В 12-м конкурсе на премию им. Демьяна Бедного наконец-то полный список лауреатов

Двенадцатый творческий конкурс ежегодной премии им. Демьяна Бедного длился рекордно долго. Обычно итоги его подводились в начале ноября, однако в 2021 году (видимо, из-за замедления вообще всех жизненных темпов в связи с пандемией) ждать достойных претендентов пришлось по октябрь месяц включительно. Затем, получив наконец на электронную почту роман, автор которого обоснованно претендовал на победу в номинации со скромным названием «Проза», — мы публиковали его довольно долго, что тоже соответствует традициям конкурса.

Сперва произведение представляется на всеобщее обозрение и лишь затем награждается (публикуются все присланные на конкурс произведения, это тоже особая традиция премии им. Демьяна Бедного – и мотиватор для участников). Роман оказался не только интереснейшим, но и достаточно объёмным даже для сетевой публикации.

Работа жюри таким образом перевалила за условный рубеж нового года, но принципы и временные рамки конкурса – это не одно и то же, и второе всегда воспоследует первому. Главное для нас это качество награждаемых произведений, и сейчас мы можем с чувством удовлетворения и ответственности огласить всех лауреатов во всех номинациях.

Политической традиционной преамбулы в этот раз не будет – за отсутствием реальной, массовой политики. И на этом фоне необходимость пролетарского искусства ощущалась всё ярче, почти контрастно. Само творчество становилось для многих подвигом и было куда содержательнее публичной политики, что для «дюжинного» нашего конкурса по сравнению с прошлогодним – хорошо, лучше.

Итак, в номинации «Проза» (причём на этот раз – Большая, — наверное, и приз должен больше быть) – безусловный победитель. Это Валерий Дмитрук (Подмосковье) с романом «Налево пойдёшь – коня потеряешь». Позже мы опубликуем подробную рецензию, в жюри нашёлся желающий, а пока даём традиционную гиперссылку, и сообщаем, что столь тонкого футурологического, иронического анализа «Болотного периода» (в романе – «странная революция») до сих пор не было даже у тех писателей, кто не только писал о периоде 2011-12, но в нём участвовал. Что получилось бы, если б Моссовет (так в романе, имеется в виду мэрия) не руководил протестами, а от протестов бы пал? Как отдельные люди из «конторы» в тайне от начальства создали свою леворадикальную организацию и через неё вышли на влиятельный международный профсоюз (в романе «Трудинтерн»), борющийся с «Пятым рейхом» (неонацистской организацией в Германии и Австрии)? Всё это Валерий Дмитрук – в степенном, вполне даже буржуазном, стиле описывая попутно будни креативного класса, рассказывает в более чем ста главах романа, который имеется пока только в электронном виде. (Стоило такой книги и два года ждать: в прошлый раз, напомним, в 2020-м, жюри решило вообще никому не присуждать из прозаиков ничего, чтоб не впасть в групповщину.)

В номинации «Публицистика» — необычный, но потому и интересный, заслуживающий награды случай. Здесь у нас двое, так уже бывало (бывало даже одновременно трое – в «Левой перспективе» на 9-м конкурсе) – и мы представляем первого лауреата. По роду занятий – молодой политик, по духу – закоренелый романтик, Григорий Оганезов (Самара), ещё недавно публично осаживавший Захара Прилепина за его «правые» ереси, пустился вдруг в воспоминания митинговой юности. И удивительным для нас образом – обрёл себя. Его вроде бы рассказ, но всё же больше «репортаж из собственной жизни» с лаконичным названием «Мария» (как влюбился в кафе) покорил всё видавшее за 12 лет многое и многих жюри. Но награждаем мы его именно не за один текст, а за серию таких репортажей-ретроспектив.

Второй лауреат – Ярослав Солонин (Воронеж). Его серия очерков «Россия без нас» тяготеет к прозе, но всё же остаётся хорошей, «в твёрдой обложке» публицистикой.

В «Левой перспективе» лауреат Алиса Иоффе (Москва). Её нарисованные прямо на выбеленных стенах в том самом Сахарово (Новая Москва, где стоит реальная мясорубка для пролетариата — Многофункциональный миграционный центр) чёрно-жирным Murals-2021, весёлые и жуткие миры – как будто наши ещё не пережитые, не обдуманные впечатления от телесводок новостей. Чёрно-белые, нарочито детские и по-матиссовски потому искусные картины (см. Луи Арагон «Анри Матисс, роман»), кажется, хватают даже отдалённо наблюдающего их – за живое, минуя обдумывание.

