Дневник самарского идеалиста (ч.4)

Мой ленинградский день начинался обычно так: подъём, пока греется чайник на газовой плите, долгое созерцание заснеженных крыш в кухонном окне, горячий «три в одном», утренняя сигарета, овсянка, обсуждение с Настей планов классовых боёв (в субботу как раз планировался  митинг против губительной градостроительной политики губернатора Полтавченко). Конечно же, на фоне всех прочих, выделялся первый рабочий день, который вот-вот наступит! О, как же я тогда волновался!..

Первый рабочий день начался как обычно, только я надел прихваченную из дому новенькую клетчатую рубашку (так велел стайлгайд сети дружественной нацболам баров). К 10:30 я приехал в бар, познакомился с барменом, он объяснил мне, что сегодня как новичок я буду работать с ним в паре. Показал стойку барную изнутри, все её нехитрые механизмы. Где стоят кеги, как и к каким кранАм (так произносят) кеги подключать, чтоб не спутать марки пенных напитков. Объяснил порядок общения с клиентами, как наливать и подавать пиво, коктейли и всякое другое. Каждой марке пива – строго свою посуду, где она подвешена, как её брать. Угол 45 градусов при наливе стаутов, килкени и гиннеса. Чтобы клиенты не требовали «долива после отстоя» (пены). Как не оставлять отпечатков пальцев на бокалах. В общем, разъяснил все нехитрые хитрости персонала, обслуживающего культурно бухающих… Я стал привыкать к виду с рабочего места: в большое окно хорошо просматривалась и отвлекала своим зимним миром улица. Вот, подумал, отсюда-то, товарищи ленинградцы, и начну я ежедневно, буднично познавать ваш мир, вникать в обстановку (в ваши минуты отдыха), находя и сподвижников, наверное, подслушивая «подноготную» изнанки классового мира…

Один из первых клиентов оказался, конечно же, туристом, с утреца праздно заправляющимся слабым алкоголем. Узнал я это, когда он сказал, снимая куртку у входа: «Не думал, что Х.И. в Питере есть, это прекрасно! Лучшего ирландского паба нет!» Я улыбчиво кивал ему, но беседы не поддерживал: об этой сети и ирландских барах я не знал пока ничего. Но ему хватило и клетчатой рубашки моей с улыбкой на бис. И неудивительно было, что попробовав три вида стаутов, турист радостно дал чаевые в конце пребывания у нас официанту и барменам.

В середине рабочего дня я пошёл в курилку с барменом Виталей и поваром Мишей, там как раз мы и поговорили за жизнь, за наёмный труд, за полученные ими до попадания на кухню и стойку специальности. Я потихоньку прощупывал в них классовое самосознание – и пытался понять, насколько глубоко оппозиционная, революционная мысль вообще тут пустила корни, каких она оттенков. Парни тоже были осторожны со мной, новичком, присланным самим Андреем. Но потихоньку раскурились-разговорились.

В ходе разговора опытный бармен Виталя не сдержал наболевшего: «Да я устал так работать, если по чеснаку! Через неделю напишу на увольнение. Зэпэ конечно с чаевыми нормальная, но столько изматывать себя на тупой обслуге не могу – хочется чтоб и мозг работал, и к творчеству вернуться, я же стеклодув изначально, художник по стеклу то есть! На Апрашке спрос большой на мои изделия. А тут ещё в пятницу-субботу прёт самый неадекват из офисов и порта, который к тебе относится, как к скоту. Гомон стоит – что на стадионе, бокал разбей – никто не услышит! Жалко не то что художника, а просто человека в себе… Нет, спасибо, натерпелся. Вот сдам тебе стойку – и гудбай»

Тут я напрягся, и понял, что здесь не всё так гладко — в этом тихом на вид баре. Не в плане даже работы изнурительной, а контингента и отношения к тебе адекватного… Я-то мечтал, наоборот, на размягчённые алкоголем мозги питерских пауперов и офисного планктона нашей агитации покапать помаленьку – а если гомон стадионный с угаром, какой уж там?..

День первый прошёл спокойно: вторник, в основном все брали немного пива и еды. Нам с Виталей и повару мало работы. Вроде, не было каких-то особо высокомерных мажоров, которые к тебе бы относились как к человеку второго сорта, и я расслабился…

За день в итоге я заработал 3000 рублей — из этих денег около 1200 это были чаевые. Действовал я согласно рассказам Андрея, и понял что реально тут условия дикого капитализма. И нужно по боевой обстановочке действовать в таких ситуациях, какие описывал в курилке вновь и вновь Виталя, и башкой думать, как не влететь: вся порча инвентаря в твою смену оплачивалась строго тобой. Сложность была в том, чтобы напоить клиентов настолько, чтоб бой посуды и мордофейсов не начался: выпьют пусть здесь, а буянить пусть идут куда подальше…

Выйдя с работы, я сел в такси и поехал «до центра». Написал Насте, что еду домой — и она предложила отметить первый мой рабочий день. Отмечать я, мягко говоря, не хотел особо, ибо устал больше морально, чем физически в новой обстановке. Требовалась эмоциональная акклиматизация. Хотелось выспаться, встать утром и пойти в «музей политической истории», как его при буржуях зовут, в Музей Революции в особняке Кшесинской — давно хотел в него попасть, и проанализировать то, как там выставляют советскую историю

Подъехал на таксо к Насте, она встретила меня на улице возле «Зингера» с ещё одним нашим товарищем, и сразу, показав из-за пазухи брусничную «Финляндию», говорит:

— Салют, Геворгий Победоносец! Идём отмечать на троих твой барный дебют на крышу? Посмотрим сверху на Зимний, и вообще на красивейший, снизу не видный Ленинград? Заодно попутно и прогуляемся, и обсудим кое-какие дела…

Я согласился, отчего бы и нет-то! Питер сверху я видал только с Исаакия летом – а Зимнего вообще кроме как в Дворцовой не видал, это же поразительное зрелище, наверняка. Там где-то и Гребенщиков, по собственному признанию, возлежал с двумя дамами, на этих крышах, вдруг и я услышу «музыку крыш» из песни «Алисы»…

Двигаясь сперва дворами где-то возле дома-музея Пушкина, а потом чёрным ходом на крышу, я честно говоря, немного боялся лезть наверх. И было ещё очень сильное желание уснуть прямо в душновато-тёплом подъезде этого дома. Подъезд  был чарующе тёплый, пропитанный пылью веков и веющий сверху голубиным помётом.

