В рамках ре-публикации своих статей 2014-го — написанных по свежим следам Евромайдана, — достаю из ныне недоступного в Рунете (доступного только через VPN) архива ФОРУМа.мск декабрьские киевские репортажные размышления. В немного сокращённом виде и с этим же заголовком статья вышла и в «Литературной России». Текст сохраняю оригинальный, само собой, иллюстрации — пополнил, поскольку их очень много (в личном уже архиве).
Если кто-то из моих коллег-новреалистов питает пристрастие к стихии войны, то я – нет. «Город моя стихия, Петербург или Феодосия…» — писал в своей верлибр-поэме «Розы» покойный ныне поэт и переводчик, близкий друг Бродского москвич Андрей Сергеев. Я иллюстрировал эту поэму в 1996-м. И, признаюсь, с самого начала майдана, тогда ещё с маленькой буквы, я беспокоился – что будет с Киевом, как он там? Ведь это не чей-то город, который можно отделить границами и национальной ненавистью. Это не «где-то» для меня – он успел стать родным. В нём – если не как в своей квартире, то как в квартире родни, — важно, что где стоит, в хорошем ли состоянии, всё ли цело, на местах, в гостеприимном ли оптимизме. А иначе и дома неуют – может, помочь чем…
Гарь и необходимый революционным действиям вандализм поначалу не пугали. Год назад немного верилось, как и всегда при группировке масс в противодействие Системе, что майданы и вулицi родят нечто более важное, чем камень, что идёт метательно и мечтательно, как всегда, в основание антиСистемы. Система, однако, не сменилась, а усугубилась. Да и камни не сильно пострадали – за исключением самого средь гранитов Крещатика дорогого и лоснившегося ленинского лабрадора…
Зная, что товарищи по Левому Фронту, и даже исполкомовцы (некоторые уже — экс) запросто ездили в период майдана глотнуть революционной стихии, пусть и под знамёнами правых (так они себя успокаивали малодушно) – я всё же надеялся, что эта безусловная столица не закроется насовсем. Голод по ней возник ещё в 2008-м, но то отдельная история, уже развитая отчасти в продолжение-восполнение. Но тут по-прежнему была заложенная тогда ещё мина – недолюбил, недогулял…
Активное Солнце и холод последствий
Астрологию забудьте, это самый что ни на есть материальный фактор. Циклы Чижевского поначалу считали ересью в науке, однако сейчас с ним никто не поспорит. И майдан своим стартом угодил в самый пик, однако этот пик непредсказуемо может растягиваться, а то и нарастать вопреки прогнозам – на то оно и Солнце, центр системы нашей. «Песни пьющих Солнце» группы моей родной потому так и называются, и в этот период записаны. Время переливать солнечную энергию в новые общественные формы. И могут люди в такие периоды многое своротить – что потом десятилетиями не изменится. Ловить надо такие моменты революционерам. Впрочем, сюда же приходятся и войны, и природные катаклизмы – пачками… Но где-то, где не созрел социальный климат – и штиль стоит, хоть два таких Солнца свети. И этот фактор, наш, назЕмный — решающий. Это (затишье) пока России ближе.
Товарищам моим, не только писателям (коим АП выдала по спецназовцу, но о том вам когда-нибудь их совесть поведает, не моя), а и однопартийцам – тоже не сиделось в Москве. По зову одной из бригад, наиболее гостеприимных для левых и поднявшей красный флаг над подконтрольной территорией, – рванули автоходом в ЛНР. Однако ехавшие стать комиссарами комсомольцы нулевых не были пропущены каким-то внезапным блокпостом и едва ли не выстроены (пример хрестоматиен, увы) на расстрел. В общем, по крикливому и озлобленному отчёту одного из молодых московских вождей выредевших левых – я понял, что там, куда иные звёзды попсы и литературы проезжают в коконе безопасности, довольно-таки злобно и недоверчиво относятся к «гуманитариям» от оппозиции. Они хотели принести свет ленинских идей туда, где эти идеи некому реализовывать…
Поэтому я поехал туда, куда так тянуло и что сильнее беспокоило – может, в места куда более опасные, но при этом не враждебные (парадокс) в силу многоликости, многоногости этой стихии. Отправился туда, где и рождались те идеологические, а точнее-скромнее — идейные полюса, из которых вскоре стали вести огонь на поражение. Туда, где разделялись шинным дымом, чёрным шрамом, постсоветским срамом — украинский и русский мир.
