1.
Дождливым майским днём в город N медленно въехал микроавтобус. Он плутал по улицам, неторопливо шлёпал шинами по лужам. Потом микроавтобус подъехал к одной, совершенно ничем не выделяющейся пятиэтажке, затерявшейся среди десятков таких же, на краю города, и встал у первого подъезда.
Некоторое время машина стояла неподвижно. Минуту. Может быть — две… А, может — и все десять. Такое впечатление, что внутри никого и не было. Потом дверца микроавтобуса распахнулась, и оттуда вышла высокая дородная девушка. Хотя, нет… Первой из этой дверцы на улицу просочилась серая тень, которая обрела очертания человека только в десяти метрах от машины. Стремительная лёгкая фигура превратилась в маленького худощавого мужчину, можно сказать — юношу, хотя на самом деле ему было далеко за тридцать. Он был как ветерок, который зачастую появляется в городах на пыльных улочках. Такой же лёгкий и беспечный. Не оглядываясь на микроавтобус, он быстрым шагом двинулся куда-то прочь, во дворы, как будто прожил в этих местах всю жизнь. Несколько секунд – и он полностью исчез из поля зрения.
А вот дородная девушка потянулась своим длинным телом, развела руки в стороны. Было видно, что её здорово угнетало сидеть в тёмном нутре микроавтобуса, и сейчас она с удовольствием разминает тело, занемевшее от долгой езды.
Следом за ней вылезла её полная противоположность. Маленькая, чрезвычайно хрупкая девочка, про которую говорят – кожа да кости, и что-то там с кулачок. Недовольно взглянув на высокую подругу, она легко обогнула её, и тоже потянулась, но не широко раскидывая руки, а наоборот – горбясь, и втягивая голову в плечи.
Из противоположной водителю дверцы вылез мужчина, седой, как степной сокол, хотя лицо у него было гладким, без единой морщины. Он сразу потянулся в карман, за пачкой сигарет, и закурил, глубоко втягивая в себя дым.
Последним выбрался водитель. Он казался с первого взгляда здесь самым старшим, хотя всё было в точности наоборот. Только внимательно приглядевшись к его лицу можно было понять, что ему едва ли миновало двадцать лет. Но выглядел он старше именно из-за морщин, избороздивших его лицо.
Все люди, вышедшие из микроавтобуса, казались в дворовом пейзаже вполне уместными и привычными персонажами. Они были расслаблены и спокойны, казалось, что дачники приехали из далёкой отсюда деревни и не спеша рассматривают двор – что изменилось за их отсутствие?
Хотя, на самом деле все они были здесь впервые. И в этом дворе, и в этом городе. Внимательный взгляд сразу бы отметил, что не смотря на обыденность — все пятеро, включая исчезнувшего Ветерка – были одеты одинаково. У всех на ногах берцы, или грубые ботинки. Все одеты в синие джинсы, и чёрные кожаные куртки разного фасона. В такой одежде легко затеряться в любой толпе, в ней человек — словно невидимка на улице. Ничего примечательного, половина людей так ходит. Но чтобы все пятеро?
Из первого подъезда навстречу приехавшим вышел коренастый невысокий мужчина. Толстые роговые очки. Лицо в глубоких морщинах, суровые густые брови – он был похож на учителя труда на пенсии. Каковым он, в принципе, и был. Звали его Эдуард Андреевич.
— Здравствуйте, — проговорил он не очень приветливо, а потом криво улыбнулся. — Какие люди…
И они обнялись с седым товарищем.
— Сокол, — обратилась к седому хрупкая девочка. – Ну, мы что, так и будем здесь стоять?
— Сейчас, Кнопка, сейчас, — отозвался тот.
Эдуард Андреевич с удивлением посмотрел на девочку. На его взгляд она была мало что студенткой, первый курс. Или вообще только что из школы. Но говорила она с гораздо более старшим человеком — как с равным. К чему Эдуард Андреевич был непривычен.
— Ну, показывай свои хоромы, — сказал другу Сокол.
Они прошли в подъезд. Вошли в квартиру на первом же этаже, в которой пахло, всеми возможными холостяцкими запахами. Когда-то у Эдуарда Андреевича была жена, два сына. Теперь же он жил один. В четырёхкомнатной квартире. В две комнаты из которых он не помнил, когда вообще заходил…
— Наша вот эта, — заявила дородная девушка, указав на дальнюю дверь. Непонятно откуда взявшийся Ветерок сразу потащил туда вещи. Он постоял на пороге, потом забросил сумки в угол.
— А кровать всего одна, — сказал он.
— Разберёмся как-нибудь, — проворчал водитель, и поставил два баула в другой угол.
— Кто-то будет спать на надувном матрасе, — звонко сказала Кнопка.
— Ну, а я возьму тогда соседнюю комнату, — заявил старый Сокол.
2.
Эдуард Андреевич в изумлении смотрел, как преображается его квартира. Девчонки хозяйничали на кухне. Парень-водитель по кличке Скелет пошёл вытряхивать пыль из пылесоса. Ветерок бегал из комнаты в комнату, стучал по стенам, смотрел в окна, с недовольным видом поправлял шторы.
Сокол занялся туалетом и ванной, расставлял там всё по местам, запускал древнюю стиральную машинку, проверял что с унитазом (к стыду Эдуарда Андреевича тот подтекал).
— У тебя какая-то аллергия есть? – вдруг спросила его большая девушка, наполовину показавшись из кухни.
— А? Что? – пробормотал Эдуард Андреевич.
— Аллергия. У тебя есть? На что-нибудь? – терпеливо повторила Бомба.
— Нет. А что?
— Есть будем общим столом. Холодильник маленький, поэтому полок делить не будем, всё храним вместе. Мыло и шампуни у нас обычно общие. Только косметика индивидуальная. Вот и спрашиваю…
— Нет у меня никакой аллергии, — уже твёрже ответил Эдуард.
— Ну и прекрасно, — Бомба снова исчезла на кухне.