Когда мы прошли через прокуренную веками, прокопчённую лестничную клетку на продуваемую солёными ветрами Балтики крышу, вдруг слышу спереди крик Насти:

— Ребят, да нахрен надо! Тут п*здец, как скользко и страшно…

Я спросил, одобряя такой поворот к теплу: «Может, к тебе домой? Посидим там, поговорим в тепле, и заодно не будет лишних ушей…»

Напуганная перспективой скатиться с крыши, как в фильме «Плюмбум или опасная игра», Настя говорит:

— Ну, у меня нежелательно, конечно, сегодня… Но можем доехать до штаба, там посидим, тихо отметим твой барный почин, а потом оттуда и до дома недалеко.

Приехали по Невскому на троллейбусе в штаб, и тут я понял, что кончились сигареты, а курить после рабочего дня хотелось сильно. И чтобы не спать, хотелось заправиться энергетиком. Спросив товарищей про ближайший магазин, я отправился туда. Нет, я не спал на ходу! Влажный холодящий ветерок похлёствал по щекам, словно приводя в чувства после обморока. Я обдумывал своё разноплановое будущее, и внезапно в моей усталой голове возникла мысль взять на первую получку крепкого пива ещё к сигаретам и энергетику, чтобы порадовать товарищей, а не угощаться за их счёт. Взяв всё это, вернулся в штаб, стараясь не шуршать пакетом возле места партийного вахтёра, это было традиционное место дежурства ветеранов партии — Настя с Вовой тем временем обсуждали митинг, который предстояло нам проводить в выходные. После этого улизнувшего от меня разговора, Вова зовёт в курилку и говорит, пока я открываю пиво и даю ему:

— Слушай-ка, товарищ, я понимаю – ты только начать к бару привыкать… Но тут есть предложение поинтереснее для нашего Дела. Есть вакансия в СМИ одном — корреспондентом не хочешь попробовать поработать?

Я, глотнув энергетика, ошеломлённо говорю: «И чё за СМИ? Оплата как и график работы?»

Вова с хитрой, но доброй улыбкой отвечает, смакуя «Навигатора»:

— Работать новостником и иногда корреспондентом. День через два график, насчёт оплаты — сам договоришься, торгуйся, не стесняясь. Издание, правда, дюже либеральное, у нас других в Питере почти нет, но зато у партии тогда свой там будет!..

Сказав «да», я выпил остатки энергетика залпом и, наконец, закурил. А он уже протягивает визитку и говорит:

— Бери инициативу в свои руки сразу: после митинга нужно руководителя отдела новостей позвать с нами в кафе и начать себя позиционировать. Ты сможешь, товарищ!

После этого мы просидели ещё с час и обсуждали участие в этом митинге, порядок и формат наших  выступлений. У Вовы была очень жёсткая демократическая позиция: от каждой организации по два человека, я же считал, что лучше вообще от каждой – один, но времени на выступление побольше. Зачем столько ораторского времени тратить, если у организации одна позиция и какие-то узнаваемые лидеры есть?..

Мне вообще их пикеты и митинги, из тех, что застал – показались плохо продуманными и слишком говорливыми, без логичного завершения в виде резолюции. А пустые говорильни без продолжения действием — деморализуют актив. Всё это я прямо сказал Вове с Настей, чем конечно подпортил празднование барного дебюта, но и тема как-то ушла сама собой с предложением новой работы… Она безусловно ближе к агитации и пропаганде, думал я. Даже в самом либеральном издании можно вворачивать своё «красное» словцо, как это делал мой отдалённо знакомый московский товарищ Чёрный на Каспаров.ру, например.

Придя домой и порастратив весь хмельной запас тепла в промозглом смоге Питера, мы глотнули чаю на кухне где пахло чьими-то долгими хмельными-сигаретными разговорами. Умылись поочерёдно, пожелали спокойной ночи друг другу с Настей, разошлись по комнатам.

А я ещё часа два не спал, глядя в старинный высокий потолок с лепниной, по которому пробегали лучи фар шелестящего в отдалении уличного движения. Был в глубоких раздумьях о работе. Вот бы совмещать бар и газету?

И эти два часа ночных размышлений с тихим перекуром на кухне, я не зря потратил: решил, что отработаю все смены в баре на этой неделе, и поеду в СМИ на собеседование. А там посмотрим – может, получится как у Фигаро, и здесь, и там. Ибо в журналистике я всегда хотел быть репортёром, транслировать жизнь городов на экраны и страницы. Тем более, что опыт работы в этой сфере в Питере неплохо повышает шансы и на знакомства с такими же как я жаждущими революции людьми умственного труда, и на дальнейшее трудоустройство с минимальным отчуждением продуктов моего творческого труда.

Продолжение следует


Материалы по теме:

Дневник самарского идеалиста (ч.1) 

Дневник самарского идеалиста (ч.2)

Дневник самарского идеалиста (ч.3)