Поражает, конечно, еще и родственность графити — уж это творчество масс, хоть и с разрешения кабинетных… Это стена предприятия «Большевик», Киев. Выше — торец здания возле «Новослободской». В обоих случаях («Сеть», Impression Electronics) подпись — некая фиктивная реклама, шифр оправдывающей коммерции под политическим мессяджем. Но второй мне милее этого «вежливого» кошмарика, честно — не только внутренней стороной коленок студентки, но даже фактурой стены…
В купе со мной оказался сперва разговорчивый украинский еврей узбекского происхождения, мужчина явно роковой в молодые годы, плечистый и на Элвиса походивший, но нынче ссылающийся на операции, болезни и плохое зрение, в год смерти Сталина родился же… Называл меня «молодой человек», и в миграционной картке указал данные загранпаспорта. Это меня взволновало – свой-то не захватил. Впрочем, билетёры и не велели. Но всё же почувствуйте разницу: человек уже уважает приближающуюся территорию как заграницу.
— А вам виза не нужна? – спросил он вкрадчиво, но не без иронии превосходства.
— Нет, режим же не менялся…
— А после шестидесяти так и вовсе не нужна, — подытожил, чтобы дальше не нервировать ни себя, ни меня.
Вскоре сосед с ярко-синим колёсным международным чемоданом-мыльницей перебрался в совершенно свободное дальнее купе, под стать возрастной солидности. Забыл скромную трикотажную чёрно-серую шапочку. Вместо него, в такой же, но более бывалой, пришёл прокуренный гуцул, хмурый, большой и обречённый. Спросил почему-то, почём нынче билет – будто сам не сидел на таком же месте напротив, впрочем, имея билет на вторую полку. Вскоре проводница, видимо, и подсадившая пассажира за наличные гривны – порадовала, что он может спать внизу, больше никто не придёт. Российскую условную (но почему-то долгую: пробивали по базе или только забивали?) таможню прошли при входе в вагон, осталось ждать главной, в Конотопе… Сердце порой так колотило, что не давало спать, но всё же сон ненадолго соткался, отдаляя уже удары пущего волнения.
![](http://radreal.ru/wp-content/uploads/2022/07/2014Киев1.jpg)
Разбудили на рассвете, деликатно, отдалённо. Заколотил внутренний секундомер. Паспорт под подушкой, заполненная с редкостной откровенностью картка – в нём. Впрочем, я и прежде был чужд конспирации в этом документе, так и писал в графе принимающая сторона – «Че Гевара», была такая организация в середине боевых нулевых. Думаю: ну, ведь кто хочет, тот прорвётся? Кому ещё тут так сильно надо туда? Они же должны понимать, чувствовать?!. Вот те самые человеческие, общечеловеческие даже нотки – которые наводят на политические размышления любого. А откуда берутся границы, откуда берётся сама процедура эта дознавательная? Зачем все эти недоверия на пути тех, кто был не так давно единым народом в единой стране?.. Не поработало ли тут до нас плугом такое злое недоверие и ненависть, что оставило после себя борозды, через которые и перебираешься, как через границы? Ведь не было их, например, в 1990-м, когда через Львов ехали в Ясеня на весеннюю практику Школы юного географа МГУ – я же помню…
— Доброго рАнку…
Паспорт тихий пограничник проверил на деликатном расстоянии, в купе не входя, и быстро щёлкнул штамп. Тут сердцу, единственно выдающему мою идейную контрабанду (впрочем – и это политес), дал я мыслями отбой, но оно ещё долго по инерции отстукивало вместо колёс. Вагон захлопнули, покатили, даже заснул потом как-то призрачно, ненадолго. А разбудили властно (и эта власть показалась доброй, нужной), уже в сказочных лесах – в отличие от наших, заснеженных. Белые ветви на фоне серого утра – не кажущегося тяжёлым, но ещё с ночной хмуростью. Тепло в купе и надёжно, и даже всю ночь бегавший курить вяленый гуцул показался залогом добрососедства – глядел меж густых бровей и тёмных мешков добротой краёв родных, ведь и он добрался. Сколько таких ежедневно прорывается с лишним рублём или долларом для семьи! Их поток никакие войны не остановят, а лишь усугубят… Поговорили только о чае – в новых мелкодырчатых ложкомешочках, о чём ещё говорить, не о политике же, все затаённые, как эти пригороды… Вроде ясные, ничем не отличимые от уральских, сибирских – а всё же теперь особенные, дерзновенные. Серые дома, склеенные по швам неровно, сонно, невесело. Остановки, маршрутки, ларьки. Разные лишь языки вывесок, а линии, износ, ржавчина, слякоть, пропускная способность, хмурь утренняя — интернациональные. И новые островерхие, карандашные башни, зазывающие фигурами своими в элитность, целеустремлённые во времена новые, постсоветские – заполненные лишь отчасти, но имеющие среди жильцов счастье, ведь они-то выносят из каждого дня денежных знаков побольше других, что ещё доживают в межгалактических, вечных хрущобах, которые здесь не ломают по программе Лужкова…