— Привыкай, старик, — усмехнулся Сокол. – Здесь все товарищи. Обращаемся друг к другу на «ты». Званий нет. Про заслуги помнишь?
— Все заслуги перед партией аннулируются в полночь, — мотнул головой старик.
– Помню… Слушайте, а кто вы такие?
На несколько секунд установилась тишина. Потом скрипучий голос молодого парня по кличке Скелет сказал:
— Мы – профессиональные подставки под флаги…
Из кухни снова наполовину высунулась Бомба:
— Ещё мы красивые молодые лица на митинге…
Прямо над ухом прошелестел Ветерок:
— Мы разносчики газет и листовок…
Сказала своё слово из глубины кухни Кнопка:
— Ещё мы диванные блогеры в интернетиках…
— Расслабься, Эд, — усмехнулся тот, кого звали Соколом. – Мы обычная пиар-команда. У вас же выборы осенью. Вот мы и приехали…
Несколько дней «пиар-команда» обживала старую квартиру. Эдуард Андреевич словно провалился в какой-то нереальный сон. Он давно отвык от такого количества лиц на своей жилплощади. И ещё – от них всех исходила какая-то непонятная жизненная сила. Они были постоянно собранны и сосредоточенны. Постоянно занимались какими-то непонятными делами. Большая комната постепенно обрастала техникой, компьютерами, планшетами, на журнальном столике рос ворох радиодеталей и запчастей, которыми командовала Кнопка. Она единственная из всех не бегала по утрам.
— Ну вас к чёрту, сами качайте свою мускулатуру, — огрызалась она на призывы Ветерка. – У меня самая главная и самая сильная мышца в другом месте, — и она выразительно стучала пальцем по голове.
Ветерок вообще был непостижим. Иногда он казался совсем мальчиком, иногда – дряхлым стариком. Эдуард Андреевич так и не решился бы назвать его возраст. Двигался он всегда стремительно, нарочито расхлябанными движениями, но всегда точно и бесшумно. Старому учителю он казался каким-то асассином, тёмным убийцей, прямо вышедшим из древней компьютерной игры. И ещё – Ветерок ночью почти не спал. Ложился последним, вставал первым. Правда, иногда спал днём. Причём мог свернуться калачиком прямо в кресле и заснуть, да так крепко, что его приходилось натурально будить. Он сползал на пол, на четвереньки, как самый настоящий кот, сверкал зелёными глазами, потягивался, с кряхтением распрямлялся:
— Бомба, что у нас пожрать есть? — следовал его обычный вопрос.
Бомба оказалась совсем не толстой. Такое ощущение создавалось из-за обилия мышц на её теле. Эдуард Андреевич едва успел подхватить свою челюсть, когда увидел эту женщину в облегающем костюме после утренней пробежки.
Впервые он видел такую профессиональную спортсменку в каких-то тяжёлых многоборьях. Её бицепсы и трицепсы, на первый взгляд, были едва не вдвое больше его собственных. Узкая талия, широченные плечи. А грудь выдаётся вперед так, что казалось – положи на них младенца – и он так там и будет лежать, размахивая ручками и ножками, без всякой поддержки, не испытывая никаких неудобств.
Самое непостижимое – она и Ветерок были парой. Часто целовались. Бомба прижималась, что-то шептала ему на ухо, гладила по спине. Ветерок жмурился как кот, и улыбался.
— Скелет, сходи, убери эту чёртову листву с камеры номер два, — раздражённым голосом говорила Кнопка, и тощий высокий парень послушно шёл.
Эта «пиар-команда» установила несколько камер вокруг дома. Другой компьютер, постоянно включённый, принимал сигнал с городских камер, которые можно было найти на городском портале и смотреть в свободном доступе. Но был и третий ноутбук, который Кнопка не давала никому смотреть. Он тоже был постоянно включён и подключён (насколько сумел определить Эдуард Андреевич) к каким-то камерам внутри непонятных помещений.
Постепенно, по мере того, как разгоралось лето, ребята всё чаще и чаще исчезали из квартиры. На ночь, на два дня, а то и на неделю. Возвращались по разному. Кто-то – пропахший костром, едва живой от усталости. А кто-то, иногда, совсем пьяный. Ветерок так однажды едва не приполз на четвереньках. Бомба подхватила его, как младенца, отнесла в ванну, кое-как отмыла.
Наутро Ветерок отчитывался Соколу. Эдуард Андреевич, присутствовавший на этом разговоре, поразился, насколько велико было различие между сгорбленной, трясущейся с похмелья фигуркой, и твёрдым, сверкающим взглядом на жестком лице Ветерка.
— …да, точно наш человек, — говорил Ветерок. – С отцом ладят, но это две противоположности. Старший сто процентов не наш. А вот младший хорош, тут спору нет…
Насколько понял старый учитель, Ветерок напился не просто так, а по какому-то заданию. Тут теперь вообще все делалось по заданию. Точнее – ничего просто так не делалось.
Скелет притащил в квартиру дубовые ветви. Спросил где подвал в доме, и расположился там, с инструментами. Что-то выпиливал, вырезал и шлифовал.
И вообще, насколько было ясно, вся пятерка вела активную жизнь.
Подпольную активную жизнь – если судить по тому, что делалось. Постоянно где-то и с кем-то встречалась. Сюда никого не приводили. Только отчитывались: обычно Соколу, но иногда и перед всеми. Ребята что-то вынюхивали, разведывали, интересовались вещами настолько далекими от политики, что Эдуард Андреевич диву давался. Ни на какие митинги или пикеты эти коммунисты не ходили. А при упоминании подобных мероприятий – презрительно морщились. Интересовали их только технические проблемы, где-что достать, кто в этом городе живет, и чем дышит.
Поговорить с ними просто о политике, как любил Эдуард Андреевич, было довольно трудно. Но создавалось ощущение, что они просто не желали тратить на это время. Было такое чувство, что все эти люди в чем-то глубоко убеждены, и не желают, чтобы их разубеждали.
Нравы их поражали старого учителя.
