Андрей Рудалёв. Возврат в догутенберговскую эпоху

Писатель Курчаткин на своей странице рассуждает о закате книжной культуры и трансформации самой литературы. А что, в этом что-то есть, и для понимания этого не надо быть дотошным футурологом. Что это будет? Возврат в догутенберговскую эпоху? Новый извод УНТ на интернет-территории?
Или возвращение книжности с ее жанровой линейкой: житий святых — ЖЗЛ – Википедия, проповеди, экзегетика (альтернативные истории, конспирологические версии, трактовки современных реалий), «Шестодневы» научпопа..?

Понятно же, что литература, которую мы знаем, напрямую связана с печатной книгой. Без нее она перестанет быть собой, станет иной.
А нужна ли сейчас печатная книга – совсем не очевидно. Разве что для гурманов, но это не формат «Магнита-Пятерочки» электронного носителя. Да, и гурманы скоро вполне возможно будут разочарованы, ведь исход печатной книги и трансформация в новое качество самой литературы –параллельный процесс. И, о ужас, естественный.
Текст пишется быстро. Иначе он теряет смысл, это ведь не клинопись. Да, и на печмашах процесс был более растянутым. Сейчас, набивая на экране компа, ты практически онлайном выпускаешь свой текст в «печать». Правки, новые редакции – все там же, все это может происходить на глазах, «за стеклом». Но будет ли каноническая редакция, завершенный текст?..
С другой стороны, издательская индустрия, подчиняющаяся бизнес-законам. О каком-то сакральном статусе тут худпроизва говорить уже не приходится, потому как властвует культ новинки, который выстраивает годовой цикл анонсов новинок.
Литература встраивается в конвейер и все больше дрейфует в сторону короткого дыхания журналистики. То есть становится продуктом быстрого приготовления, быстрого усвоения и скорого забывания.
Надо ли в таких реалиях покупать печатную книжку, если ты знаешь, что в следующем сезоне она будет уже ни о чем?.. Как использовать ее, купленную, если крайне мала доля вероятности, что ты к ней вернешься? Встраивать в интерьер или выкидывать вместе с глянцжуром?
Опять же: будет ли нужда в больших «телегах» в электронной плоскости, где большой текст раздражает, утомляет и крайне плохо в нее вписывается?
Сердце литературы – роман. Но это печатная книга, вне бумажного формата — он архаичен.
Какой смысл писать роман для исключительно электронных носителей?
Никакого. Разве что для смехотворных гонораров или из привычки, но эта привычка естественным образом может отпасть. Его на первых порах вполне может заменить цикл или сериал рассказов, блоговые записи, что уже и происходит.
Уже сейчас видно, что в нынешних реалиях литературы быстрого приготовления романом тяготятся. Часто очевидно, что история там уже и не основное. Она — что напускание тумана вокруг тех или иных посланий городу и миру автора, его идеологических заявлений. Часто и думаешь: ну, вот ведь, публицистическая колонка, и зачем было наводить всяческой типа художественной мути? Вот тебе и проповедь…
Ну, и статус литератора. Писателем сейчас может быть каждый, достаточно себе это внушить и начать набивать текст на компе. Одарить мир своим творением так или иначе ты сможешь. В этой общедоступности писательства в электронной плоскости может произойти размывание его личности. Автор вполне может быть не важен, он может вновь стать имперсональным. Каким-то ником, брендом, вывеской или нашивкой на робе.
Пропадет дистанция между читателем и писателем, как между литературой и не-литературой.
Для нас, мыслящих в иерархичной системе, это будет проблемой, как и любая внеиерархичность, от которой шаг до хаоса…
Литература будет иной – это понятно. Собственно, в этом нет никакой трагедии. В том виде, какой мы ее знаем, ей не так уж и много веков. Всего ничего. Трагедией будет, если она окончательно растеряет своего читателя и влияние на массы.

От редакции: А вот тут есть, о чём поспорить. И важно то, что пишет это всё в «смирительном» таком падеже — один из действующих, узнаваемых литературных критиков боевых нулевых, не сложивший своего оружия, видя наступление Великой Бессмыслицы. Один из пророков (а может, и единственный верный) Прилепина. Не очень вдумчиво пишет, вот что печально, то есть в самой этой поспешности — как раз стилистическая покорённость, — а то и спор вышел бы интереснее. Итак, разбираю по пунктам в обратном порядке.

