Проснувшись, я позавтракал овсяной, всыпал из длинного пакетика в местную обросшую чайными слоями чашку и с удовольствием выпил бодрящий «три в одном». Настя уже ушла на работу, так что прощаться мне было не с кем – оделся и вышел на улицу. Снег падал всюду и вовсю, и приветственно хрустел под ногами. В отличном настроении я зашагал до неблизкого метро среди незнакомых, но незабываемых домов.
И всё же перед собеседованием хотел ещё раз сходить на Дворцовую площадь, погулять по набережным и попить уже не растворимого, а свежего кофе. Хотелось и покурить где-нибудь над Невой в этой красивой белоснежно-европейской атмосфере. Я решил устроить себе праздник первого полноценного дня, прожитого в Ленинграде. А чего – один раз живём!
Погуляв по Дворцовой и набережной вдоль Зимнего к памятнику «Петро-примо» и Исаакию с сигаретой и стаканчиком кофе в руке, как со скипетром и державой, я вернулся к Гостиному двору и купил там в переходе «Новую» газету почитать. Ехать оттуда до бара всё равно долго – мало того что две станции на метро, так ещё потом и на автобусе… Бесконечный эскалаторный спуск уже намекал на время для чтения, я углубился в газету и ощутил себя строчкой в этом непрерывно движущемся тексте прославленного города. Где начинали журналистами многие великие писатели, где каждый бомж может процитировать что-нибудь из Достоевского или Чернышевского, где помойка (контейнер) под домом Набоковых на Морской – считается среди бомжей элитной (так хохмили-сплетничали вчера товарищи в чебуречной, устав от политических споров)…
Приехав на место назначения, куда меня направил вчера нацбол Андрей, я сразу же за дверью встречаю девушку-администратора. Которая, узнав что я насчёт работы, не глядя на меня тараторит зачем-то негромко, но красиво рекламный заученный текст: «Международная сеть бара Х. ищет бармена! Возможна работа в центральном баре! Иногородним поможем с жильём! Заработная палата от двух тысяч рублей ежедневно!»
Двушка. Ежедневно! Что это вообще такое? Разве такое бывает? Может быть, они там порнуху снимают? Или наркотики перевозят? Чушь, ерунда, разводилово и кидалово! Но как же так?
Потом, вспомнив постепенно наш разговор с Андреем и его советы быть хитрее буржуазных функционеров, я примерно понял, о чем речь идёт… И в это время как раз заходит в бар директор заведения. Директор, что мне понравилось, молодой — лет 30-35. Одет как следящий за модой москвич: свитер с оленями, цветные (бордовые, как пиджаки новых русских) зауженные джинсы и на ногах тимберленды.
— Привет! Ты, насколько я понимаю, Геворг?
— Так точно! А вас звать Петром? Да? – не растерялся уже я (как только что перед девушкой).
— Да, я директор. Пётр зовут. Давай проговорим по поводу работы, и завтра пойдешь на стажировку. Смотри: тебе надо за неделю выучить, какие коктейли в ассортименте, как их нужно делать и как подавать посетителям. Нужно научиться за неделю также как разливать пиво: там стандарт ирландский, не все умеют. Ну, а остальное в ходе работы увидим. Смотри, момент такой, что работаем мы по договору: оклад у тебя в день тысяча, остальное — премии и чаевые. График работы день через три, можно три через три, как тебе удобно. Условия ясны? Согласен?
— Да вроде ясно… Пётр, смотри, вопрос такой: не получится наеб*лова по зарплате, если я по договору буду работать? Когда зарплату выплачивают?
— Зарплату выплачиваем после трёх смен рабочих, но если дают чаевые, можешь себе брать . В среднем чаевых дают 1000-1500 в день. Но если попробуешь кого-то из клиентов попросить сам чаевые — уволю! Это не наши методы.
— Дорога домой оплачивается — на такси?
— Мы сами такси вызываем и развозим по адресам всех работников бара. Не беспокойся.
— Ну, такие условия мне нравятся, я согласен.
— Завтра жду ровно в двенадцать на рабочем месте.
Выйдя из бара, я сразу набрал номер Насти на смартике и рассказал про собеседование. После моего радостного сообщения о трудоустройстве она предложила встретиться около её места работы и потом погулять по центру. А как же ещё должен был поступить только что приехавший регионал, который впервые безостановочно находится в городе трёх революций? Я конечно же согласился – ибо с утра явно не нагулялся, не надышался Питером…
Прибыв к месту работы Насти, я понял, что из-за волнения очень голоден, и начал искать шаурму (то есть шаверму, никогда не понимал разницы, да в принципе – её и нет, это столичные понты). Нашёл место с шавухой, где можно ещё и присесть и попить горячего чая. Я взбодрился ещё больше, чем утром и после новости о том, что меня берут на работу. После этого я был готов на любую прогулку и движ.
Через пятнадцать минут пришла Настя, и сходу говорит мне:
— Сегодня мы совместим приятное с полезным. В ходе прогулки нужно поклеить листовки-самоклейки против «Платона» и заодно срывать в центре нацистикеры. Так что давай, сейчас шагаем в штаб!