Четвёрка молодых жила в отдельной комнате. Точнее – не жила, а ночевала. И там по ночам, Эдуард Андреевич мог поклясться – происходило какое-то непотребство. И вполне возможно – на одной кровати.
Сокол на вопрос только улыбнулся и спросил:
— А тебе что, завидно? Брось. Пусть развлекаются как хотят, они так энергии завоёвываемого ими будущего набираются, коллективизм у них такой, подлинное братство и любовь-товарищество. Ты лучше вот чего скажи… Ты коммунист?
— Коммунист, — не понимая, к чему этот разговор, ответил Эдуард Андреевич.
— Много читал, причём по теме, — упрямо гнул своё Сокол. – Маркса, Энгельса, Ленина… Читал ведь? Со многим согласен. Состоишь официально в партии. А что ты можешь? Вот какой у тебя позывной, псевдоним?
— Что? – не понял старый учитель.
— Псевдоним, — терпеливо повторил старый товарищ. – Как у Ленина. У Сталина. У Кирова, в конце концов. Ну как тебя звать, если придётся звать не по паспорту?
— Да никак…
— Никак, и имя тебе Никто, — с печалью сказал Сокол, и покачал головой. – Ну а специализация у тебя какая? Чем ты будешь полезен, когда придёт время? Когда придёт Революция. Когда всё здесь превратится в поле боя… А, товарищ? Каким оружием владеешь? К кому присоединишься? Кого позовёшь? Где твой пост, боец?
— Сокол, ты безумен… — пробормотал ошеломлённый Эдуард.
— Может быть, — печально сказал старый друг. – Но вот эти ребята, они знают свои посты. Они и есть бойцы Революции. Уже заняли свои окопы. Каждый свой. На одной линии фронта. Все на одной стороне. И уже видят врага. Понимаешь?
3.
Следующим утром Сокол оделся в серый, мышиного цвета костюм-тройку. Сверху напялил шляпу, которая может быть, и была популярна лет пятьдесят, или даже сто назад. Сейчас же они продавались в любом магазине уцененных товаров – дешевые, и совершенно уместные к костюму Сокола. Эту «тройку» он приобрел совсем недавно, с рук. Костюм реально был хорош. Очень качественный, но невероятно старомодный. И обошелся в десятую часть цены от реальной стоимости. Заплатил Сокол бывшему владельцу наличными, во время передачи костюма из рук в руки.
В общем и целом все были в восхищении от преобразовавшегося старика.
Сопровождала Сокола Кнопка, вся в чёрном, и с черной косметикой на лице. Парочка была что надо – привлекала внимание со всех ракурсов.
Ветерок заранее поймал им такси прямо на улице, и через полчаса импозантная пара оказалась у входа в большое четырехэтажное здание. Они легко прошли мимо охраны. Один из охранников приветливо кивнул старику в шляпе, и нажал нужную кнопку. Все так же молча, они поднялись на лифте на второй этаж, прошли по скрипучему полу коридора, и постучались в обитую кожей дверь.
— Да. Заходите, — глухо послышалось из-за двери.
Они прошли в кабинет, удивительно уютный. По большой стене на подставках стояли и висели кубки и грамоты. Куча фотографий, на которых был сам владелец кабинета. По большей части – со значительными личностями. Несколько кожаных кресел. Огромный стол. Могучее рабочее кресло. Ну и, конечно, сам хозяин. Приятный, крепкий мужчина, седой и уверенный в себе, далеко за пятьдесят, владелец небольшого, но чрезвычайно доходного завода. На лацкане его модного и дорогого пиджака застыл маленький красный депутатский значок.
— Здравствуйте, — заученно-приветливо произнес хозяин кабинета. – По какому вопросу?
Было видно, что это человек из тех, кто любит брать быка прямо за рога.
— Здравствуйте и вы, Виктор Владимирович, — сказал Сокол. — Меня зовут Орлов Алексей Сергеевич, — представился он.
— А девушку? – спросил Виктор Владимирович.
— А девушку зовут Неважно, – быстро ответила Кнопка.
— Да, девушку так и зовут, Неважно, — подтвердил Сокол без тени усмешки.
Владимир Викторович чуть нахмурился и напрягся. Он понял, что у него не совсем обычные посетители. И ещё он понял, по мало кому заметным признакам, что они из своих. Из «левых», из «красных». Хотя в глубине души Виктор Владимирович (хоть и считал себя «своим», и даже был депутатом от коммунистов) – никак не предполагал себя ни тем, ни другим. Но… политика, что поделаешь…
— Мы специальная агитбригада из столицы, — продолжал между тем Сокол. – Вы, Виктор Владимирович, конечно, не поверите, но мы на нелегальном положении, и никому особо о нас знать не надо. Но вот то, что вам надо знать, — Сокол сделал театральную паузу. – Это что мы способны сделать вас губернатором, первым лицом области. На этих осенних выборах.
Виктор Владимирович улыбнулся. Да, конечно. Очень легко. Сделают. Вот этот седой старикан в старомодном костюме. И эта девочка-гот. Учитывая, что по результатам опросов он сейчас по популярности на третьем месте после действующего губернатора и миллиардера-самовыдвиженца (приятеля губернатора, между прочим) – всё будет очень просто. Старик сейчас попросит девочку достать волшебную палочку, возьмет её, взмахнет, и произнесет заветные слова…
— Вы станете губернатором, не смотря на то, что ваше место в рейтинге сейчас только третье, — говорил дальше Сокол. – Когда пройдет инаугурация, может через месяц, может через два, к вам подойдет человек и скажет слова. «Орлов Алексей Сергеевич просит вернуть долг». Так и скажет. Шесть слов. Запомните. Орлов Алексей Сергеевич просит вернуть долг. Вы передадите этому человеку пять миллионов рублей. Наличными. Только наличными. Постарайтесь подготовить сумму заранее. При вашем доходе, как указанно в декларации, это очень небольшая сумма, и, надеюсь, никаких проблем не возникнет.
