Дмитрий Чёрный. Ленинградские лужи (Питер-ДЧ, ч.3)

Самый финал «Винтовки-2020» был окрашен для меня и в эйфорические тона чужого пьяного драйва (в фотосессии замешкавшись не принял участия), и в негативные собственные эмоции (из Москвы пришло известие от нашего комсомольского секретаря, что Союз архитекторов желает перепрофилировать Мавзолей). Хорошо, что в этот день никто не сыграл «Некрофилию», а то вышло бы одно к одному… Тем не менее, главная, позитивная встреча этого дня уже состоялась, но я толком её не осознал. Поскольку тот самый продвинутый бородач Денис, с которым потолковали и зафрендились мы после выступления, оказался Денисом Осначем. Эпизодическим героем не одной лимоновской прозы!

Это нынче высокое звание. Иногда полезно заглядывать в соцсети – а то за грохотом гитар я просто не расслышал фамилии. Наклейка «Дома Советов», его группы, как тов. Оснач  признался, созданной под влиянием явления Эшелона в боевых нулевых – таким образом и стала моим талисманом, и первоначальный план наклеить её на свой отходовско-эшелонский бас я реализую в скором времени.

Боевого драмера рок-коммуны Жэку Горшкова к тому моменту уже смыла волна его рокерских питерских друзей, и он на ночлег в горкоме РКРП не рассчитывал. Так вот, далее у нас была задача – собрать инструментики и плавно двинуться провожать Славу Горбулина на Ладожский вокзал, откуда по новой моде (и значительно дешевле маршрута из Москвы сюда) отправляются плацкарты. Времени было достаточно – поезд отбывает в два часа ночи, и мы неспешно потащились с «рынка имени Брата-1» к Сенной. Доехали мы к сказочно сияющему в ночи откуда-то сверху, точно дворец Снежной королевы, Ладожскому — на метро с небольшим запасом времени. Но как выяснилось тотчас – обратных поездов уже не было, выйти можно, войти уже нельзя. Попрощавшись со Славой, мы с Алексом присели в тоже возвышенной привокзальной забегаловке-стекляшке, так сказать, осознать всё произошедшее, глотнуть ночного кофейку с мистером-твистером вприкуску и продолжать дальнейший путь в эту бесконечную, но уже заморосившую питерскую темноту…

Тут выяснилось, что наши товарищи-коммунисты, частично не дошедшие до второго этажа «МаниХани», всё ещё фанатеют неподалёку оттуда на концерте какой-то иной, здешней группы. И весело так фанатеют, судя по голосам. Насыщенный в Ленинграде карантин, надо признать! Мы, однако, их не торопили, вживаясь в обстановку, благо что и единственно работавший за полночь «Бюргер» нас не гнал из своего тепла под дождь. Нам было приятно, что выступление прошло без потерь, и легендарного отца-основателя МРК Славу мы вернём в лоно смоленской рабочей житухи. Кстати, здесь он «Русское поле экспериментов» спел как-то уж совершенно правильно – словно передавая нам ухмылки и недомолвки чествуемого Егора…

Далее подразумевалась загрузка в горком, но вот дозвониться тамошнему дежурному нам не удалось. То ли заснул, то ли ушёл, нас не дождавшись в приличное время. Тут прибавился ещё и факт более важный: развели мосты.

«Где для одних новичков график развода мостов» — вспомнилось мне из «Текилы». А ведь как приятно помимо неприятности, вот и мы включились в эти городские ритмы! И теперь товарищи велят нам прыгать в то же самое такси и проделать те же полчаса пути, только в ином направлении, где водораздела уже не будет – в Пушкин. В дожде это было и не так важно.