Нет, писателем сейчас стать может не каждый. И чем дальше — тем меньше. Писатель — это  пространство личностного и идейного роста (либо же деградации — читаем письмо Белинского Гоголю) от книги до книги, которая, как мы помним из прошлого века и его скрижалей, — прежде всего поступок. Да, имеющая и сугубо эстетическое измерение, на чём Набоков настаивал, книга — поступок всегда, имеющий ряд измерений, но именно Поступок. И тут мы находим как раз то, что вроде бы не так жалко Рудалёву отдать Великой Бессмыслице на съедение — «думаешь: ну, вот ведь, публицистическая колонка и зачем было наводить всяческой типа художественной мути«. Это позиция юзера, а не критика — причём на языке юзера и высказанная. Не знаю, Андрей, где тут у тебя презрительная к подражанию придуркам улыбка — по-моему, её там уже нет.
А идеологическое содержание, когда является в романе не как довесок, но как изнутри вырастающий смысл, итог, вывод читателя, а не писателя, — нет, ничего общего с колонкой того же автора-публициста (что в нашей жизни сетевой встречается часто) иметь не может. И вообще, роман — это принципиально долго выделываемый текст. Годами! Не пишется то, что потом читают миллионы десятками лет — быстро. Странно этого не знать… Впрочем, наверное, та же «Обитель», немедленно по выходе воспетая Рудалёвым — писалась действительно быстро, однако вряд ли стоит её считать матрицей новреалистического романа и романа вообще, финал у книги настолько слабый и хаотизирующий, что эта causa finalis убивает и цельное в романе, его первые две трети.
И тут я перехожу к главному. Все эти тенденции под тегом «многабукаф» — вряд ли должны быть ориентиром для современного писателя. Потому что он как работал век назад, так и сейчас — работает с современником посредством художественного слова. Не ради того чтобы просто привлечь к себе внимание, высказать какую-то короткую идеологему, нет. А ради того, чтобы отвлечь от определенным образом уже идеологизированного созерцания действительности — перетащить в уже воспринятую и преломленную самими собой реальность. Вот оно, авторское «насилие» — и вот же оно, искусство. Только здесь, в качестве художественного текста стоит искать и автора как функцию текста, и будущность большой литературы.
Отвращение к большим текстам стоит трактовать не в минус самому жанру, конечно же. Некая критическая масса толстых книг, нисколько не оправдывающих своего объёма просто заполонила рынок — по законам самого же рынка, и он не понимает, что с этим далее делать. Да, он глупый. Да, авторы при этом умные… Просто та же «Обитель», коль вспомнилась, не оправдывает своего объёма ни темой, ни ремой, — в ней нет ничего глобально текстового и художественного, не сводимого к сериалу с обрыдлыми, опохабленными, из-сериала-в-сериал-переходящими лицами. Что и было при соучастии самого автора доказано на экране. Мы посмотрим, что получилось, не поленимся — и тогда уж разберём основательно…
Электронный носитель, сетевое инобытие книги — да, сейчас преобладает. Потому что беден народ и потому что властителей дум — как-то не густо на горизонте. Когда лучшие из лучших (по мнению всё того же Рынка и редакции Елены Шубиной, например) оказываются редисками пустышками именно в идеологическом плане, — сливающиеся с капитализмом/путинизмом, например, как Захар Прилепин, или как Сенчин слился с либералами зачем-то на исходе самого либерализма, — то возникает вопрос, что могут они эстетически (хотя бы) ценного увидеть и высказать, передать читателю. Нет, всякая литература, особенно новреалистическая — это и цельность автора и (да-да, вот тут дистанция читателя и писателя важна — но ни в коем случае не в соотношении элита/пролетарий) то, чему он может научить. Та самая зона ближайшего развития, которую книга имеет в себе  то пространство, пока не принадлежащее читателю в его представлениях и которое он (чёрт с вами, задолбавшими — Рынком) покупает.
Да, кризис носителей как таковых — наблюдается. Рок — уже не на дисках, литература — уже не в книгах… Но это не то, что вам кажется, господа капитулянты! Книга потому неинтересна, что она бумажная — а потому что в ней нет ценности для читателя. Придётся литературе пройти всё новые круги «раскрутки» в прошловековом понимании — книга сперва становится притчей во языцех, потом первоисточник обретёт ценность (ну и стоимость), и её именно как вещь возжелает читатель.
То же, что вы, глупцы продажные (не ты лично, Андрей, но кто надо, — сейчас услышит), скрывшиеся по личным хуторкам, девальвировали литературу боевых нулевых именно своим публичным поведением и политической проституцией — не стоит относить на счёт явлений более глобальных и значимых для общества. И большая литература, и большая без кавычек книга — непременно родится вновь, найдёт своего читателя. Иначе не литература, но само общество, в котором отмирает её революционная и воспитательная функция, — сдохнет раньше тех носителей, которые кто-то торопится хоронить… Сдохнет именно как общество, и не обязательно от пандемии.
Дмитрий Чёрный, писатель

Добавить комментарий