Виктор Владимирович, положив руки на стол, слушал с лёгкой улыбкой. Он уже встречал таких людей, верящих чёрт знает что. Сумасшедших, короче. Просто вымогателей или просителей денег на свои безумные прожекты. И никогда ничего не давал. Это было не в его правилах. И на этот раз тоже исключения не будет.
— На этом всё, уважаемый Виктор Владимирович, — закончил Сокол. – С вашего позволения мы удалимся.
— Да, конечно, — с ещё более широкой улыбкой отозвался хозяин кабинета. Затем он нажал кнопку внутренней связи. – Светочка, вызови охрану, проводить посетителей…
— Очень приятно было пообщаться, — сказала девочка за плечом старика, нажала на ручку двери, и вышла в коридор. Старик тоже приподнял шляпу в прощальном жесте, и выскользнул вслед за ней.
Виктор Владимирович нахмурился. Вообще то, дверь была заперта магнитным замком, и открывалась специальной карточкой-ключом. Что за чудеса?
Через половину минуты вошли два охранника.
— Кого надо проводить? – спросил один из них, проводя жестким взглядом по кабинету.
Виктор Владимирович нахмурил брови.
— Старик этот, и девочка с ним, в чёрном… Вы что? Вы чего, болваны?! – начал он закипать. – Вы их не встретили что ли?!.
Поднялся переполох. Проверили все входы-выходы. Да, видели как входили… Нет, не выходили… Самое невероятное – все камеры в здании не работали с того момента, как парочка оказалась внутри. Точнее, камеры как раз работали, мониторы горели, но на жестких дисках ничего не было. Пятнадцать минут ничто и никуда не записывалось.
Начальник охраны был в шоке.
— Владимирыч, что за дела? Найти их? Это кто вообще были? – спрашивал он растерянного хозяина. Рядом с ним преданно хлопал глазами гигант-охранник, дежуривший на блоке контроля камер.
Хозяин кабинета сосредоточенно думал… Потом перёвел взгляд на начальника, на стоящего рядом с ним охранника. В какую-то долю секунды ему вдруг показалось, что один из них (или даже оба!) – уж слишком сильно растеряны и поражены. Несостыковка какая-то…
— Нет, ничего не надо. Было, и забыли. Ничего не делай. Ничего не произошло. Понятно? – сказал наконец он.
— Понятно, — облегченно сказал начальник охраны. – Забыли, и хорошо…
4.
– Вот, — сказал однажды вечером Скелет.
Эдуард Андреевич внимательно посмотрел на пять предметов из дерева, которые Скелет выложил перед ним на столе. Четыре из них были одинаковые. Это были просто иглы-колышки из дерева. Небольшие, сантиметров по двадцать.
— «Кошачий клык», — с оттенком гордости глухо сказал Скелет. — Острые, как бритва. Идеальный острый конус.
— И зачем? — спросил Эдуард Андреевич.
— Ну как «зачем»? — пробормотал Скелет. — Куда не воткни в мягкую ткань, ни капли ничего не прольется. Зачем нам такое? Кровь на одежде это такая, блин, засада… После четырех стирок легко определяется…
— А это что? — сменил тему обсуждения старик.
— А это шедевр, — ещё более гордо отозвался юноша. — Пистолет, настоящий, только из дерева, из дуба. Именной. «Длань леса». Я его так называю.
— И как из него стрелять?
— Только один раз. Хотя ствол может и выдержит и второй раз, и дальше. Я его изнутри отшлифовал до воронения, на высоких оборотах, но чтобы не горел. Твердость как у стали, считай, хотя прочность, конечно, не ахти. В зарядной камере порох от четырех строительных патронов плюс из обычных петард. Нужен сильный шум и много дыма. Пули — дробь из искусственного рубина, купил в интернете, там такого навалом. У него плотность как у титана, можно было и нержавейку, конечно, но углеродистые заряды, показалось, лучше. Не хочется палиться, на мелочах. Раз есть условие — чтобы металлоискатель не засек, значит никакого металла в конструкции. Я профессионал, и к работе отношусь ответственно, — бормотал Скелет, поглаживая «Длань».
— А где курок?
— В смысле курок?
— Ну, куда здесь нажимать, чтобы бабахнуло? — уточнил Эдуард Андреевич.
— А, ударный механизм и спусковой крючок? — догадался Скелет. — Так перед самим выстрелом вот сюда резинку обычную, как в детском самостреле, а ударником здесь служит поршень. Бьёт вот по этой капсуле.
Скелет вытащил из наплечного кармана обычный коробок, а из него — бумажный квадратик, похожий на кусочек пистонной ленты к детскому пистолету.
— Там инициатор, — продолжал свою лекцию «специалист», — хлопья такие, если смешать аккумуляторную кислоту и таблетки для волос для блондинок. И… «бабах», короче. Сравнимо с попаданием пули из «дезерт игла». Второго выстрела не потребуется, короче…
— И в кого стрелять будем? — пытаясь разрядить обстановку спросил Эдуард Андреевич. И сразу же пожалел. Вопрос был также неуместен, как холодильник в ледяной эскимосской иглу.
— Найдём, в кого, — Скелет оставался невозмутим, но старик уже чувствовал напряжение в воздухе.
Вся эта «пиар-команда» жутко его пугала. До сих пор он считал себя храбрым человеком. Да и вообще, столько прожил… И армию прошел, и много чего.
Но эти пятеро… Они сами были — словно оружие, словно боевые машины. Ничего лишнего, только нужный и необходимый функционал. Они, все пятеро, включая девочек, очень походили на танки на постаментах. Стоят себе, никого не трогают, даже красиво, уместно, мимо ходят люди, рядом продают мороженное в палатке, светит солнце.
И вот — едва заметное движение, щелчок, рёв двигателя… И огромная машина, с пушкой и пулеметами, способная пройти весь этот город насквозь, по прямой, ни разу не затормозив, и не сворачивая — готова к бою.
5.
