Читаю по долгу службы, что писали в критике лет десять назад. Ну, не то чтоб все, выборочно, по теме. И есть на чём остановиться. Мысли, доводы, рассуждения, даже полемика между и по поводу. Надо же, когда-то была жизнь!
Тут же подумалось: откроет кто-нибудь 10 лет спустя то, что пишется сегодня, и тоже решит — «когда-то была жизнь».
Стало страшно.
Советских книжек у меня много. Но не все интересно читать и не обо всем интересно писать. Отбраковываешь много. Как ни странно, в изобилии попадаются, не скажу за всю советскую литературу, семейные саги. Деревня, семья, род и история на полстолетия, а то и на всё. И деревни биографии, и рода, а то и родов. Это примерно так же однотипно, как и нынешнее семейно-саговое производство. Но примечательно даже не это, а то о чём я обычно говорить не люблю — язык.
Листая страницы с одной на другую, книги особенно провинциальных издательств (Барнаул, Иркутск, или какой-нибудь Саратов), невольно заключаешь для себя: вот, вся эта корявая, околонародная языковая чересполосица процветала там, в областях, а теперь триумфально расположилась в московских издательствах и журналах. Сегодня любой из безвестных героев провинциальных саг мог бы стать флагманом «Нашего современника». На всех основаниях.
В продолжение о советской литературе…
Самая большая загадка для меня — отчего в отечественной литературе возобладало все дряблое, шатающееся, заваливающееся, шаткое. И так, что у молодых, что у старых.
Снял вчера с полки «Колесо фортуны» Николая Дубова, это там где большая часть романа — врез исторический про Екатерину Вторую и графа Сен-Жермена, без всякого внятного объяснения зачем и почему мы из советской деревни вдруг окунаемся в такие исторические дали — захотелось, счел нужным. Отмахал страниц 30 про приключения мистера Гана среди колхозных земель и людей, не собираясь читать совсем. Удачно все. Живо, узнаваемо. И почти никакого ощущения дряхлости. Ну да, писано больше сорока лет назад, но старое здесь не значит беспомощное, просто сообразное своему времени.
Зашел на «Яндекс.Дзен» к Водолазкину. Тот, как поп в дореволюционной гимназии учит смирению и послушанию. Потрясает форма, в которой ведется ресурс. Кто-то (Вселенная? Бог? Народ?) задает писателю вопрос, и он пространно и водянисто на него отвечает.
Форма кажется совершенно неподходящей, несовременной и неадекватной содержанию. Водолазкину надо переходить на аудиоформат — и тогда получится уже что-то вроде президента Джона Генри Эдема из «Fallout 3»: «А теперь одна из моих вдохновляющих цитат. Из уст вашего писателя-пророка — прямо к вашему сердцу».
От редакции: О качестве не просто самой авторской речи, но выпускаемых в тех самых «провинциальных» (кавычки разъяснятся сами чуть позже) издательствах книг — легко судить нашему «переходному» поколению (как пел Вис Виталис, «семидесятых годов рождения»), а вот следующему уже сложно. Оно уже не держало в руках толстые корешки интересных книг в метро и прочем транспорте, оно читало и читает с гаджетов. Это не из области бумагофетишизма, это из области — «прочёл сам, передай другому». Скажем, в моей 91-й школе была реальная очередь, причём на несколько классов раскинувшаяся — читать «Игру в классики». Я в этой очереди шёл за Филиппом Минлосом (на класс младше меня был) и потому она мне досталась особенно засаленной — ощущение чтения, жизни с книгой, оставалось на этой обложке…
Пример уже из нулевых, вроде бы недавних годов: будучи в Томске, я общался с представленными мне главредом «Литературной России» как «самые-самые» писателями. Вадимом Макшеевым, Юрием Афониным, ближе всего сошёлся я с Александром Климычевым, душой всей писательской организации (продолжал учить стихосложению молодёжь в свои за восемьдесят). Так вот у него, у Климычева, есть роман «Поцелуй Даздрапермы» (название вводит в заблуждение — ничего там антисоветского нет, есть напротив иронический анализ перестройки и наступающего капитализма, — так звали работницу гостиницы «Октябрьская», где останавливался в ходе возвращения в Россию Солженицын). И в нём даются портреты всей писательской организации областной, как раз в 1970-х портреты и пишутся, в период её расцвета. Глава писательской организации Вл.Колыхалов (он именно так подписывался) предстаёт в ряду портретов первым — несомненной глыбой, хоть и обстёбываемой ироническим и относительно молодым Климычевым, но больше в образе жизни, в «роскоши», даруемой положением. Так вот! Только после прочтения этого романа я купил книгу «Урманы Нарыма» Колыхалова (Томское книжное издательство, 1988). И там — скажу я вам, коллеги, и язык, и аутентика, и сюжет! То есть дачная жизнь, любовница — всё, что раздражало в Колыхалове молодёжь, идущую следом, всё было заслуженным, если так здесь можно выразиться… (Как это похоже на борьбу с партпривилегиями — тех «комсомольцев», кто потом станет олигархатом)