Место памятника Ленину (в годы немецкой оккупации — место виселицы)
Говорят с проезжающими граффити – вот знаменитое «Путлер» мелькнуло, а свастик даже меньше, чем в ближнем Подмосковье. Наподобие проплаченных узоров «Единой России» — трезубец и иной лишь по цветам патриотизм. Сыпь разная – диагноз один. И лицемер тот, кто видит на этих привокзальных просторах больше идейного вырождения, чем в первопрестольной. Плесень везде одинаковая, оттенки иногда разные, а закономерность появления – одна на все республики бывшего…
И всё же это утро манит – самим движением поезда и учащением подробностей. Вот и городская электричка нам попутно, аккуратно на уменьшенной дистанции к Протасову Яру стучит по рельсам – конечно, ещё не европейским, без стыков… Стыки тут звучные, как и у нас – потому что это и есть «у нас», техническая база «Укрозализныци» не так уж сильно менялась с тех самых проклято-совковых…
Всё на/в мiсте
Доехать до вокзала – значит уже достичь города. Небо и тут непреклонно снизилось серым, однако, торжественный спуск на эскалаторе – работающем при не снижающемся пассажиропотоке, — торжество, озаряющее день. Ещё не верилось в родном метро, что так же вот проникну в эти братские тоннели (тем более что был опыт вылова тут, в первый же визит в 2006-м), увижу рекламки с диковинными буквами, растворюсь в киевских массах. И они, неотличимые от москвичей в невнимательности или подслеповатости утренней, ухмуренности заботами – они напомнят о местоположении лишь вопросом:
— Выходыты будэтэ?
Я хотел стать их частью, я для этого ехал. Надоело дома читать все эти располюсованные новости – ведь ниоткуда взявшиеся эти два мира, русский да украинский, это навязанный, нарисованный гримёром рубец, простейшая ложь, отвергнуть которую, однако, немногие в силах. И тому достаточно внешних подтверждений. Однако созданные для единого советского народа механизмы, им и созданные – когда он не рубил себя на части, — работают против сепаратизма, они связывают, транспортируют. Железо рельсов, железо метро – много вбитого советским человеком в землю железа. Вбитого клином для того, чтобы общество не сползало вспять, в раздробленность и отсталость…
Был соблазн продолжить шагать в направлении, указанном вокзальным эскалатором – как в 2012-м. Город познаваем только пешком, плавно. Увидеть изменённые названия улиц, ужаснуться уже не понаслышке. Щорса-то не тронули, надеюсь?.. Но в этом направлении выхватил лишь дымящие трубы завода, что правее по привокзальной панораме. Всё работает, всё живёт, хоть и хмурь небесная нависла нынче. Поэтому поехал под землёй, как в первый раз, оттуда же – звякнув вниз изящного турникета-трезубца лёгким жетончиком метро, овеществлённой ностальгией по московским 90-м…
Если ленинградское метро всё же отличается от московского звуком, цветом, глубиной и станционными дверьми, то киевское всегда кажется его продолжением. И есть действительно родственные по отделке станции, не говоря о намеренных дублях – станция «Киевская» тут ключевая. Маршрут в точности тот же, что в 2006-м – до Политеха и далее. В то самое людское течение дня. Да, на стене вагона нац-наклейка – но мало ли их и у нас на эскалаторах «Комсомольской», например? Только сейчас именно они стяжают внимание – некогда оппозиционный стикер-арт пометился в центр общественного внимания. А рекламки-то по-старому выглядят – наклеенная на плёнку изнутри бумажка, экономнее печати по пластику, видимо. Погасли надолго видеорекламы на экранчиках под потолком в вагонах, прежде очи занимавшие и работу дававшие киевским хипстерам (выдумывать сюжеты для межрекламных вставок, чтоб пассажир не ощущал себя только объектом купчей мотивации). А вот на больших экранах посередь станций рекламы живут ещё – хотя, всё вопрос окупаемости и уровня кризиса.