Двадцать первое августа. С утра уже довольно прохладно. До дня голосования — ровно три недели. Около огромного дворца культуры, почти в центре города N — целое столпотворение. Учителя и врачи, местные, и из районов. Преподаватели и работники детских садов. Учтивые полицейские в новенькой форме.
Сегодня здесь выступает действующий губернатор. Будут речи, поздравления, щедрые награждения. В фойе стоит богатый стол, где можно найти что угодно. Улыбчивые бармены в полном составе — хотя цены на напитки снижены чуть ли не в десять раз, но все возмещено, в многократном объеме.
В этой кутерьме никто особо не обращает внимание на худого молодого человека, в толстых очках, с тоненькими усиками, упакованного в джинсу, с бейджиком учителя школы. Совершенно беспрепятственно он проходит через главный вход, минует рамку металлоискателя, сливается с толпой. Он идет в зрительный зал, долго стоит у стены, недоуменно смотрит в экран старенького смартфона.
Свет в зале становится ярче. Молодой человек вроде бы беспомощно смотрит по сторонам, потом находит незанятое место.
Губернатор выступает долго и со вкусом. Он уверен и непоколебим. Много сделано, но впереди большие дела, победа будет за нами, друзья — вот весь смысл его речи. Остальное — просто актерская игра. А он и есть — актер. Все уже решено, задолго, и не здесь. Выборы они ведь не для волеизъявления. Нужные результаты готовы заранее. А настоящие результаты не узнает никто, кроме ограниченного круга людей. Эти люди и будут решать, на основании полученных результатов — что произойдет дальше, как будет происходить, и какие для этого нужны средства.
Никаких сюрпризов не произойдет. Ничего случайного. Хотя иногда может и произойти что-то, похожее на случайность. Но — только похожее. Потом опять хор возмущения, который тоже будут анализировать. Может быть — потребуется выпуск пара. Один большой митинг, может несанкционированный. Задержания, громкие дела, чем громче — тем лучшее. Оппоненты должны проверить, что шанс есть. Овцы не должны сомневаться, что от громкости их крика зависит поведение хозяина…
Губернатор, не смотря на слепящие огни софитов, заметил молодого человека в очках, который поднялся со своего места, как только первое лицо области заняло свое место в президиуме.
Скелет, выставив таймер взрыва дымовых петард у себя под креслом ровно на одну минуту, озираясь, с самым растерянным выражения лица (которое он не раз отрабатывал перед зеркалом) — двинулся к сцене. Оркестровой ямы, слава богу, нет… Сам Скелет был уже здесь несколько раз, под разными предлогами, он знал здесь почти все, даже высоту сцены в сантиметрах. Сорок секунд, тридцать. Он почти рядом. Двадцать. Десять. Он медленно, словно ощупывая себя, сунул руку за пазуху. Три, два, один…
Треск петард. Глухие хлопки. И в эту же секунду Скелет превратился в боевую машину. Доли секунды ему потребовались, чтобы вскочить на помост. «Длань Леса» почти упёрлась в лицо губернатору. Нет, ещё шаг. Не в лицо. И не в грудь. Слишком толстый, и не исключён бронежилет. В голову, почти в ухо, но чуть выше.
Бабахнул взрыв. Сцену мгновенно заволокло дымом. Завизжали женщины. Скелет, не прекращая движения, рванул к задним кулисам-декорациям. Там — расщелина, ведущая под сцену, и вот только там он свернёт, направо.
Одним движением отшвырнул очки и усики с лица. Оранжевая жилетка, спокойно умещающаяся в карман, оказалась на теле в доли секунды.
— Огнетушитель, быстрее, — рявкнул он в лицо мужчинам в гражданском. Они караулили входы, они ещё не видели, что произошло. Скелет вылетел в фойе, чуть ли не в объятия какого-то крепкого мужичка в костюме.
— Стоп, — только и успел сказать мужичок, прежде чем «Кошачий клык» ударил его в шею.
Не оглядываясь, оставив деревянный кинжал-колышек в теле убитого, Скелет нырнул в боковое ответвление, прошёл коридор без окон, вытащил универсальный электронный ключ из нагрудного кармана.
Душный августовский воздух встретил его как родного, после кондиционерной прохлады дворца культуры. С трудом подавляя желание побежать, Скелет двинулся к машине. Не успел он пройти и двух десятков шагов, как сзади послышался топот.
— Стой, стой! Стоять, сука! Кому говорят!
— Стою, — проворчал Скелет. Навстречу уже почти бежал Сокол.
— На землю! Мордой в пол! — кричали голоса.
Трое, всего трое. В форме, и с пистолетами.
— Что вам нужно от моего сотрудника? — голос Сокола врезался в воздух как сабля в масло. — Я подполковник Яковлев, ФСБ, отдел противодействия терроризму. Что произошло?
Ответом Соколу было молчание. На нём было очень лёгкое летнее пальто, полностью расстёгнутое по жаре.
Со вздохом Сокол полез в верхний наплечный карман:
— Вот моё удостоверение…
И он протянул «корочку» тому, кто стоял посередине. Тот взял, непонимающе уставился, опустив оружие. Сокол провёл обеими руками по телу, нырнул в карманы пальто. Карманы оттопырились. Прозвучали два глухих выстрела — в тех, кто был сбоку. И ещё два — в того кто стоял по центру. Потом ещё несколько — Сокол не хотел рисковать.
Поднял «корочку» со своей реальной фотографией.
Скелет был уже на ногах. За несколько секунд они достигли машины. Сокол сел за руль (мотор уже работал), и спокойно включил первую передачу.
— Ну, прямо как на учениях, — с усмешкой хмыкнул Скелет.
— Один – в минус, — отозвался Сокол. — Дальше по плану. Сзади сумка. Там документы и средства. Исчезаешь на год. Встречаемся сам знаешь как и где.
— Хорошо, — сказал Скелет, заглядывая в сумку. — Высади меня вот здесь. Нельзя на этой таратайке долго разъезжать, сам понимаешь…
Сокол чуть притормозил. Хлопнула дверь. И Скелет исчез.
6.
