Ярослав Солонин. Так закалялась сталь

Небольшая комната на первом этаже замухрышистой хрущёвки. Из комнаты, что ближе к прихожей, раздаётся лютый как звук пикирующего Юнкерса-87 гитарный рёв, забирающийся под кожу лязг тарелок, гром барабанов и вопль раненого вепря. В комнату аккуратно ломится взрослый мужчина, он в очках, в одной руке у него номер газеты «Известия»:

— Игорь, Игорь!!! Прекрати, Игорь, сколько можно?

В ответ — «Хооооооой», затем «Ааааа, пошли вы все на х**»

— Игорь, брось материться. Соседи по батареям стучат уже, участковому жаловались, выселят, Игорь, выселят же, дурная твоя голова! Майор приходил, интересовался. В больницу же положат.

Из комнаты: «Поганая жизнь, поганая нить / Козырная харя картавой толпы / Я лезу на стену, меня не убить / Но я протыкаюсь на ваши пупы…»

Мужчина хватается за сердце, плюёт в сердцах:

— Тьфу ты, до могилы доведёт, паскудник…

Шум резко прекращается, и становится очень-очень тихо. Как в барокамере. Из узкой комнаты высовывается полуголый щуплый анорексик — рёбра так и торчат, пот в три ручья, голос сипло хрипит (но первое слово получается даже очень грозно-басовитым):

— Отец, ну сколько я раз просил, когда я работаю, не стучи в дверь, не кричи, я дубль запорол, это такой был дубль, ты не представляешь!..

Игорь прыгает до потолка. Люстра и чешский хрусталь в серванте жалобно звякают, контрапунктом привнося в экзальтированную атмосферу элемент меланхолии.

— Игорь, тебе на смену когда?

— Ты же знаешь, что я во вторую.

— Игорь… — фраза на полуслове прерывается, потому что звонят в дверь. Игорь ныряет в комнату, попутно прошипев:

— Меня нет дома.

В это время в квартире становится очень тихо, и лишь трень звонка разрывает тишину. Мужчина, вздохнув, идёт открывать дверь. На пороге стоит волосатый парень в роговых очках, под мышкой у него две пластинки и толстая книга:

— Егор дома?

— Игорь? Нет, Игорь ушёл.

Костя стоит, перетаптывается, немного сутулится, растерянно бормочет:

— Трам-тара-ра-ра-рам, трам-та-ра-ра-ра-рам. Пялли-мурр. Гамна-пирага…

Игорь высовывается из комнаты, подслеповато щурится, потом весь сияет, обниматься лезет:

— Ооооооо! Кузьма! Заходи! Отец борща наварил, щас как пожрём.

Костя, пожав плечами, заходит в квартиру, при этом пригибается, будто боится удариться головой о дверной косяк, отце с газетой, уступает ему дорогу.

Пока Костя разувается, Игорь выхватывает у него пластинки:

— О! Residents, о-о-о! Бля-я-я! Кууууузя, ты таки достал первопресс The Kinks Are the Village Green Preservation Society!!! Да ты Христос вооощщщще!

Костя пробормотал (окая):

— Ага, борщ, сие вкусно зелье. Наваристо и лепо.

Игорь берёт также книгу:

— О, Лосев?! Это зашкал, Кузя, я тебе Бердяева дам «Самопознание». Ладно, у меня всё равно работа застопорилась, айда жрать борщ.

— Гойда.

И юноши потопали на кухню. А мужчина, вздохнув с облегчением, пошёл дочитывать газету. Так закалялась сталь…