Но по пассажирам не скажешь, что кризис. Густота весь день, как в наш вечерний или утренний час-пик. Москвичи и подавляющие гости столицы в этом плане дадут фору в чемпионате смурных – какое бы время суток не стояло. Здесь же глядеть друг на друга – не нарушение правил этикета, а порой и целующихся в самый неурочный час встретить можно, сближение тёмных шуб и светлых курток назло всем междоусобицам и давлению серого неба. Цветут поцелуи в метро – как подснежники, значит, есть надежда, сила любви есть против военной силы. Да и все едущие на работы свои – не похожи на единодушно желающих отступления на шкале прогресса. Закрепившись на завоёванном благодаря индустриализации и информатизации месте, они не рады будут переквалифицироваться из менеджеров пусть и низшего звена – в крестьяне, по воле регресса, по моде Вспяти…
Таким нашёл я памятник Щорсу
Лоточки и ларьки-кривули возле станции метро, по пути к трамваю – не менялись. Их колорит помню первоприездным импринтингом. Но теперь добавилось по-зимнему фрукты, зелень, травы и солёные огурцы – вот оно, село, каждодневно наводняющее Киев, неизбывная часть ВВП и наполнение электричек. Так же и на Киевский наш рынок возили в те девяностые национальный продукт – кормили, что греха таить, теперь-то на месте тех прилавков уже офисы высятся…
Я специально забрался подальше от центра – не хотел хрестоматийного Крещатика в этот раз. Чтобы почувствовать город, прижиться к ритмам его, угадывать настроения – надо приблизиться к вузам. Есть университет, звучащий для соврок-поколения приятно – НАУ. Национальный Авиационный. Большими синими буквами на многооконной плоскости относительно нового (80-х) корпуса. Трудно поверить, что тут пятилетку назад проходили Ильенковские чтения – после майданного камнепада и призраков каменного же века бродивших по бульвару с первобытными кувалдами…
Здесь и проходила линия неизведанности для меня с тех пор – её переступил, во двор пошёл вместе с молодыми течениями, слушая речь их, отмечая гаджеты… и пошёл-пошёл, и НАУ насквозь прошёл. Под ветвями сказочными – вот где зима-то пряталась от сухой и быстротающей Москвы. Среди красивых лиц студенток и студентов речь чаще перелетала русская, с вкраплением украинских слов иногда. И вышел к новостройкам тихим почти безлюдным – середина дня. Все в школах, на работах. Подкрался…
Забор телецентра, возле Бабьего Яра…
Густая армия домов, велик Киев-град. И не поймёшь отсюда – где центр. Вот такой миг и является счастьем для городского сумасшедшего, для меня то есть: он ощущает себя и в городе, дома тому доказательством, и как бы вне известности, вне ясных для себя координат. Иди, куда глаза глядят – ограничитель только время, светло-суточное. Прочитав на заборе признание в любви по-украински, понял, что казаться друг другу непонятными после советского века русский с украинцем – не смогут. В этом будет явно чьё-то внешнее лицемерие и конферанс. Написано признание было неярко, но необычно – «неужели ты не понимаешь, что я тебя люблю» (смысл привожу не дословно, но эмоционально фотографически). Имя девушки забыл. Вот и любовь на месте, на своём неизменно городском месте – иногда ещё на асфальте под окнами пишут, но то по весне…
Перешёл в частный сектор, перевалил пригорок – дома на местами с признаками среднего класса. Строятся блоки автомойки. Все строители и инженеры говорят только по-русски – такая странная симметрия, у нас в Подмосковье не удивился бы, услышав украинский. Даже одинокая местная собака не пыталась меня в одиночном плавании чужестранца облаять – да, я и есть часть города уже, осмос сделал меня неотличимым от среды. Много белого, вот контраст. А вот банк – тут рифма «траст», но такого не водится, они тут тоже с национальными элементами названий обязательными. Среди многоподъездок-многоэтажек – аппарат кредитования-закабаления. Но что-то съежено выглядит банк, работающий разве что как обменник изредка. Прохожу квартал за кварталом, вживаюсь – нет, тут всё в порядке, механизмы жизнеобеспечения работают, течения из школ уже проглядывают, к трём часам день подступает. И сквозь облака и вершины домов проступает голубое небо – почему-то здесь весеннее, с аквамаринной зеленцой по краю полыньи облачной…
Большевицкий квартал и нацкапитал
Он возник внезапно, тем более что и указателей не было, и шёл я наугад, из примет реагируя лишь на курсы валют, светящиеся цифры – Раффайзен, он границ не ведает. У нас Сбер- тут Ощад- с одинаковой беспощадностью удерживаемого с населения процента за услуги. Чем дальше – тем больше. И этот тут Юля выплачивала старые вклады? Сейчас верится с трудом. Но вдруг – парадоксальный вырос торговый центр «Большевик». Схватился запечатлеть. Ещё не догадываясь, что это не придуманное, а наследственное название – а торговый центр с политкорректным магазином «Рошен» выстроен на отрезанной от предприятия территории.