Пять трупов. Три сотрудника органов нашпигованы пулями, один с деревянным кинжалом в шее. Мозги губернатора на полу собирали несколько часов.
Вся полиция на ушах. Удалось установить, что человек, похожий на убийцу губернатора, всего через час сел в электричку, по заранее купленному билету. Где он сошёл – уже было непонятно. Камеры на всех пунктах остановок этого не зафиксировали. Вполне возможно, что вышел на ходу, отжав дверь. Телефона у этого человека не было, и отследить по сигналу ничего было невозможно.
Второй, старикан в пальто, хладнокровно за семь секунд убивший трех вооруженных сотрудников – исчез на синем микроавтобусе. Отследили как микроавтобус высадил пассажира, завернул во дворы – и исчез… И старикан – тоже. Ввели «план-перехват», ничего не давший. Прошерстили всех криминальных, всех опасных, политических, спортсменов, военных, всех кто хоть отдалённо мог иметь дело к этой парочке. Да, встречали. Один из них жил на улице Зеленой, другой на проспекте Мира. Проверили дома, все без исключения квартиры в этих домах. Все оказалось «пустышками». Такое ощущение, что эти двое специально водили будущих свидетелей к этим домам, до подъездов, и скрывались там, чтобы сразу несколько человек указали на этот дом и подъезд…
Жизнь в квартире Эдуарда Андреевича серьёзно поменялась. Сокол покрасился в чёрный цвет и ходил постоянно в очках. Ветерок и Бомба уже не бегали по утрам, и вообще крайне редко вылезали из квартиры. Кнопка постоянно сидела на камерах, и вообще не говорила ни слова, предпочитая междометия, чаще непечатные.
В четверг оставшаяся от «пиар-команды» четвёрка, вместе с хозяином квартиры, собрались в большой комнате.
С журнального столика исчезло всё лишнее, и на лакированной поверхности появилась жестяная банка. Обычная банка, из-под кофе, только на днище – два проводка. Эдуард Андреевич уже знал, что банка под завязку набита порохом вперемешку с твердосплавными, карбидо-вольфравомыми пластинами. Которые были куплены самим Эдуардом Андреевичем в специальном магазине на краю города, очень задешево. Плотность у них была как у золота, и каждая такая остроугольная пластинка весила как пистолетная пуля. Еще старый учитель купил в детском магазине несколько игрушек — силиконовых мячиков, которые загорались, если их бросить об стену.
— Инерционный электрический взрыватель, — коротко объяснил тогда Сокол. – Только проводки надо замыкать перед самым броском, а то сам взлетишь на воздух, от малейшего толчка…
И тут из-под дивана Ветерок вытащил длинный сверток. Эдуард Андреевич ощутил холод между плечами. Это была настоящая снайперская винтовка. Такие он видел, и даже стрелял из такой. Винтовка Драгунова.
— Тигра, — сказал Ветерок. – Карабин. Нарезной. Патроны бронебойные. Приклад, слава богу, складывается…
— Ну смотри, Ветерочек, если не пристрелял…, — грозно насупилась Бомба. – Я не знаю, что сделаю с тобой…
— Обижаешь, товарищ Бомба, — расплылся в улыбке Ветерок. – Муху на лету собью, с двухсот метров.
— Ну и ладненько, — сказал тогда Сокол. – Ближе к четырем утра выдвигайся. Только постарайся на глаза, и в камеры никуда не попадать. Маршрут то проложил?
— И прошел два раза, и днем и ночью полностью, — еще раз улыбнулся Ветерок.
Да не парьтесь вы, все будет чин-чинарем…
В три часа ночи Ветерок исчез, вместе с винтовкой. К восьми часам ушла Кнопка, нагруженная оборудованием. Через полчаса за ней вышла из квартиры и Бомба, прихватив тяжеленную банку из-под кофе…
7.
После громкого убийства охрана второго кандидата в губернаторы была усилена. Это не считая сотрудников в штатском, которые опекали негласного, второго хозяина города. Бежев Станислав Николаевич, депутат, хозяин крупнейшего в регионе торгового холдинга. Красивый мужчина, отец четырёх детей. Первый легальный долларовый миллиардер в этом городе. Поднимался сам, с самого низу, «рабочий в троллейбусном парке» – так написано в биографии. О том, что отец был в то, советское время — директором не только троллейбусного, но и всего транспортно-пассажирского парка в области – биография, конечно, умалчивала. Экие мелочи.
Сегодня пятница. Экстренное заседание в областном избиркоме. Трагически погиб губернатор, и он же первый кандидат в те же самые губернаторы… До выборов – две недели. Регистрация закончилась. Столица в недоумении, но так как выборы не только в этом регионе, то пришел просто приказ: «Назначить исполняющим обязанности: первого заместителя…»
Сам же Станислав Николаевич нисколько не смутился данным обстоятельством. И не такое бывало. И на машинах губернаторы в аварии попадают постоянно, и на вертолетах падают, и по всякому… Кому то не угодил. Может, пошел в отказ, не захотел уходить, что-то накосячил. Мало ли резонов?
Стоит ему, Бежеву, занять пост – и ему сразу объяснят. Может быть прямым текстом. А может – и намекнут, косвенно. Что делать можно, и нужно, а что не рекомендуется, и нельзя ни под каким соусом…
Ничего особо серьезного на заседании не произошло. Кандидатуру покойного сняли. Осталось еще четверо. Особой нервозности нет, но слишком много полиции вокруг сегодня…
Напротив здания избиркома особенно выделялись три огромных джипа. Один, посередине, – повозка. И два, по бокам — кортеж сопровождения. Три водителя и три охранника сбились в маленькую толпу у главного входа.
Метрах в ста от них поднялась с парковой скамейки высокая, красивая женщина. В кожаных лосинах, в короткой черной маечке, которая не скрывала, а только выпячивала вперед великолепную грудь. Легкомысленная кожаная курточка. Туфли – шпильки. Маленькая изящная сумочка. Задорно забранные в конский пучок волосы.
