Какое-то чисто субъективное ощущение в последнее время: писать рецензии на книжки глупо и совершенно бессмысленно. Я не считаю, что формат рецензии изжил себя (было такое мнение одно время), скорее, изжили себя сами так называемые книги. И теперь уже рецензии, нормальной, толковой, на них не напишешь, никак. То есть нет повода для рецензии как таковой.
Придется либо повторяться, либо раздувать значимость того или иного текста: рецензии ему не положено, а, вот, на тебе — сделал. Последним занимаются сейчас многие, особенно, когда дело касается печатного издания (оказывается, они еще существуют!). И совершенно сознательно.
Период восторженных девочек, кажется, прошел, и остались одни старики-профессионалы, которым все равно, писать или не писать о пустоте — они делают это привычке или из азарта, помогают старику на базаре продавать корову.
Раз книга есть, значит, она уже не пустая. Вот такая легенда.
Раз ее выход — якобы социальное событие, как, например, с Сорокиным и Пелевиным, значит надо объяснить этот факт, подогнать решение под готовый и заведомо известный ответ. «Почему Пелевин — современный классик?» — какое отношение это имеет к критике?
Открыл книгу Кучерской о Лескове. Ну да, все верно, так и есть — история прозеванного белоленточника. Но это наплевать. Когда можно все, чего стесняться, додуматься и дойти можно до чего угодно — и горшком назвать, и в печь.
И все же Лесков не первый ряд. И это не первоклассная биография. И нужности в ней не ощущаешь. Совсем. Как и в любой биографии. Знание в массе своей ненужное. Отражение общей потери интереса к личности. Ну, жил себе Лесков и жил. Ну и что?
Непонятно назначение серии ЖЗЛ. Ну ладно, раньше можно было похвастать, что достал. А иные интересовались. Теперь-то какой от нее прок?
«Википедия» короче и бесплатней. Видимо, поэтому «художка», говорят, опять отвоевала свои лидирующие позиции. Но надолго ли? Формально категория «худлит» есть, но вот что туда теперь входит… Очень часто те же ЖЗЛ, только более водянистого типа.
Новое поветрие в западных книжках. А может и не новое, просто я только что заметил: все устали от реализма-документализма. То один, то другой прикрутит что-нибудь фантастическое к обыденному. Для интереса. Тут инопланетянин какой-нибудь упадет на землю и начнет жить, там монстры- животные или монстры-растения. Мор и эпидемии. Люди-монстры. Тоже неплохо. Со способностями, почти как в комиксах. Катаклизм какой-нибудь — это обязательно.
Не то скучно жить стали, не то описывать стало срамно, как живешь. А еще лень. Придумай что-нибудь. И придумывается всегда что-нибудь такое пошлое, такое забубенное (см. чуть выше). А еще идеология: про социальные проблемы писать нельзя, только про половые и про инопланетян. В конце концов, они тебя пока по 282 статье не привлекут, и разговоров о расизме не будет.
Радостное интервью Капьева в газете «Культура»: все растет, книги колосятся. Люди начали читать «Подсознание может все». В общем, не за горами победа в борьбе с неграмотностью. Скоро закрома Родины переполнятся культурой. Везде одни победы.
Видимо, поэтому кажется глупым и бессмысленным написание рецензий. Люди и так все поймут и во всем разберутся. «Подсознание может все».
От редакции: Мне кажется, если до сих пор вышеупомянутые Пелевин-Сорокин остаются событием (хотя, именно событием — новостью, новым направлением, новой эстетикой, — они казались в 90-х, в магазине «Гилея» или «Лавке 19 октября»), то действительно социальное время остановилось. Когда «Голубое сало» с Жаровым на обложке шокировало, возмущало — вот это было событие. И то — на фоне прежней мелкотравчатой аналогичной, просто менее политически наглой постмодернятины. Но это 2000-й примерно. Двадцать лет пустоты…
Не побоюсь повториться: при торжествующем в обществе социальном регрессе и застое, точнее — простое, событиями начинают казаться просто сами по себе переиздания романов, или автоматическое писание Пелевиным на любые темы новых книг. Про всё актуальное. Чем не новинка? Да, вопросов формаций и революций — эта постмодернятина касается разве что отстранённой, наркоманской, потусторонней иронией, чем косвенно признаёт сложившуюся социальную иерархию. Но так уж сложился язык: «образованный класс», знаете ли, определяет-с…
А литература, которая не способна ничего нового сказать по этому, главному вопросу — по определению инерционна и никчёмна. Всё уже состоялось: и тезис, воинствующее антисоветское разрушение, деконструкция, уход в себя, в наркоту, глумящийся на советской героикой постмодернизм, и антитезис, «отрицание траура», выход из себя на улицы, на митинги, в борьбу с капитализмом, то есть политическим постмодернизмом — новый реализм (как реабилитация соцреализма), не продержавшийся на своих позициях и десяти лет. Постмодернисты хотя бы не переквалифицировались в системные политики — чем и завоевали к себе более прочные симпатии изначально того класса, на который и работали (буржуазии). Самих новых реалистов след простыл — их имена «золотятся» в иных рубриках, однако стычка этих двух направлений-то осталась, и финальной битвы не было. А всё что вне этих сложившихся в боях нулевых осей координат (притупились и те копья) — это умножение бессмысленного шума.
И заграничная эклектика тому лишь подтверждением. К реализму чуток фантастики, но всё равно это «ни рыба, ни мясо». Не фантастический реализм (как Данила Давыдов по первости окрестил и Пелевина), не постмодернизм, а «твикс» какой-то. Тут нет работы литературному критику.
Д.Ч.