Далее граффити про АТО, которые просто обязан был удержать в колеблющемся объективе. И стенды «Большевика» — славного предприятия, почему-то датой своей кончины обозначающего 2007-й год, на стенде… Вот и вся трагедия – причём общая, — внутри одного квартала. Я не поленился его обойти. На стенд хронологии индустриальных побед – глядит лубочная роспись на тему АТО. Тут много автобусов загружается пассажирами, поэтому агитпункт и даже такой примитивизм — «работает». Мимо прошёл в лёгкой кепчонке с двуколором парнишка интеллигентного вида, щетинистый, лет за двадцать, о чём-то по-украински говоривший в мобильный, уверенно и воодушевлённо. На уровне его колен – бабулька-нищенка с бубном. Тоже напротив «стены АТО», на которой больше всего умиляет единство воинства и детства (см. снимок выше) — герой АТО кротик из памятного всем нам, советским, мультика из страны соцлагеря…
Стены заводские, где давно перевелись большевики, а главное – их классовая база, — расписаны занятно. Весь квартал, при успехах наступления капитала, ждёт снос – но проходная, ещё железная и советская по отделке, лишь с парой двуколоров по бокам, — осталась. Глядит из-под козырька — уже не аккумулирующая мускулы рабочего класса, гудком не созывающая этого бурлака Истории. Субаренда, увольнения – вот что стало тут, несомненно, повседневностью. Вот где надо искать корни правых итогов майдана – люмпенизация, лишение средств производства и индустриальной организованности класса. Медленно бутики и боулинги пожирают цеха – где ещё так конкретно увидишь социальный регресс? Боулинг «Большевик» — это же столь стильно-стёбно и близко тем, кого некоторые тут зовут москалями, на этой заквасочке вырос уже грибок одного, как минимум, поколения, на «Голубом сале» (пардон за каламбур)…
Но я ушёл снова в жилые пространства, где школьники задорно кидают снежки в проходящие автобусы. Эхо майдана? Да, бросают даже зло, автобус притормаживает… Вспоминаю 90-е опять, как в электрички Ярославского направления дети реформ кидали вовсе не снежки, а камни. Такой вандализм казался привычным. И сидения отдирали целиком – приватизация… Но вроде ту дикость пережили быстро.
Чем ближе я снова к вузовским местам – тем чаще встречаю гарных дивчат. Статистика ошеломляющая. Каждая третья – красавица. Как говорят – на обложку. Но что такое обложка? Жизнь-то интереснее. Вспоминается фраза Шарапова из фильма «Место встречи изменить нельзя»: «Красивая женщина, спуталась с бандитами, а ведь могла на всю жизнь сделать счастливым какого-нибудь мужчину» (цитирую приблизительно). Вот этот удивительно богатый ресурс ещё никак не использован национал-революционерами (читай – реакционерами). Будь в «Правом секторе», у свободовцев или у конкурентов-радикалов кто-то умный в руководстве — давно бы уже при наименьших затратах воспитал бы не одну Мату Хари. Причём – они же и умные тут, они высшее образование получают, их долго учить и не надо. Засылать и продвигать вплоть до Кремля – красавицам таким традиционно откроются все двери золочёные. Да, тут станешь националистом – поглядев на черты лиц прямые, правильные, отточенные уж неизвестно какими, скорее, конечно, крестьянскими областями… В эти полупрозрачные глаза, на эти румяные здоровые щёчки, а если и бледность – то тоже здорово-молочную… В общем – если у РФ официальным ресурсом власти является голубое и чёрное золото – то тут оно живое расхаживает повсеместно. И ведь помани только оно – столько б агентов набрали националы…
Кварталы, спроектированные эпигонами-конструктивистами сигналят, как корабельными флажками, что общество ушло не туда. Всплеск локального патриотизма застыл на отметке вывешивания флага за окнами. Уже подмёрзли за год флаги, повыцвели – но напоминают времена, когда правоверные горожане прочих столиц (католики или гугеноты) так сообщали о своей ориентации. Или писали на воротах давних соседей-врагов «Ж»… Всё это вроде бы невероятно было недавно – огромной, спаянной в единый механизм производства новых счастливых поколений, — какой-то национализм, местечковость, озлобленность на акцент, на внешность. Но, увы, история всегда готова повториться, когда общество отступает с завоёванного совместно уровня, и снова обрекает себя на раздробленность.