Она сама была как дорогущая иномарка, далеко не всякий сможет владеть ею. Для того, чтобы сказать: «это моя женщина» — нужно очень многого добиться в жизни. В ухе у нее торчал наушник.
— Они выходят, — прозвучал в наушнике напряженный голос Кнопки.
Спускаются. Быстрей, Бомба, шевели копытами.
Господина Бежева вели, прикрывая зонтиками. Действовали быстро, четко, сноровисто.
Но еще быстрей действовал Ветерок, засевший на седьмом этаже девятиэтажки, совсем рядом с избиркомом. Эту квартиру они сняли давно, и можно сказать – повезло. Расстояние от входа до открытого окна – чуть менее двухсот пятидесяти метров. Пустяки, детский лепет для хорошего стрелка с нарезной снайперской винтовкой, с двадцатикратным прицелом и лазерным целеуказателем.
Ветерок расположился с удобствами, в большой комнате. Карабин, с помощью обычного шнурка переведенный в автоматическое состояние – лежит на стуле, который, в свою очередь, стоит на столе. Окно открыто. Окно на балкон – тоже. Пространство перед избиркомом – как на ладони. На дуле карабина – длинная трубка, обитая изнутри войлоком. Самодельный, но очень эффективный глушитель. Постоянного применения не выдержит, но на десяток выстрелов хватит. Звук даже не будет слышен на улице.
— Выходят, — послышался голос Кнопки в наушнике Ветерка, и он приник к оружию.
Первым он снял водителя. Охраннику с зонтиком – пулю в шею. Затем пустил пару пуль в спину кандидату. Падающего кандидата запихнули в нутро машины. И Ветерок разрядил оставшиеся шесть зарядов в стекло водителя. Оно покрылось трещинами, но держалось…
Бомба, которая находилась буквально в двух шагах от возникшего безумия, внимательно наблюдала за происходящим. Упал один бугай в черном костюме. Упал второй. Еще два глухих удара – кому-то в спину. Бежева буквально забросили в джип. И Бомба увидела, как покрывается трещинами и дырками переднее боковое стекло. Ветерок лупил бронебойными – он заранее купил бронебойные пули на аукционе в интернете, как сувениры — и вставил их в патроны, вместо обычных, охотничьих.
Бомба подошла к треснувшему стеклу и одним коротким ударом кулака вдавила его внутрь. Этого достаточно. Вокруг продолжали падать люди в черном. На её действия, похоже, никто не обращал внимания. Обезопасив хозяина в бронированном нутре заднего сиденья – охранники спасали свои жизни, и разбегались в стороны. А вот на водительском месте в центральном джипе никого не было, и Бомба поняла, чье тело валяется у нее под ногами.
Она залезла в сумочку, сомкнула проводки, и, стараясь двигать рукой плавно и аккуратно – бросила банку из-под кофе внутрь автомобиля. Это движение она отрабатывала десятки, если не сотни раз.
Сразу грохнул взрыв, вылетели стёкла, обдав Бомбу россыпью чёрных алмазов.
Она, не оборачиваясь, быстро уходила. Наперерез ей бросился кто-то в форме. Но не пробежал и десяти шагов, как ткнулся носом в асфальт. Метнулась черная фигура – и сразу скрючилась, словно кто-то невидимый ударил охранника в живот. Ещё фигурка в синем. Упала. Ещё и ещё…
Бомба шла по улице, как будто по подиуму. Свободно и раскованно. Ей казалось, что иногда она слышит свист пуль. Как скандинавская валькирия, неуязвимая и дарующая смерть, шла она по полю боя, а вокруг падали и падали люди – в форме и без, с оружием или просто, слишком любопытные, трусливые, или неопытные, которые вместо того чтобы спокойно лежать – пытались спастись. Или напасть – для Ветерка это не имело значения. Он стрелял на любое движение. В воздухе комнаты уже пахло жженой шерстью – еще десять секунд такой стрельбы, и глушитель загорится, перестанет выполнять свои функции…
— Это плохо, — проворчал Ветерок, меняя обойму.
И тут он увидел, как Бомба упала. На четвереньки. А потом ещё и правая её рука подогнулась, и девушка завалилась набок. Медленно, картинно, словно в фильме.
Зарычав, Ветерок осмотрел в прицел улицу. Вот он, сволочь, из-за машины стреляет. Видно только дымки от выстрелов, и то – нечётко.
— Вставай, — прошипел Ветерок. – Вставай, подруга…
Но он уже понимал – это всё. Её нашпиговали, в спину и ноги. И возьмут живую. Он поймал любимое лицо в прицел. Бомба лежала, и улыбалась, и что-то говорила.
-Ну?! Что?!! – ворвался в мозг голос Кнопки.
И Ветерок выстрелил…
Он вышел из квартиры на ватных ногах. В руке – сумка, за спиной – рюкзак. Все остальное осталось там. Вышел из подъезда, пошел, не соображая, просто передвигая ноги, по отработанному маршруту. Через два квартала зашел в стандартную девятиэтажку. Отстегнул на пятом этаже велосипед, прикованный цепью к перилам. Спустился без лифта, положил сумку на багажник. И скоро достиг края города, березовой рощи, которую рассекала заброшенная дорога.
Там уже ждала Кнопка. Тоже на велосипеде, с сумкой и рюкзаком.
Их должно было быть трое. Три туриста на велосипедах, по заброшенным деревням, ночевать на берегу речек, в палатке. Нежится на солнце, купаться, варить макароны, заправлять их тушенкой.
Кнопка не сразу узнала товарища. Она вообще подумала, что это какой-то чужой человек. Совершенно не похожий на того маленького, бесстрашного и безжалостного убийцу, которого она знала. Ради нарезного карабина Ветерок убил и его владельца, и жену, и даже собаку. Глубоко закопал их в собственном подвале… А этот полуседой, сгорбленный старикашка, с кривым, как от инсульта ртом, из которого тянется ниточка слюны… разве это Ветерок?
— Ты идти можешь? – спросила она тихо, стараясь поймать взгляд друга.
