средств производства? А вот таких кофеен, мелкого бизнеса нам не надо, пусть сами и работают дальше! – попытался я найти компромисс и красиво закончить трапезу.
— Ну, отчасти ты прав, но кто ж сейчас своё-то отдаст из крупных? Тот же Миллер, думаешь, миллиарды свои дармовые легко выпустит из рук? Им проще физически нас всех устранить или запретить законодательно, нас же так пока мало… Однако что-то мы тут нагрели атмосферу, пойдём уже – мне домой пора, а тебе надо смену дорабатывать. Сколько новостей осталось дать?
— Девять чистых и одну с комментарием, — выдохнул я тепло уже в промозглость стемневшего Лиговского проспекта.
— Ничего, я тебе помогу, пяток настрочу, но уже из дому, а ты как закончишь, сразу жми в библиотеку на такси, адрес я тебе скину, — как-то совсем уже по-свойски, дружески бросила она, и зашагала в направлении площади Восстания, а я пошёл назад к Обводному каналу переулками.
Вот дела, соображал я, немного остывая от жара кофейного допинга и нашей беседы. На вид такая холодная и деловая, она вполне идейна для своей работы, и верит по-своему в светлое будущее. Алина стала мне стократно интереснее за время нашего кофе-брейка. Вернувшись к серому дому, я увидел дружественно горящие окна второго этажа и за ними пустую редакцию. Денис встретил меня недобрым взглядом, поскольку видел, с кем я ушёл…
— Ты б не отлынивал по кофейням-то, на тебе ещё половина вала новостей, стажёр! – бросил он презрительно.
Я даже и не пробовал обижаться, воодушевлённый разговором с Алиной и воображающий грядущую ночь – уселся за компьютер и заработал с удвоенной скоростью…
Продолжение следует
Материалы по теме:
Дневник самарского идеалиста (ч.1)
Дневник самарского идеалиста (ч.2)
Дневник самарского идеалиста (ч.3)