Вот таким был тоже погоревший недолго на Майдане Дом Профсоюзов (киевский)
Улица Солженицына к майдану нас ведёт…
Собственно, что плохого в майдане? Увы, он – лишь уровень громкости и сцепления тех выбитых из прежних социальных ячеек элементов. Но воспитанные пауперами и озлобленные расслоением доходов, — всё ещё на дрожжах дерибана, они выросли в армию, неизменно укрепляющую тот режим, что их всегда злил. Люстрация? Облить мочой из банки некую лярву – это, скорее, скверный анекдот, чем классовая война, которую из прочих столиц пророчили наши филистеры.
И, как я писал тоже ещё из дому – корни всего этого многосерийного действа, инициированного вовсе не извне, но исторически и политически зревшего давно, корешки-то не на Западе, как уверяют кремлёвские чибисы, а в Москве. С каким упоением лишали улицу имени Большой коммунистической во имя борца с тоталитаризмом… Кто это делал – напомнить? Да, Путин благословил, а Медведев славу словил. Что ж, процесс лишь распространился из эпицентра – если глядеть на советское пространство без навязанных Беловежьем границ. Пересмотр сперва итого Великого Октября, а затем Великой Отечественной – был не кем-то откуда-то инициирован, злобным Евросодомом (на чём настаивают путинисты), процесс десоветизации и сепаратизации являлся основным содержанием и ельцинско-кравчуковско-кучмовской политики 90-х, и путинской в нулевых. Иначе зачем бы нам понадобился Деникин в Даниловском монастыре? На личные путинские перезахоронили! Внутренняя политика? Нет – она обуславливает внешнюю, задаёт тенденции – и начинаются гонки внезапно героизированных скелетонов. Бандера вылез следом за Деникиным и Каппелем – почему это «метрополии» можно, а нам нельзя? У нас своих героев хватает – не ваших же краснодонцев?..
Конфликт концептов будет всё сильнее вылезать – но пока-то на уровне маргиналов (впрочем, они теперь в Раде). Он и был подспудно, зрел себе в клетушках. Целостная советская героика – без каких-либо национальных превосходств, — против героики тех, кто признал новые границы, смирился с расселением. И теперь всячески оправдывает задним числом «цивилизованный развод», состоявшийся в декабре 1991-го, когда на самом деле не спрашивая народы, три проходимца нарисовали границы там, где пролегала дружба и кооперация, где работал сложнейший механизм межреспубликанского сотрудничества во всех сферах, от сельского хозяйства до культуры. Кому понадобилось ссорить народы?
Той новой буржуазии, которой буржуазный национализм необходим как средство мобилизации эксплуатируемых (вариант: единовременно лишённых социалистической собственности, как того завода «Большевик», что с 1920-х аж работал, а теперь вымирает). Музей под Родиной-матерью, посвящённый Великой отечественной – тоже подправлен за последний год. Скорбный красноармеец в пилотке и с винтовкой штыком вверх указывает на нечто несусветное при исторически трезвом взгляде на годы той войны. Фоном для бронзовой фигуры солдата теперь является двуколор, а перед солдатом расположилась фотовыставка, посвящённая АТО… А то неполиткорректно дальше будет выглядеть борьба с немецким фашизмом, который, наверное, – зло. Но нынешнее зло и московское +уйло – злее… Тут мы, конечно, переходим к дискуссии с братьями нашими старшими по стилю.
Откуда вообще взялись эти болезненные национальные акцентуации – этот русский мир, например? Вот же – когда гитлеровская рать шла, так сепаратизм был на её стороне. А сейчас? Сейчас, повторю – есть реакционная интеллигенция, которая плелась в хвосте контрреволюции и даже поругивала её некоторое время. Однако потом всё же вскочила в поезд нового правящего класса, сформированного из старой партии, но уже при прямой собственности на прежние общие богатства. Работа этой интеллигенции, этих реакционеров – сводится к возвеличиванию национальных достоинств именно той буржуазии, которая с ней делится. Схема проста: «завтрашние» подонки, стравливающие народы во имя «русского мира», просто имеют свою долю от ограбления силовигархией советского народа. Да-да – тут именно так, украинского, русского и прочих, откуда качают наш общий газ и нефть. Ведь и защита интересов Газпрома в Донбассе, куда пушечным мясом отправили вчерашнюю угрозу режиму Путина, и отряды фашни в машинах-инкассаторах Коломойского – это всё реализация одной тенденции. Это – прямое подчинение пролетарских масс, уже путём вооружённого вмешательства в их жизнь.