Провинциальной прозу Колыхалова не назовёшь — как и тщательный отбор его писательской организацией прозы, которую надо издавать. Вот где работали «социальные фильтры», правильные, нужные! В общем — Книга с самой большой буквы. При том переиздавать его «роман в двух книгах» никто сейчас не будет, такое было возможно только в 1980-х. Те самые, представленные мне Вячеславом Огрызко, писатели, большие писатели ещё советского поколения (хоть и с антисоветскими настроениями, как Макшеев или Афонин) — уже в «проклятях десятых» были вынуждены издаваться за свой счёт. Точно могу сказать это о Юрии Афонине, сам мне плакался у местного Белого дома («буду искать сто сорок тысяч на следующую книгу») в 2011-м. «Даздраперму» Климычева издавал его знакомый буржуй — очень маленьким тиражом и в мягкой обложке.
Что же касается издаваемого в твёрдых обложках и многажды премированного Водолазкина — так он просто ничтожество, свой малохудожественный вымысел выдающее за исторические факты. Например, когда их всех, нацбестовых, во главе с Прилепиным потянуло на Соловки — в романе «Авиатор» он так смачно соврамши, что моя коллега по проекту «Крепкие беседы», автор книги «Клан Ельциных» Анна Гранатова до сих пор кипит от возмущения:
— Основателя Института Гамалея Муромцева он каким-то фантастическим образом (хотя роман отнюдь не фантастический) «уличил» в проведении первых креонических опытов, в замораживании отдельных клеток ещё в 1920-х годах (!!!). Но первые подобные опыты стали проводиться только в 1960-х годах — Водолазкин даже википедией не научился пользоваться. Как, каким нравственным образом он впихнул фамилию реального советского учёного в свой шизойдный бред?! Как можно было обгадить своими низкопробными фантазмами имя микробиолога, благодаря которому СССР и советская наука победили не одну эпидемию, и даже сейчас эта самая советская наука, созданный Муромцевым институт спасает от пандемии Россию постсоветскую (уж какая осталась) и дружественные нам страны? В старину за такое пороли прилюдно на площади!
Это прямая, подсудная клевета на советских учёных, а заодно и на Советский строй, который только и делал, если верить сказкам Водолазкина, что мучил учёных на Соловках (кстати, один из самых известных «великомученников соловецких» Павел Флоренский был не расстрелян, на чём нынче настаивает РПЦ, а убит самими заключёнными — так, видимо, полюбились его проповеди) … Само собой, горячечный фантазёр Водолазкин прямо связывает «во ГУЛАГе умученную науку» со своей давнишней антисоветской позицией, тотчас же на основе собственной «философии дерьма» выдаёт идеологически давно искомое православной общественностью и либералами равенство «коммунизм=фашизм».
Ну, и про замораживание Феликса Дзержинского — это уже какие-то школьные анекдотцы пошли. Вот такие нынче «гении» и «обличители сталинских репрессий» православно морализируют и надувают щёки перед интервьюёрами, таким убожествам буржуи из списка Форбс вручают премию за премией, а их коллеги из Литинститута несут подобные «гениальные произведения» Боякову для постановок во МХАТе, зачищенном от остатков советского сценического искусства. Как видим мы, тут всё «конгениально».
Ларчик-лаврик Водолазкина открывался, однако, очень просто. Его ближайший друг и собутыльник Варламов, настоятель Литинститута — проложил ему дорогу и на «Ясную Поляну», где председательствует советник Путина по культуре Владимир Толстой, и далее в премиальный процесс. Заглядывали, интересно, члены высоких жюри внутрь книжек Водолазкина? Впрочем, с них станется — они и «Русскому садизму» дали Нацбест… Там вообще ни один реальный исторический факт рядом не валялся. Но главное ведь поддерживать антисоветское обезболивающее в вымирающем постсоветском народе — так, господа нехорошие?
Дмитрий Чёрный, ведущий РАДРЕАЛа.su