Тот только кивнул, не поднимая головы.
— Тогда пошли, — и они двинулись по дороге в лес.
В это же время в квартиру Эдуарда Андреевича позвонили. Три коротких звонка. Хозяин вскинул голову, но Сокол, который напряженно следил за событиями в интернете, только кивнул:
— Открывай, свои.
Вошел совершенно незнакомый парень. Невысокий, пухленький, с карими, почти черными глазами. И по этому твердому, спокойному взгляду Эдуард Андреевич сразу понял: да, свой.
— Дубовую кухню вы заказывали? – спросил парень.
— Что? – не понял хозяин квартиры.
Стоящий на пороге мгновенно напрягся.
— Да, заказывали, только не дубовую, а кленовую, — послышался голос Сокола сзади.
— Я от Скелета, он сказал мне прийти, сразу после «второго случая», — сказал парень уже более осмысленно. – Думаю, что произошло сегодня — как раз и было, «вторым случаем».
— Совершенно верно, — спокойно отозвался Сокол. – Ты на машине?
— Да, у меня «уазик»…
И тут Эдуард Андреевич, разглядывая пришельца, почему-то подумал… Нет, даже не так, не подумал. Он стал совершенно уверен, что та «пиар-команда», которая заявилась к нему в квартиру несколько месяцев назад – все это время готовилась не только к «выборам». Но и к тому, что будет после них. То есть каждый из них искал замену себе. И вот этот молодой человек, который стоит перед ним – это замена Скелета, его «двойник». И Скелет, и Кнопка, и Сокол, и Бомба с Ветерком – они совершенно точно понимали, что, вполне возможно, им придется разменять не только судьбу, но и жизнь. И заранее готовили себе смену. Искали тех, кто продолжит их путь.
— Ты, это…, прибери здесь все, — тихим голосом проговорил Сокол.
— А? Что? – не понял сначала Эдуард Андреевич.
— Прибери здесь все, — повторил седой товарищ. – Выбрось все, что мы тут притащили. И помойку подальше выбирай. Пропылесось. Протри. И еще раз приберись. И прибирайся до тех пор, пока гости не придут. А придут они скоро…
— Да понятно все, — махнул рукой старик. – Вы? Всё? Не увидимся больше?
— Нет, не увидимся, — просто сказал Сокол. – Хорошо бы нам с тобой не видится больше никогда. Это было бы просто замечательно…
— Ну, тогда, прощай, — и два пожилых человека обнялись, что было сил.
Эдуард Андреевич поймал себя на мысли, что у него щемит на сердце, что ему будет очень не хватать этих ребят, этого ощущения силы и уверенности, постоянного напряжения, которое царствовало в его квартире последние месяцы.
Хлопнула дверь, и он остался один.
Город N реально стоял на ушах. Спецслужбы же застыли в ужасе. Ну ладно бы один! Но сразу двое! И убиты жестко, на глазах у всех, белым днём!
Неуловимые убийцы словно насмехались над беззащитностью первых людей области. Нашли квартиру, в которой они прятались несколько месяцев. И всех людей, с которыми они встречались. Объявили федеральный розыск. В квартире старого учителя оставили засаду, хотя все понимали – это совершенно бесполезно. Эдуард Андреевич молчал и только ласково улыбался на любой вопрос, как натуральный сумасшедший.
Установили наблюдение за «красным» кандидатом, опросили его, узнали о визите старика и девочки-гота. Поставили на всякий случай охрану – в три кольца. Приставили «к телу» самых лучших. Еще не хватало третьего трупа…
Столица, бегло проанализировав ситуацию, тоже ничего внятно не сказала. Прошли выборы. Предсказуемо победил бывший аутсайдер, кандидат от коммунистов, хозяин завода, миллионер и отец двоих сыновей.
Со всё возрастающим нетерпением тот ждал инаугурации. А потом еще несколько месяцев. Но никто не приходил. Никто не произнес заветные шесть слов, которые Виктор Владимирович никому не сказал. И постепенно он успокоился, перестал вздрагивать от каждого шороха. Все-таки произошедшие события здорово на него повлияли. Он старался теперь как можно меньше контактировать с «однопартийцами», объясняя, что на него «давят». Но на самом деле он просто боялся. До ужаса.
Однажды, находясь в кабинете губернатора, он уже собирался заказать секретарше Верочке кофе, как та сама позвонила, и сообщила, что к отцу пришел младший сын.
Отец им гордился. Высокий, статный, широкоплечий, кудрявый, как молодой бычок. Гроза всех местных красавиц. Очень серьезный кандидат на высокую должность.
— Пропустите, Верочка, — отозвался Виктор Владимирович.
— Привет, па, — сказал сын, и быстро прошел к отцу, почти вплотную. Сел на первое кресло.
Виктор Владимирович удовлетворенно откинулся в своем кресле. Скорее всего, сынуля пришел просить денег. Это всегда так: было, есть и будет. И отец не ошибся.
Сын потянул к себе листок бумаги, вытащил из внутреннего кармана ручку, быстро что-то написал и протянул отцу.
«Орлов Алексей Сергеевич просит вернуть долг» — было написано на листке.
— Мне сказать это вслух? – спросил сын человека, сидящего напротив.
Виктор Владимирович с трудом поднял глаза. Он словно видел сына по новому. То, чего раньше не замечал. Этот тайный пламень, там, глубоко в глазах. Твёрдые, слишком резкие и жесткие складки на скулах.
— Не надо, — наконец сказал Виктор Владимирович. – Только одно…
— Да, слушаю, — тотчас отозвался юноша.
— Ты сделаешь вот это, — толстый палец уперся в слова на бумаге. – И пообещаешь мне… Нет, ты поклянешься мне, что никогда никуда не поедешь, не будешь ни с кем из них вести никаких дел, это мое требование…
— Конечно, — легко пообещал сын. – Зачем мне это? Мы теперь здесь власть, пап…
И молодой человек, смяв бумажку, убрал ее во внутренний карман пиджака, к самому сердцу.