За словосочетание «русский мир» в нынешней оправдывающей кремлёвских прохиндеев прессе я бы назначал исправительные работы. Ведь это и есть призыв к сепаратизму – к вечной борьбе за подчинение. И потому бессмысленно гаданье — Крым наш или не наш? Вы, русские по профессии — вспомнили бы сперва, — заводы, нефтескважины, школы и больницы — ваши или не ваши? Вот отсюда и шагайте своим державным шагом, почвеннички второго издания. Те профукали деревню, вы профукаете города и горожан, кутаясь в старьё соцрегресса и кланяясь церквам. Крым — наш, но если советский, если социализм стирает границы меж РСФСР и УССР. Если же налицо признание беловежских границ — то вы все сепаратисты, господа. Потому что не товарищи. И делать сэлфи с ополчами — это отталкивать нашего читателя и товарища там, за этой границей. Выбирать Новороссию как этакий островок мечты, как песочницу для левой оппозиции, где идейных врагов уничтожают руками «врага» (а точнее принуждаемого к партнёрству) экономического?
Но и здесь читается смирение с убийством СССР и с разграничением народов в пользу буржуев, в пользу Коломойских и Газпромов. Кстати, это смирение — и есть в каждой клеточке «завтрашнего» подхода к украинскому узлу. Проханов выбрал «Пятую империю» как личное спасение, как примат реальности пропутинского коллаборационизма над верностью борьбе за восстановление СССР — но этим «иным путём» мы не пойдём, сколько бы не оказалось перебежчиков. Точно так же рождается национализм там, где мог бы быть социализм — если интеллигенция переквалифицируется из революционной в реакционную. Ведь империя не сулит объединения, она подавляет и подчиняет, объединяет Союз — о чём мы спорили в Думе с Мединским, и спор поныне актуален, ведь он тоже теперь идеолог новорусского патриотизма. Убежище всей сволочи этот сырьевой, паразитарный патриотизм — по-прежнему… Под крылышком национального буржуя мест мало — остальным пролетариям имперцами даруется право искать идеологические лазейки из русского мира и необходимости выстраивать иерархию по вертикали «старшего брата».
А какой бы мир не подчинял нерусское русскому?
Мир без буржуев – коротко отвечу я. Да, украинский майдан тоже вывел на первый план командование буржуазное, более того – и в Раду вывел самый оголтелый национализм для прямого привода классовых интересов буржуев. Уже без игр в толерантность – прибыль берётся военизированной рукой куда быстрее. Битва буржуев, таким образом, и оказывается битвой национализмов, переведённая на язык народов и выдающая им оружие для убийства друг друга вместо того чтоб повернуть оное против своих буржуев. Испытания отключениями газа и электричества, инфляцией – вот что лучше реформ и шоковой терапии напоминает миру, пока ещё миру микрорайонов, что он – мир классовый. И чтобы оставаться миром – не русским или украинским, а миром ежедневно трудящихся на общее благо, — порой надо выходить на войну с классовым врагом. Да, у него охрана и особняки – но командуя, он обнаруживается.
Не к тем вы прислонились-прилепились, Захарушка и Сергей, и причём в самую позорно-закатную их годину. Нынешняя Украина – это всё та же Чечня, где проблема сепаратизма не была решена идеологически. Буржуям этого и не нужно – чтоб лишнего сплочения низового класса не случилось. Деление советского народа на русский и всякий прочий «мир» есть помимо чисто культурной дикости — и оправдание передела соцсобственности. При наличии таковой – стираются границы. Нет «нашего» газа (тоже навязанная идеология люмпенствующего сырьевого имперца-в-доле), принадлежащего русскому миру – есть общий газ, и социалистическое единство республик потребует пересмотра политики «русского» Миллера-миллиардера. Нет, Захар, ты не с этим пацаном, ты с правильными пацанами – из которых Путин вроде покраше, познакомее? Типа с рядовыми Новороссии? Вопросов еще много к Путину и силовигархии? Так не оттуда ли их и задавать с калашом в руках? Или кремлёвский спецназ опции вопрошания не способствует?