Аэропорты, митинги, автозаки, шконки, трудовые мигранты, ванные комнаты младосемейных миров (что только тут не померещится!) – в этой яркой простоте минуются даже границы и углы стен, на которых они начинаются, но не кончаются, как кошмар – никогда… Кажется, уже и твои ладони в этой чёрной краске, и, ощутив в себе силу и необходимость пролетарского искусства, пойдёшь это всё дальше рисовать — «да, мазать жизнь – да, кровью стен!»…

«Арестованные протестующие»

В номинации «Рок-буревестник» приз (книги и диски) уходит группе «Рабкрин» (Сергиев Посад), сумевшей энергией своих в лучшем смысле слова стальных, металлических песен – растопить лёд социальной энтропии, которой характеризовался не только минувший 2021 год, но и год предыдущий. Версия известной песни Высоцкого «Жираф большой» в духе red metal выглядит и слушается просто великолепно. Слушая «Рабкрин», понимаешь, что если отвлечься от реприз и шума столицы, отъехать от неё всего на часок расстояния, начнут попадаться самородки не хуже «Арии» или «Эпидемии»! А их же «Тачанка» как хороша? В общем, загорские парни во главе с гитаристом и автором песен Сергеем Егоровым (как ваш барабанщик «Металлики» Ларс Ульрих или её бывший гитарист Дэйв Мастейн, ещё и автогонщиком заядлым) вполне заслужили свои призы и звания «лауреатов политической ангажированности». Далеко глядят, и шеи длинные всё влево гнутся.

Номинация «Стих» — наконец-то дошла (или сам его цикл дошёл, если не гора к Магомету) до народного поэта Владимира Платоненко (преисполненный классового гнева цикл «Только стихи»). Вообще, это, пожалуй, упущение всего жюри – ведь и стихи-то всё прошедших лет, но отчего тогда не награждали? Пишет Владимир неустанно, как Всеволод Емелин – если обратить внимание на рубрики стихов и их актуализированность, пишет Владимир куда суровее, однако до сих пор только Студия патриотического искусства «Союз» была ему родным домом. Очень надеемся на расширение его аудитории.

Важно, однако, что писавший в нулевых и ранее, как он считает, лучшее, — продолжает писать и сейчас. Возможно, потому (и дабы поддержать такое окаянство творческого долголетия, верности своей гражданской позиции, твёрдости стиля) и награждаем запоздало, но не обветшало!

За сколько?

Довольно меня пытать

противникам моих дел,

за что я стараюсь так,

за сколько зеленых в день.

Пока не выполнил я

задачу свою на все сто,

не то что бакс, ни копья

не выделит мне никто.

До боли в костях устав,

до рези в глазах, до слез,

я буду пахать за так,

дивясь, что еще не слег.

А если меня убьют,

на небе узнаю, что

место мое в раю

захапал какой-то браток.

Но, силы свои отдав

за новое бытие,

я все получу, когда

закончу дело свое.

Еда, одежда, жилье,

машины, земля, вода –

все будет тогда мое,

все станет моим тогда.

А если в могильный мрак

сойду я, врагом убит,

душа моя вломится в рай,

замок кочергою сбив.

И вместе с нею войдут,

стирая копоть с лица,

все те, кто уголь в аду

лопатами греб без конца.

Нас сотни людей простых,

спрессованных в низший класс,

нас тыщи и сотни тыщ,

и сотни мильонов нас.

Пускай ничего до сих пор

не обломилось нам,

но, выполнив свой аккорд,

мы все обретем сполна.

Народ городов и сел,

поселков и деревень

однажды получит все.

Весь мир. Повторяю, весь.

Весь свет, весь шар земной,

что свора дельцов рвала,

как пальцы руки одной

возьмем мы в один кулак.

Весь мир на века станет наш,

огромен и неделим.

Вот, какова цена.

Ну что? Достаточна ли?