Придя в штаб мы в первую очередь отправились в курилку. Всё-таки находясь в самом логове «питерских» и планируя клеить листовки против поборов с дальнобойщиков, задуманных одним из Ротенбергов, друзей Путина – надо всё продумать. Потягивая дымок синего «Честера» мы распланировали, в каких местах будем «клеиться» и куда пойдем дальше, чтобы не натыкаться на полицаев – это целиком в ведении ленинградки, понятно. Тут Настя отошла в кабинет и вернулась с фляжкой коньяку:
— Геворг, на улице мерзко и пронизывает, давай перед рейдом, может, дёрнем по стаканчику? Заодно драйв будет!
Я несмотря ни на что решил, что — надо, и не пожалел в дальнейшем. Если я в ожидании Насти замёрз, даже находясь в термобелье, то тут, в ходе длительного уличного листовочного рейда определённо потребуется внутренний подогрев. Стартанув от штаба, мы двинулись на Невский. Там бомбили листовками через каждые три фонарных столба, срывая стикеры нациков, встречающиеся реже. Только разок нас окликнули – это была какая-то богобоязненная бабка, ей не понравилось что клеим напротив католического собора, думала, что мы за «Пусси Райот», ей буква «П» из «Платона» это подсказала…
После Невского, набирая скорости и наглости безнаказанных агитаторов – рванули правее, к Храму на крови, на месте своротившего фундамент монархии взрыва народовольцев. Этот взрыв разбудил уже не Герцена, а в конечном итоге большевиков — точнее, «иной путь» Ленина. Набережную вздуло от этого исторического события клерикальным аппендиксом, и храм этот закрыт для посещений, работает только как молельный дом — в те самые мартовские дни, когда удалось ценой своих жизней Софье Перовской сотоварищи первого Романова подорвать… Прошли по набережной Мойки, саму её ограду украшая нашими листовками, потом — мимо Зимнего, разделившись затем по обеим сторонам пути, чтоб не пропускать фонари. Так же шли по мосту у Зимнего, переглядываясь изредка через поток машин и троллейбусов.
Этот Питер меня пленил не только солоноватым даже зимой ветром со стороны Финского залива, но и партийной работой.
Вот, — размышлял я, — только порадуешься, что нашёл себе местечко в буржуазной иерархии уже сложившегося общества, как — раз!.. И красивая идейная девушка выдёргивает тебя. И ты этому рад! Что не пошёл шляться просто так по Питеру как зритель-потребитель, а уже выполняешь рискованную, но наполняющую тебя адреналином работу. «Платон» — это лапа Ротенберга в кармане пролетария-дальнобойщика, ведь вычитать-то эту мзду «на дорожное покрытие» будут из его зарплаты, а не из прибылей компаний. Ты словно сам с этих листовок говоришь с каждым встречным – ты объективируешь свои убеждения, делаешь их заметными другим, и уже не ты на что-то дивишься, а на тебя глазеют. Листовки яркие – кто-то красиво сверстал в штабе близ Московского вокзала, откуда нет пути назад…
Так, столб за столбом, а потом и стена за стеной (пощадив только Биржу и набережные), мы углубились с Настей в Васильевский остров. Всё новые, всё более замысловатые, иногда модерновые, сказочно укрытые снегами дома сопутствовали нам, и я думал, что точно так же в 1917-м кто-то клеил другие листовки – члены РСДРП(б), о которой иногда нам напоминали мемориальные доски… Как только листовки-самоклейки кончились, обратно мы отправились пешком по «Ваське» (как звала остров Настя) по вечернему, немного нами подогретому агитацией Ленинграду. Проверяя, не сорвали ли наши листовки где-либо, сами у себя работу принимали…
Шагали и бесконечно общались с моей партийной экскурсоводшей – о социализме, который отсюда начался, от орудия «Авроры», о путях к нему и через него к коммунизму снова… Мечтали, что вспомним этот листовочный рейд в этом же городе, когда не надо будет ни листовки клеить, ни даже работать за деньги, поскольку деньги и директора-буржуи упразднятся, а работа на благо общества станет естественной потребностью каждого – и каждый будет в нашем обществе сыт, одет и понят. И наши листовки лягут под музейное стекло рядом с банкнотами ельцинско-путинских времён – а что такое «Платон» (что это означало «плати за тонны») мы сами будем рассказывать. Рассказывать внукам анекдоты, потому что останется им только философ Платон, наряду с Гегелем, Марксом, Ги Дебором…
Так плыли мы в метели и, в ней, радужно, наподобие расцветающих салютов, создаваемом нами образе новой, окончательной, Коммунистической революции. Из питерской метельной вечности на нас выглядывали то Петропавловка, о которую словно волны Невы, разбивались многие аналогичные мечты, то военная техника, без которой не обойдётся революция, то особняк Кшесинской, с балкона которого Ленин общался с тысячами матросов и рабочих – шли и шли мы с Настей, и пели в нас революционеры всех трёх поколений. И думал я, как сильно сможет преобразовать меня, как переменить мою личность — жизнь в городе трёх революций?..
Продолжение следует
Материалы по теме:
Дневник самарского идеалиста (ч.3): 7 комментариев