Хотя, нет – важно. Сквозь оранжевый из-за придорожных огней дождь и перебарывая укачивающее воздействие езды, я наконец-то увидел новостройки, которыми столица Великого Октября нынче оканчивается – и должен отметить, что в этой части северной столицы Москва и Питер, отличаются мало друг от друга. Плотно построенные, приставленные друг к другу по законам теплоцентраля и прочих вековых устоев, шестнадцатиэтажки – как бы в полосе отчуждения, и по стилю, и по сути. И не тот город, что их породил и себя в них продлил – и явно не пригород. Некая новая земля. Только тут она равниннее Подмосковья. Где-нибудь по пути в Подольск – похожие пейзажи, этакие крепости у дорог, вместо пушек из бойниц выставившие цены за квадратный метр и телефоны буржуев, желающих нажиться на вас — бездомных, но с покупательной способностью, либо с ипотечным желанием ярма на шею…

В Пушкин (а точнее, как выяснится уже завтра — к станции «Царское Село»), мы прибыли значительно ранее наших товарищей, пришлось постоять под повсеместно родимой и красивой сталинской архитектурой, дугообразно очерчивающей площадь у станции, пожить ночной жизнью вместе со здешними человеками. А они, соблюдая меры карантина, – забегали в местные продающие алкоголь магазинчики (хотя давно было уже не 23 часа). Я же вглядывался в ближайшие дома через арку, под которой мы с Алексом скрылись от дождя, но не скрылись от ветра – и вспоминал Воронеж. Точно такая же композиция домов у вокзала, — и там тоже, не непосредственно в этих домах, но в городе обитают наши товарищи. Правда, в КПРФ, ну да у кого как сложилось, депутатствуют зато… И ещё в Минске такие неоклассицистские объятья домов распахиваются у железнодорожного вокзала, который внутри весьма современный.

Мы (ну, точнее я, а не Алекс, его отчего-то сигареты греют – видимостью огонька, наверное) уже начали подмерзать в продувной сырости, но тут товарищи-ротфронтовцы со стороны станции, дворами всё же появились. И нас согрела пушкинская кухня в классической «сталинке» с аутентичной фурнитурой (поколения 1950-х, у меня дома такая же)! Конечно же, нашлись желающие тут не только чайку глотнуть и подогрето пообщаться, но я решил поспать, два ночи уже, – потому что планы были встать пораньше, чтобы вполне насладиться красотами Ленинграда.

И утро ответило взаимностью! Солнечное, светлое… Я первым вскочил в посапывающей двухкомнатной квартире, приготовил чаю с чабрецом покрепче, закусил его кексом и не зря прихваченным ещё из Москвы горьким шоколадом для бодрости мыслей. Быт коммуниста, какой бы фракции он ни был, всегда понятен и интересен другому коммунисту – магнитики и даже награды на холодильнике выдают кино-инкорпорированность, но тут же есть и признаки «маоизма», друзья жалуют, как есть и признаки присутствия иногда кого-то из детишек… Удивительно, как непритязательны и не скрытны в своём бытовом микромире мы, умеющие теоретически видеть будущее человечества без классов и денежных единиц, без прилавков и прочих барьеров – вплоть до государственных границ… Так было в 1920-х в коммуналках комсомольцев и Калинина или Будённого (докфильм Романа Кармена, да-да – «Москва-1932»), например, так и в 2020-м, в газифицированной широкооконной «сталинке». Увы, товарищ, с которым поговорить о кинематографе хотелось бы  этак часа четыре к ряду – крепко спал, потому что до четырёх ночи длились беседы москвича и ленинградцев об актуальных политических вопросах. «Беседы без масок»…

За окном на фоне идеального пейзажа за деревьями, дома-визави с широкими окнами, на утренние поезда шагали слева направо матросики – «служба идёт», ударники же рок-фронта только пробуждались. Растолкав Алекса, я сложил так и не пригодившийся спальник в колёсный рюкзак, пришлось всё же разбудить и товарища Паутиныча – попрощались и побежали. На табуретке времён деда-фронтовика остались две мои книжки.

Надев гитары почти как школьные ранцы, мы покинули гостеприимный дом и решили немедленно отправиться, не гуляя по Пушкину, в Ленинград. Солнце звало! «Солнце за нас» — вспоминалась песня некогда (1989-91) очень мне дорогая. Как грела она воображение в зимних ночах московских, как быстро вертел пластинку «Алисы» мой проигрыватель «Рондо», который я уже исхитрялся использовать и как колонку для гитары «Бас-1»!.. Поняв, что «Подорожник» не годится для оплаты пригородного проезда и натянув маски, мы прошли через турникеты и оказались посреди солнечного утра, ничем не омрачённого, а станция при этом называлась «Царское село», что для москвича уже когнитивный диссонанс – город Пушкин, а станция другая…

Впрочем, прибывшая электричка не дала более времени на созерцания и сомнения, мы сели в почти пустой вагон и понеслись по равнине обратно в Питер, как бы считывая наоборот все те новостройки, только после ночного оранжевого дождя подсохшие и вычищенные. Возможно, такое кажется любому туристу, но тут стройки не сопровождаются таким количеством мусора и неразберихи, как в Подмосковье. Путь на Витебский вокзал (где я ещё ни разу не бывал) занял всего двадцать минут.

И вот тут меня посетило первое дежа-вю. Я ведь точно помню, что на «Вахту памяти» 2008 года мы с активистами СКМ (Союз коммунистической молодёжи) и ФСМ (Федерация социалистической молодёжи) выезжали с Балтийского вокзала. Но и этот вокзал, и даже издали кажущийся павильоном кафешек, где готовят «традиционную вахтопамятную яичницу», как говаривал Семён Борисович Борзенко, — показался Балтийским. В общем, как там у Стинга-то? I’m an alien – приятно чувствовать себя гостем в городе, который знаешь очень мало, фрагментарно. Мы постановили с Алексом пешком дойти до полуподвальчика, в котором вечером предстоит проводить презентацию, дабы оставить там книги и прочие гитары и налегке рвануть на «Беговую», к заливу…

Мы шли, а утро, переходящее в день, и не думало портиться, солнечность не уступала облачности.

Наверное, я бы мог догадаться, что собор с голубыми куполами, выглянувший на нас из-за ездою машин поднятого тумана, это ориентир близости гостиницы «Ленинградская» (ныне, «Азимут-СанктПетербург»), но не догадался. А был это «Технологический Институт» — на карте метро если ориентироваться. И был это, безусловно, миг того счастья и свободы путешественников, когда город ощущается всем своим целым в отдельных частицах – например, в этих странно и парадно вывешенных на балконы триколорах… Последний раз я такой путриотизм видел только в Киеве, но там были биколоры, жовто-блакитные, само собой. Вывешенные за евро-отремонтированные балконы, в основном.

И мы продолжали наш восхищательно-познавательный путь (а во мне отчего-то прямо всё поёт, когда с городом наедине и при хорошем освещении) к 12-й Красноармейской. Красноармейских улиц много, более десятка, словно шеренги солдат, идут они по возрастанию – и мы даже сперва немного заплутали, но вернулись на верный путь и искомую арку обнаружили. Долго стучались в окошко, за которым шла в полуподвале репетиция загадочной группы – вот же, каков творческий процесс ленинградский, ни часа свободного в небольшом помещении! Добавив к играющим гитарам свои две неиграющие, в чехлах, мы поспешили удалиться, дабы вернуться уже к началу нашего мероприятия.

Сбросив вес гитар с себя, мы словно прозрели – точнее, проснулся мой фотоаппетит, инструмент для утоления которого я не забыл прихватить и зарядить свежими батарейками. Или это всё же Ленинград стал к нам благосклоннее?

Отчего по пути туда мы ничего такого не замечали, а теперь – лужа за лужей?

И не только в них, конечно же (хотя именно этого я и ищу), а во всём пространстве вокруг, включая вертикаль, просматриваемую строго по линиям улиц – отражался тот Ленинград, который запечатлён импринтингом в моей внутренней геолокации с 1980-х, с первых визитов сюда дошкольником и второклассником.

Честно признаюсь, мне так не фартило и в Москве-то с 2006-го года (цикл «Лужи, люки и дома», выставка прошла в 2014-м осенью). Посчитайте, сколько рыбак ждал путины…

Тут ещё важно поймать настроение луж, приловчиться к этой особенной оптике вИдения домов.

Меня научил – не специально, просто так же гуляли по Днепропетровску и Запорожью, — этим финтам Вилли Мельников, светлая ему память. Поэту и фотохудожнику необыкновенно талантливому и странному, знавшему Пелевина ещё как заурядного наркомана… Вилли когда ещё фотографировал меня со стопочкой у Ирины Губановой в гостях, показывал тут же результат – как бы доказывая, что он не на плёнке, а всегда заранее в том что видит око, да не всегда оптика ймёт…

Наблюдая моё страстное порхание над лужами в поиске того угла зрения, который уловит максимум красоты домов, Алекс не удержался и заснял это непотребство на видео. Это и впрямь напоминало поведение кота, выслеживающего мышей. Жаль, не видел пока того видео и не могу добавить сюда.

Зато есть лужицы мои любимые. И это, скажу я вам, концентрат Питера – за которым я сколько раз сюда ни наведывался, а получил впервые.

Всё время от радости лезла в голову цитата из «Первых свиданий» Арсения Тарковского, не подходящая конкретикой, но верно выражающая настроение и восторг: «Когда настала ночь, была мне милость дарована, алтарные врата отворены, и в темноте светилась и медленно клонилась нагота…»

Какая тут может быть нагота? И ночь тут совершенно не при чём…

Насытить более банальный голод мы зашли в заранее примеченную столовую «СССР» — опять же, в отличие от московских аналогичных мест и цен, тут можно пообедать за двести с небольшим рублей, быстро, без очереди и качественно. Правда, второе блюдо грелось в микроволновке и получил я его в руки раскалённым – но ей-богу, даже лёгкий ожог не мог испортить столь идеального утреннего драйва.

Перекусив и попутно погрузившись в некий скучный сериал о семейных изменах, мы вышли, и я вновь стал «нырять в лужи», снимать рубашки…

Именно одежду Ленинграда, его рубашечки домов – из старого гардероба, я и выслеживал в волнении луж. Которые, конечно же, не давались так вот, запросто. Ветер – иногда яростный, подгонял эту мою охоту, и мы вскоре вышли к Обводному каналу, где лужи немедленно исчезли, перестали даваться моему алчущему оку.

Однако и этого уже на выставку хватит, радовался я пока Алекс спокойно закуривал на солнышке и таком ветриле, что становилось ясно – впереди Балтика… А у нас впереди метро «Балтийская», откуда мы и… Впрочем, нет, решили погулять поосновательнее, тем более что отсюда-то, от «Балтийской» я знаю путь к местам недолгого гостиничного проживания в 1983 году. Можно было бы пройти и напрямик, не пересекая канала – но кто запретит тут гулять хаотически нам в такую погоду? Дорвались! И это в период ослабленного, но всё же карантина.

И мы дважды, то отдаляясь, то приближаясь – видели апогей, торжественно выстроенную кульминацию города в этом участке, где все прямые улицы-линии обязательно стремятся стать восклицательными знаками, — «Варшавский экспресс», который визуально звучал издали громче названия вокзала. И мы ещё не понимали, что он точно так же, как Балтийский вокзал, небольшой, и вдобавок отделён от нас каналом. Но город бушевал вокруг, как и ветер — не жизнью, карантинная жизнь напротив была скупа, — и именно своей выстроенностью. И чем сильнее разгорался аппетит визуала, всё та же попытка распробовать вкус ветра, понять некую особенную «вкусовую» (цветовую и линейную) составляющую Ленинграда, — тем чаще мы возвращались к пройденным местам. Как, например, к «Магниту» и угловому модерново-рыцарскому дому, который будучи отделан внизу по фризу чёрной плиткой, создавал то самое чувство, ощущение пребывания в Ленинграде, которое было у меня и в детстве при первых визитах.

Когда ты и не знаешь устройства города, и вообще не понимаешь, в какой его части находишься, но глядя на этот первый этаж точно понимаешь, что не в Москве. Интуитивно достраиваешь воображением отсюда город до целого – совершенно неведомого тебе, но почему-то родственно даже как-то домашне уже понятого, прочувствованного. Потому что город и такой же, как твой, и другой, и дома – даже более уютные чем в круговой-лучевой увязке Москвы, но всё же здесь всякая линия, даже в извивах модерна/готики, будет стремиться распрямиться и вписаться в квадрат и прямоугольник, а московские аналоги окажутся заверченными кольцами невидимой центрифуги и подогнаны под эту гео-гелиосо-метрию…

Вот что я так давно тут пытался не увидеть, а именно пройти, пройти, не очень-то высоко, не вверх на дома глядя – направление, тяготение линий. Как бы ни поворачивали улицы, они не начнут танцевать хороводом, как в Москве – и Кривоколенный или Кривоарбатский, тут невозможны. Тут вот какой есть.

И он обязательно выведет к дому, который отразится истинно, своей душой — только в луже. И только оттуда станет виден Ленинград, сколько бы он ни был сейчас Петербургом…

Да, вот эта улица, практически от метро и через канал ведущая – и была для меня тогда утомительным, холодным путём во временное жилище, в «Ленинградскую», а там в ванную скорее. В те осенние каникулы мёрз я тут свирепо – откуда у второклассника жирок? А продувало здесь примерно так же, как сейчас, нещадно. Но теперь-то жирок есть местами, а тогда – увы. И я спешил прыгнуть в полуванную, сидячую, которой хватало и для полного погружения. И ещё была пена для ванн у тёти моей, балетмейстера, припасена откуда-то, из зарубежных отелей, что тогда играло роль.

Есть места в твоём городе и других городах, где был некогда брошен условный якорь – где ты жил или живёшь, и потому оттуда, как из одного среди прочих возможных центров, ты выглядываешь, иногда во снах, иногда просто в воображении… Этот «центризм» живёт в тебе, и потому на него хочется иногда взглянуть и снаружи.

Ленинград мне открывался отсюда последний раз в 1983-м, как было уже сказано, до уже совершенно взрослых визитов.

И в этот раз, словно просчитав чёт-нечет, город не просто смилостивился, а подлил в чашу впечатлений щедрых луж и отражений себя иных, и я утопал в них вместе с объективом настолько запойно, что даже Алекс перестал улыбаться и снимать, как я снимаю, а сел перекурить…

И далее – чудо, — там, где мы покупали тогда визитные карточки, а точнее их пустые бланки (для Москвы – дефицитнейшая вещь), и поныне нечто типографское проживает с магазином. То есть – не перепрофилировались. А эти карточки тогда я гордо привёз в Москву и на печатной машинке аккуратно заполнял, чтобы похвастаться дома у Жэки Стычкина. Там была синяя виньеточка и две пунктирных линии, продавались карточки в красивой упаковке. Явно локальное ленинградское изобретение – но имеющее ГОСТ. Я изобрёл систему крепежа карточек к листу бумаги, чтобы загонять их в барабан печатной машинки и попадать буквами точно по строчкам.

Вот так пойдёшь по местам детства – а тебе и отражения навстречу. И дом, который я за пару приездов летних отыскать не мог, а он вот где, словно усмешка. Как продолжение пространства, которого я почему-то не замечал тогда, второклассником – тот самый дом из Питер-ФМ… Вообще, это особое искусство, чтобы город жил пространственно в твоём фильме, и там он есть, там он манит. Хоть фильм и попсоват. Но красоту из него не вычеркнешь.

Интуиция не обманула – на мост и в центр, а там уже мы просто не могли не причаститься кофием, потому что требовался допинг, и ветер начинал выдувать тепло, хотя  солнечно было местами. Миникофейня сети «Щелкунчик» отчего-то навеяла не бодрость, а сон – сказывался недосып, но мы бойко двинулись дальше, вернулись в итоге к «Сенной», откуда вчера отбывали. А дальше – и в метро об этом предупреждали, — ветрила на поверхности начался такой, что попутную к «Беговой» станцию просто закрыли на выход и вход в виду опасности затопления, близковато она к морю.

Зато когда мы, прихватив немного горячительного, вышли супротиву ветру в парк 300-летия, Финский залив напоминал пахоту. Такого цвета были буйные волны – точно это не холодная Балтика, а тёплая, только что вспаханная земля ещё не улеглась, с гребней обваливается подсыхающими «пенками»… Зрелище отражающегося в этой волнующейся пахоте cолнца объясняло многие хиты ЛРК – вообще, это пространство даёт многое, чего лишены мы в Москве, но сейчас не об этом.

Побродив и поиграв в прятки с неуёмным ветрилой возле фонтанов, мы всё же решили и честь знать – пора было двигаться к презентации, на 12-ю Красноармейскую в Beer&Book.

Сама она транслировалась и запечатлелась на фото в самом финале, когда незнакомки и незнакомцы-завсегдатаи ушли.

А потом был дружеский разговор за коньячком и припасённми наливками, из которого выяснилось, что главный матрос этого корабля (в тельняшке) Борис не просто наш собрат-рокер, но ещё и томич, обучавшийся в ТГУ, то есть совершенно топографически, по плэйс-кодам родственная мне душа. Спешить нам было некуда, поезд наш тоже отбывал в два ночи, и мы только прикидывали, как отсюда шагать и ехать туда по ночи, но новые наши друзья, не только показавшие чудеса профильного книголюбского гостеприимства, но и рОково побратавшиеся с нами всеми, — предложили довезти всю ватагу до Ладожского. Если не разведут мосты! Это обстоятельство нас подгоняло, и мы плотно, вчетвером упаковались на заднее сиденье.

Наш боевой брат-коммунар Жэка, своими тяжёлыми строительными трудами недавно немного обогатившийся, вызвался оплатить бэндзин, но мы получили куда более мощное горючее – это Борис Большаков включил в машине свои композиции. И тут у Алекса, знавшего Горшка лучше чем я Славу Горбулина, и у Жэки – случился единовременный восторг. Большаков нашёл некий медианный вокал между стилем Горшка, Цоя и Летова (по крайней мере, текст песни об этом говорил)…

Так и запишите в протокол:

Мой духовный лидер рок-н-ролл!

Звучало сколь старомодно, столь и непреклонно, и именно это упрямство, это сугубо питерское, консервативное новаторство – подкупало, и мы слушали композиции дальше. У Ладожского оказались довольно быстро и очень не хотели расставаться. Однако тут на долю нашей свежей дружбы выпало испытание – выяснилось, что Жэка свои барабаны оставил в камере хранения Московского, а не Ладожского вокзала. Что делают в таких случаях друзья? Прячут недопитую водку, — и в бой. Прыгают за руль – словно в истребитель, — и вперёд! Мы сели на этот раз чётко экипажем, вчетвером, чтоб машина легче шла. Мосты не должны развести. В крайнем случае – успеем на метро.

И вот теперь-то абсолютно другой, ночной Питер на высокой скорости принял нас в свои проспекты под песни Большакова. Это был «Питер-ФМ», но не на экране, а в жизни. Не мог наш сюжет завершиться банально и лениво!.. И мост Александра Невского в одну сторону нас пропустил, за десять минут мы домчались от вокзала до вокзала, Жэка выудил свои барабаны, мы подождали его под видом стояния в пробке и сорвались в обратный путь. И под Альянсовы возвышенные «на заре небеса зовут меня» мы успели на мост вновь – отблески центральности Питера в чёрной Неве предсказывали времена похолоднее и одновременно прекраснее. В итоге у замка Снежной королевы мы выгрузились уже окончательно, желающие хлебнули из дружеского горлА на прощание, и чтобы на этот раз наши друзья успели до развода мостов, попрощались, потопали в горку на посадку…

Сказочный день, о котором в карантинном сумраке Москвы можно было только мечтать, завершался. Выяснилось, что поезд петрозаводский стоит лишь пять минут, он тут проездом. Но мы проявили дисциплинированность, оперативно загрузились по паспортам и тотчас, оказавшись по местам, задрыхли снами праведников. Остальное покажем вам, когда смонтируем нашу роуд-сторию!


Материалы по теме:

Винтовка-фест#2020. Вид со сцены (Ленинград)

Винтовка-фест#2020. Вид со сцены (Москва)

Питер-ДЧ, ч.2 

Питер-ДЧ

Добавить комментарий