Антиарбатское

Это, видать —
                    судьба:
в холод,
                  в жару
                         и в дождь
я прошагал Арбат
и поперек, и вдоль.
Рыбой глубинных вод
я не таращил глаз.
Я прошагал его
буднично,
               по делам.
Я день за днем на нем
землю под трубы рыл,
в офисы письма нес
и выметал дворы,
я зазывал зевак,
и провода чинил…
Скажешь ли
                  в двух словах,
чем я повязан
                     с ним?
Чужд мне
               беспечный люд,
что запрудил Арбат.
Я среди них —
                     верблюд
о четырех горбах.
Кто-то бы, может, сник,
только что мне сникать?
Мне
       наплевать на них.
Им без меня —
                     никак.
Ежели я живой
движусь несокрушим,
будут
         по мостовой
шаркать калоши шин.
И фонари в сто солнц
будут светить, пока
красное
             колесо
катится
             за закат.
Если же я помру
в тысяче лиц един,
мой тыщеглавый труп
панику
          породит.
Будет всему
               труба:
банкам,
            кафе,
                     ларькам.
Сдохнет тогда Арбат.
Враз
      и наверняка.
Мертвые, как гробы,
сваи мостов стоят.
Что, чорт возми,
                     забыл
в этом бетоне
                     я?
Стоит ли
            фонари
жечь на закате дня,
если их свет горит
вовсе
         не для меня?
Я бы давно свалил,
плюнул,
             и кончен бал,
если б не тыщи лиц,
верующих
               в Арбат.
Сколько
            таких как я
ждут, что по фонарям
к ним потечет не яд,
а эликсир,
               бальзам!
Это — судьба,
            видать,
спину на город
                        гнуть.
Ветер уносит вдаль
мелких плевков слюну.
Я продолжаю путь
в этот
         иллюзион.
Но хоть когда-нибудь
будет он
             разнесен.
Мы победим Арбат.
Надо лишь
               дорасти.
Будут
          завод и банк
нами сданы в утиль.
Будет
          в конце концов
наша заря сиять.
Красное
               колесо
светит
            таким, как я!

Киргизские цвета

Пускай ругаются, плюются ли
порядков стражи в телевизоре,
а мировая революция
опять наведалась в Киргизию.
Она дойдет и до Японии,
но не о том вопрос-то ставится.
Похоже, вновь ее не поняли
и подобрать ей цвет пытаются.
Разглядывают краски разные,
оттенки ищут несусветные.
А кровь опять стекает красная
и слезы – как всегда бесцветные.
И сколько рек еще прольются их
пока поймут мозги усталые,
что мировая революция,
она бывает только алая?
Скорей бы уж глаза увидели
(не важно, карие иль синие),
что переменою правителей
лишь консервировать бессилие!
Что сила в том, чтоб общей силою,
тогда, глядишь, и революция
не рыжей, пегой или сивою,
а самой правильной получится.
Тогда в полоску ли, в горошек ли
ее пусть красить не пытаются
(неважно, будут власти сброшены
арабами или китайцами).
А время тикает и тикает,
и так понять до боли хочется:
то ли дойдет мысля по тихому.
То ли опять все дрянью кончится…

Часовня Иверской богоматери

Мешались люди и лошади,
трещали боярские головы:
когда прорывались к площади
толпы народа голого.
И чтоб не врывались разные
на площадь устоев ломатели,
стоит у входа на Красную
часовня Иверской матери.
Стоит полукруглым выступом.
А между домами соседскими
стена за ней сзади высится
с воротами Воскресенскими.
И в эти ворота впаяна,
став их неотъемлемой частию,
стоит часовня как памятник
всем принявшим в бунтах участие.
Всем тем, кто этой дорогою,
закрытой кирпичными зданьями,
прорвался и только пробовал,
прошел или лег без дыхания.
Правителям и правительствам
кто нос не давал высовывать —
всем в память ворота с Иверской
на часах стоящей часовнею.
Они гул проклятий слушали,
глядели на бунтов зарево…
Они были даже разрушены,
но встали при Ельцине заново.
И новым своим появлением
они и меня возвеличили –
я тоже ломал оцепление
в проезде Историческом.
Когда, не проспавшись с вечера,
с толпою на площадь выбился,
не знал, что увековеченный
я буду часовней Иверской,
что там, где ментов растолкали мы,
чтоб не было впредь то повторено,
огромною пробкой каменной
будет проезд закупоренный.
Но вот они! вот они! вот они!
стоят, проход перекрывшие:
часовня; стена с воротами;
шатры с зелеными крышами…
В железобетон закатаны,
в ряды кирпичей закованы,
чтоб знали все, что заказаны
здесь шествия незаконные.
Стена, покрытая инеем,
морозным узором дразнится.
Пусть нет моего на ней имени,
какая мне к чорту разница?
Я знаю без всяких вывесок:
в апатии, в радости, в горе я
навечно повязан с Иверской
как змей со святым Егорием.
Из века прошлого вынырнув,
“А вспомнить, — кричу, — не хотите ли?
Покуда мы все не вымерли,
еще вы – не победители.
Пока мы ходим по городу,
глядишь, придем и со сменою.
Не зря, вопреки всему гонору,
попрятались вы за стенами!”
Сейчас никому не получится
пройти тем путем, что я хаживал.
Но солнце играет лучиком.
Сгорает на небе заживо…
Не буду выть как ошпаренный.
Пойду и успех отпраздную:
при жизни поставлен мне памятник
у входа на площадь Красную.