Рабочий класс и вправду за столетие изменился до неузнаваемости. Речь идёт об индустриальных пролетариях, о фабрично-заводских рабочих. Именно на них опирались большевики, как на наиболее сознательных и организованных. Раньше, до Октябрьской революции, они работали от звонка до звонка, не имея практически ничего в материальном плане, еле-еле сводили концы с концами. Вместе питались, находились 10-12 часов бок о бок, соответственно много общались о политике и жизни. Бытие определяет сознание.
Сегодня рабочий очень часто это женщина или мужчина, который садится в свою иномарку, отработав свои рабочие часы, едет домой, а в выходные дни — на рыбалку или прогулку, если у него появляется свободное время от домашней суеты. Всю «чёрную работу» на производстве за него выполнит «чужой» — гастарбайтер из Средней Азии или даже из России. Вот так раскалывается и дробится на сегменты, атомизируется рабочий класс.
Рабочему «есть чего терять кроме собственных цепей». У него ипотека, иногда кредит на автомобиль, и он держится за свoё место зубами. Есть города, в которых люди ждут появления свободного места на заводе, чтобы его занять, так как это единственное место со стабильной и высокой (по меркам регионов) зарплатой. И поэтому риски, сопряжённые с потерей работы они оценивают очень чётко, это понятно.
Ипотека и кредиты открыли новую форму эксплуатации человека человеком. Рабство и зависимость от денег, которые тебе дал банк, от капитала в буквальном смысле этого слова. Отказ платить чреват выселением на улицу, фактически ты живёшь в доме, который принадлежит банку.
Большой привет тем, кто критиковал отсутствие права собственности на жилье в СССР. Мол, квартиры-то давали, только собственником являлось государство, приватизировать и продать было нельзя! Только вот выселить человека на улицу, как сегодня поступают с «ипотечными рабами», в СССР было практически невозможно. А есть это «право собственности» сегодня у тех, чьи квартиры сейчас находятся в собственности банков до тех пор, пока не будет выплачена вся сумма ипотеки?
Несколько иная картина складывается с врачами и учителями. До Октябрьской революции школ и больниц было настолько мало, что и самих врачей и учителей было не так много, в эти сферы шли интеллигенты, которые часто сочувствовали социал-демократам и большевикам. Но силой и организованным рабочим классом их назвать было, разумеется, невозможно. Сегодня, в 21 веке, после создания советских систем образования и здравоохранения, работников этих сфер стало количественно больше, даже несмотря на все проведённые властью «оптимизации».
Учителя и врачи подвергаются сверхэксплуатации, чрезмерным нагрузкам, невыносимым условиям труда со стороны буржуазного государства, выступающего в роли эксплуататора. И, как следствие, появляются сильные профсоюзы.
В Европе картина ещё интереснее. Рабочим созданы максимально «удобные» условия для эксплуатации их труда, с соблюдением их прав (на их страже стоят сильные профсоюзы), со всевозможными льготами и гарантиями. Это расслабило многих рабочих, они ограничиваются теперь этой «синицей в руках» и не хотят бороться за «журавля в небе» в виде реальной политической и экономической власти, максимального участия в распределении богатств и управлении государством. И здесь, как предлагают «идеалисты от марксизма» верящие в силу слова, можно по три часа в день говорить с рабочим о классовой борьбе и диктатуре пролетариата. Ничего не поменяется, эти слова не лягут на нужную почву и так и останутся пустым сотрясанием воздуха.
И это мировое явление. Подкреплю характерным европейским примером.
Есть такое старое слово «штрейкбрекер», в дословном переводе с немецкого означает «ломающий забастовку». Молодые его теперь редко используют, между тем оно очень злободневно и точно по сей день. Так называли раньше рабочих, отказывающихся участвовать в забастовке и поддерживать забастовщиков. Они обычно занимали сторону администрации в споре с забастовщиками и поддерживали её своим выходом на работу в период забастовки.
Так вот, сейчас это штрейкбрекерство приняло новые обороты. Например, во Франции появились «штрейбрекеры поневоле» — французы арабского и африканского происхождения. Они находятся в более забитом и рабском положении (как в России узбеки и таджики) и не могут себе позволить принять участие в забастовке, для них это «дорогое удовольствие» — один день забастовки стоит рабочему примерно 100 евро. А в дни забастовки высвобождается большое количество «рабочих мест» и они их успешно замещают. Существуют даже «работники по вызову»: собрана специальная база с телефонами, рабочим звонят и предлагают дополнительный заработок в дни забастовки.
«Трудовая Россия» пришла к выводу: в нынешней России (не будем говорить «за всю Одессу», в разных странах ситуации различаются) необходимо ориентироваться не на рабочих в исконном смысле этого слова, а на всех неимущих, на всех трудящихся и эксплуатируемых, на всех людей наёмного труда, отчуждённых от средств производства. Среди них очень часто находятся люди с твёрдыми убеждениями и классовой позицией.
В качестве контраргумента часто приводится довод о том, что больше всего трудовых конфликтов и забастовок происходит именно на заводах и фабриках. Однако, нужно признать и другое: они носят чисто экономический характер и ограничиваются исключительно экономическими требованиями. О революционном, классовом сознании в данной среде и говорить не приходится, как раз наоборот, нередко приходится иметь дело с крайне реакционными, консервативно-охранительскими настроениями. И они носят объективный характер: высока степень атомизации рабочих, пока ещё сильно влияние госпропаганды, остаётся страх стать «белой вороной» в коллективе, слабее гнёт со стороны капитала, по сравнению с началом 20 века и т. д.
Но это нисколько не отменяет, а наоборот, лишь подчёркивает нашу приверженность лозунгам и принципам этого дня:
Владыкой мира будет Труд!
С Днём всемирной солидарности трудящихся всех стран!
Мир! Труд! Май!
Элмаp Pустамoв