Отражения майдана: год спустя
Национальный художественный музей Украины выглядит вот так, отталкивающе. Связанный, пленённый. О, этот романтизм 1991-го! Переписать историю сейчас же… Переклеить ярлыки так, чтоб аж мозги затрещали!.. Сюда втащили на газон ту самую средневековую, заново изобретённую на ул. Грушевского катапульту для огнеметания, а во двор московского Музея революции воткнули красный троллейбус, бывший баррикадой у защитников Белого дома (убрали только к концу 90-х)… Всё повторяется, как и было предсказано. Из постоянной выставки изъяты наиболее краснознамённые картины начала и середины ХХ века – Первомай, например. Но вот «Победители Врангеля» остались и «Комсомольское собрание» тоже – есть чему порадоваться. Новейшая же экспозиция инсталляций являет собой идеальную иллюстрацию того скачка социального регресса, что за год тут состоялся. Гигантское гнездо на весь зал – как символ дома, такого крестьянского, такого древнего и сугубо украинского… Внутри модерново-античных-то стен! Рядом с действительными шедеврами эпох постимпрессионизма и модерна… Ещё какой эстетический регресс — грубый и зримый! Воистину майдан не знает границ. Сваленные кучей дорожные знаки с пылью уличной – это прямо как трофеи баррикадные, нелепость предельная, но таки «инсталляция». Бюст Ленина, торчащий затылком из зеркала – «Ленин в Зазеркалье», — тоже вполне современное искусство. Подобных поделок хватало в 90-х и по московским галерейкам, только покупателей не было, а в нулевых появились… Тут же – политический пафос. «Всё наследие совка – разобьём наверняка…»
Полицейская лента на колоннах музея – в тему. Ведь у кабмина я застал милицейскую тревогу: по ту сторону, на Банковой двадцать человек пикетировали против роста цен и падения гривны. Беркутовцев на майдане было меньше, чем нынешней милиции против хилого пикета… Они же перекрыли зачем-то, отрезали от туристов и дворец президента – говоря сугубо по-русски и лицами как бы извиняясь. Такая вот постоянная мобилизация.
Улица Грушевского снова готова принять бутики, ничто не напоминает о революционно выселенном «Правым сектором» великолепии «Боско» – гарь осталась лишь за витринами. Такой парадокс: ещё нет арендатора, а стёкла есть, и они-то делают продымленность эту музейной. С сувенирных лотков бойко продаются рулончики туалетной бумаги с брендом Путина – что веселит, но по мелочи. Подобный юмор – тоже мелкобуржуазен, хотя для российских либералов и креативен… Тут сложно различить праведную и правую, националистическую ненависть – и вот с ней шутить с позиций «русского мира» я бы строго, по-комиссарски запретил всем нашим прикормленным Путин-ТВ светилам нового реализма. Ибо тут уже одним рулончиком не отделаешься.
Подземный переход возле бывшего музея Ленина, ныне призывающего молиться за Украину – имеет характерную наскальную живопись, где 14/88 гордо остаётся, видимо, для истории и властями не смывается. Кое-что из майдан-арта я сфотогрфировал, но юморок шизоватый…
У стены углового отеля стоит «шестёрка» с флажком «Правого сектора», но что-то очереди вступающих в ряды добровольцев не видно, один дежурный ёжится от ветра, курит. Серёга Жадан вот выступает на днях – сообщает афиша… Давний мой знакомый, помню, и в 2004-м радовался «почти революции» оранжевой — правда, в Москве и в зелёной футболке с Че… С тех пор проза Жадана завоевала Украину, а нувориши, вырвавшие власть у старопартийцев в 2004-м, укрепили свои позиции в обществе и некоторыми культурными практиками…
Неуютно, холодно в Киеве – небывало холодно. Однако никуда не делся и уют улиц, правда, разукрашенных часто враждой. «Никогда мы не будем братьями» говорят нам красивые сёстры – по факту рождения в СССР. Да, война микроидентичностей – вместо сплочения в исходной советской махине, способной своротить диктатуры буржуазии и в РФ, и в Киеве. Да, это громадная работа, но поездив в маршрутках с киевлянами окраин, пожив с ними одной гривной и помесив один снег, понимаешь – как далеки и убоги пророки нашего русского мира! Не он тут нужен – он есть идеология раков-отшельников, довольных своим местечком при буржуях, своими книжными прибылями и иллюзорными рейтингами славы… А тут – живое, трудящееся, как и в Донбассе, но реже убивающее друг друга, оно требует той идеологии, которая войну остановит и сплотит против тех, кто её развязал из Кремля и Киева.
Не абстрактно-ностальгически, а живо понимаешь, что именно советская кровь течёт с обоих сторон конфликта – но её расфасовывают по национальным бутылям. Вместе трудом горы воротили – порознь лишь одна перспектива, пролетарий стреляющий в пролетария. Да, это около фашизма. Да, все эти поповские радости от «возрождения России» на руинах СССР – тоже пророчили подобный исход. Но поколение видящих общий, единый с Украиной мир – без буржуев малых и больших, здешних и дальних, — оно живо, оно тут. Просто выдернули организации-детонаторы. Но голод и дороговизна воспитают новых бойцов, тут к гадалке не ходи и Путина не слушай…
5 декабря 2014
Дмитрий Чёрный, гражданин СССР
Материалы по теме: