В фильме «Дорогие товарищи» представлен конфликт двух поколений — фронтовиков, хранящих память о великом Сталине, и детей ХХ съезда КПСС, воспринимающих «отца народов», в свою очередь, как изверга и тирана. Конфликт показан очень смазано, основная часть фильма посвящена личным переживаниям главной героини, что явно заслоняет главную тему — расстрел рабочей демонстрации. Сами рабочие играют роль массовки для разворачивания личной драмы.
Хотя, на мой взгляд, было бы интереснее показать в деталях, как вызревал конфликт рабочих и администрации, как люди решились на демонстрацию и т.д. На основе новочеркасских событий можно было сделать яркий антисоветский фильм, но даже этого режиссеру не удалось сделать.
Проходная работа.
Интересный аспект фильма, который смог уловить режиссер, это психологическое привыкание старшего поколения советских людей к снижению цен. В художественном фильме, рассчитанном на массовую аудиторию, сложно донести экономические тонкости. Но хотя бы здесь стоит сказать, что повышение цен на продовольствие было закономерным шагом: с 1953 года советское руководство несколько раз идет на повышение закупочных цен на продукты сельского хозяйства (заготовительные цены на скот и птицу повышены более чем в 5,5 раза, на молоко и мясо — в 2, на картофель — в 2,5 раза, на овощи — на 24—40%) в результате чего сумма, потраченная государством на закупку продовольствия у колхозов увеличивается с 31,3 млрд. рублей в 1952 г. до 145 млрд. рублей в 1959 гг.
Рост розничных цен не поспевал за ростом заготовительных, разницу выплачивало государство из своего бюджета. В ситуации обострения международной обстановки (Карибский кризис) и неготовности партии снижать капиталовложения в производство средств производства (а именно эту линию как основную для индустрии наметил ещё Сталин на 19-м съезде КПСС, — прим. Д.Ч.) оставался единственный выход — повышение розничных цен на 30-35%.
Приведу цитату из работы исследовательницы Е. Илларионовой:
«Высшее партийное руководство (в начале 1960-х гг.) оказалось в крайне затруднительном положении. Ситуация сложилась противоречивая: с одной стороны, сохранение статуса-кво привело бы к нехватке продуктов. С другой же стороны, повышение закупочных и розничных цен, которое могло бы поддержать сильно расшатавшуюся экономику, означало разрыв с уже вошедшей в привычку популистской политикой систематического снижения цен, принесшей Сталину одобрение и поддержку населения.
«Мы были приучены Сталиным к ежегодному снижению цен», — замечал работник предприятия п/я 17 во Фрязино С.Ф.Хромов. Не осознавая искусственности, внеэкономического характера подобной экономической политики, советские граждане, как само собой разумеющееся, снова ждали «заботы партии», и, не дождавшись, начинали копить недовольство».
Сталинская политика преобладающего развития городской индустрии за счет перекачки ресурсов из деревни в город — в свою очередь за счет низких закупочных цен на продовольствие имела объективные границы. После войны (так Хрущёв принял страну сразу после войны у Сталина?!! — прим. Д.Ч.) кризисное состояние сельского хозяйства и крайне низкий уровень жизни колхозников вынудили Хрущева постепенно поднимать закупочные цены. Это повышение неизбежно повлекло за собой повышение розничных цен и конец сталинской политики снижения цен. Сюда стоит добавить и авантюрные шаги Хрущева, который искоренял личные приусадебные участки.
Так что же вызвало выступления рабочих? Совокупность причин.
1. Неспособность советского руководства дальше сохранять прежние цены на продовольствие;
2. Психологическое привыкание населения к снижению цен;
3. Серьезные ошибки Хрущева в сельском хозяйстве (ликвидация личных подсобных хозяйств и ряд других мер, что обострило продовольственный кризис);
4. Снижение расценок на НВЭЗ;
5. Большая кадровая текучка на предприятии и значительное число отсидевших среди рабочих;
6. Халатность директора Курочкина, который проявлял неуважение к рабочим «Не хватает денег на мясо и колбасу, жрите пирожки с ливером»;
7. Неадекватная реакция на демонстрацию со стороны политического руководства страны, которое бросило армию против рабочих.
От редакции: Ну, во-первых хотелось бы до всякой кинокритики выступить в защиту сталинской политики на селе. Всё понимаем мы, всё помним (включая изложенное некогда товарищем Каблаховым): как бывший троцкист, товарищ Лебский не может тут не помянуть недобрым словом Сталина, хотя именно он во всей этой истории — ну уж точно не виноват. Напомню, на дворе 1962-й год! Почти десять лет прошло в СССР без Сталина, его мумифицированное тело вынесено из Мавзолея и предано земле, а ранее сам он и дело Ленина-Сталина (что было распознано не сразу в КПСС и за её пределами) преданы анафеме Хрущёвым…
И вдруг мы слышим: «политика преобладающего развития городской индустрии за счет перекачки ресурсов из деревни в город». Мы о каких годах говорим-то, товарищ Максим? О послевоенных! Когда ударно и одновременно (вот ключевое слово) восстанавливаются и колхозы, и индустрия СССР. В рекордные сроки, менее чем за пятилетку, всё, созданное в ходе коллективизации и индустриализации 1930-х — было восстановлено. Какая тут могла быть «перекачка»? Напротив, как и сама коллективизация, сопряжённая с механизацией сельского хозяйства за счёт именно городов, городского пролетариата 1929-1939 годов, десятилетие, так и политика на селе — не менялись, и с восстановленного Сталинградского тракторного завода первые трактора шли всё по тому же адресу, укреплять «сталинскую политику» (хотя никто её так, включая его самого, не называл) на селе. То есть тезис этот — сомнительный. Перекачки не было и быть не могло, и об этом стоит посмотреть не в пример нынешнему кончаловскому замечательный фильм «Председатель».
Напомню, что всего за пятилетку (!!!) не только был восстановлен за двадцатилетие предвоенное построенный социализм в том виде, который по прикидкам 1939 года должен был к 1946-му дорасти до коммунизма (если бы не ВОВ), но и стройки коммунизма знаменитые начаты! Об этом уже стоит не только посмотреть фильм «Большая семья», но и прочесть получивший Сталинскую премию роман Всеволода Кочетова — «Журбиных».
Во-вторых, добвим тут же о внеэкономическом характере подобной экономической политики (снижения цен). Снижение производственных и логистических издержек, которые давали новые, как раз индустриальные по природе средства производства — автоматически удешевляли конечный продукт. Чего же тут обнаруживает мадам Илларионова внеэкономического?! Чистая экономия (на которой наживается не капиталист и не государство, а которая выражается честно и непосредственно на ценнике) — «экономика должна быть экономной» (для трудящихся) прибавил бы тут из 80-х придурок Горбачёв. Так что и этот «научный» упрёк Сталину — звучит дилетантски и безграмотно. Систематическим снижением цен Сталин как раз проводил такую тонкую «агитацию потреблением», которая разъясняла самым недалёким покупателям принципиальную отдельность продукта от денежного эквивалента, за него выплачиваемого, демонстрировал временность и бренность товарно-денежных отношений! Именно к этому и шла страна после 19 съезда, и непременно дошла бы, если б Сталин имел возможность завершить начатое на этом фронте, то есть преодолеть «развитое товарное производство» и перейти к прямому продуктообмену между городом и селом. А это и есть на экономическом фронте коммунизм — в материалах 19-го съезда достаточно об этом говорится.
Но с хрущёвско-косыгинским поворотом к прибыли как мере экономической эффективности, о сталинской линии плавного перерастания товарного производства (именно не отмены, а перерастания) в нетоварное — можно было забыть, что по верно приведённым Максимом показателям мы и видим. Система начинает надрываться не по вине Сталина, уже десять лет не участвующего в процессе, но как раз из-за бесцельности форсирования товарного производства — проще говоря, без руля и без ветрил наверху, в партии, в экономике, при повороте стихии рынка (фактически, при плановой экономике — внутреннего, но всё же рынка, где снова введены меры прибыли, где ведётся преступный забой молодняка на селе, чтобы насытить сбыт) пролетарий оказывается одновременно без рубля и без колбасы. Да, были куда более существенные в тот момент внешнеполитичекие вопросы, могла грянуть ядерная война из-за Карибского кризиса, причём Фидель тогда считал, что это будет мировая революция — однако пойдя на попятную на Кубе, Хрущёв не мог пойти на попятную перед трудящимися в СССР (кстати, в дни Новочеркасского кризиса Фидель как раз гостил у Хрущёва и даже участвовал в охоте — характерной забаве этого самодура-холуя).
Теперь переходим уже к фильму. По приведённому в самом начале кадру — всё видно. Вся фальшивость, вся наигранность, неправдоподобность, на 1960-е не похожая — но за этим актёрским браком, «грехом массовки» стоит конечно же куда более важный брак, режиссёрское непонимание Эпохи, которое он честно и отразил в этой заурядной картине. Вообще, Кончаловский этим и интересен — он Режиссёр Среды, рыбка эдакая. Он, как и Никита Мигалков, сын своего батюшки-приспособленца (которые тоже проявляют порой гениальность, но в намеченных пределах), умеет потрясающе тонко и вдумчиво вживаться в атмосферу — там, где и когда творит. Ну, кто сегодня поверит, что чёрно-белая, с элементами документалистики, очень сельская и немного антисоветская, но всё же почти-народная притча «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж», мировой шедевр «Андрей Рублёв», вдохновенный и целостный «Романс о влюблённых» и нынешние «Дорогие товарищи» сняты одним режиссёром?! Да «товарищи» — это жалкий сериал на фоне советского кино Кончаловского, и это очевидно сейчас всем. Коренное непонимание того времени, в котором он успел пожить и прочувствовать его лично — приводят некогда талантливого и почти равновеликого Тарковскому режиссёра к банальным постсоветским штампам, к принципиальному невИдению и неведению Эпохи, СССР, — Советского с большой буквы.
Он, легендарный бонвиван и бабник, бездумно суёт свою кухонную Высоцкую (почти как Гайдай, но не в эпизоды) в каждый фильм — но здесь она выглядит максимально неуместно. Вы вглядитесь в этот кадр, который приводит «Медуза»! Ну, разве так выглядели на парткомах те же фронтовички? Откровенно крашенные волосы, эти на лацкан нелепо заехавшие орденские плашечки, этот обвисший на модельно-тощей Юлии пинжачок с чужого плеча… КВНщина какая-то, ей-богу, в духе рекламной кампании Elle «Моду на свободу!». Он не может самое простейшее и первичное для отображаемого времени дать — достоверность окружающего мира. Уж куда там углубляться в те идеологические «скважины» (искренняя вера в коммунизм и реальное противостояние КПСС с рабочими), которые Кончаловский, по собственному признанию, пытался исследовать!.. Некогда чувствительнейший режиссёр — становится заурядным сериальщиком.
Хотя, он и в Голливуде на своём «осмосе» (приспособлении к среде) наснимал немало по тамошним меркам хорошего, местами на грани гениальности — триллер «Поезд-беглец» (в котором он, по собственному признанию экс-любимой женщине Марианне Вертинской, бессовестно подражал Акире Куросаве — об этом подробнее в моём интервью с ней 2002-го года, «Независимое обозрение»), многосерийная «Одиссея», это тоже фильмы как бы другого совершенно, но всё же Кончаловского. А нынешнее позорище — ни идейно, ни эстетически вообще не попадает никуда.
Взять тот же убогий «Глянец», телефильм по сути — да что это такое в сравнении с той же «Одиссеей» или «Романсом»? В область ягодиц его любимой обнажившейся (но не для объектива) Высоцкой лысый олигарх постреливает какими-то сухариками, пролетая горы на личном самолёте: что этим хотел сказать нам «великий» режиссёр, какую общественную идею выражал сией аллегорией?.. Вот уж воистину ремесленник без почерка, без стиля.
Но ведь он пытается не просто зарабатывать своими киношками (проживая большей частью времени на итальянской вилле) — но размышлять над ключевыми эпизодами Эпохи, но что-то современникам и соотечественникам высказывать! И конечно ждать сейчас, как Лебский, антисоветского кино я бы от Кончаловского не стал. Он всё же общается с теми, кто воспринимает СССР и само строительство социализма в нём, со всеми перегибами — позитивно, кто хочет это строительство после всех крахов, проклятий, контрреволюций и геополитических катастроф — продолжить.
С нами, коммунистами, он общается, потому мы-то и слышим, пишем о нём — пожалуй, единственные! — как о творческом целом, как о режиссёре сейчас. Да, он был в годы кухонной антисоветчинки — антисоветчиком, но тоже тихим (как это описывает тоже его бывшая возлюбленная Елена Коренева в «Идиотке»), мог показать «дулю в кармане» в своей «Асе» (за что её и сняли с широкого проката), и первым же уехал в Голливуд, когда представилась такая возможность.
Но и Тарковский, и он — не создали там, за условным рубежом — ничего стоящего на фоне советского кино, ими же созданного. Это уже исторический факт. И нужно не просто в страну, нужно в культуру возвращаться. А как? Что снять? Не «Поэму Столицы» же или «Времявспять» безвестного Чёрного экранизировать (первый роман отчасти перекликается с «Романсом о влюблённых»)?.. Надо снимать что-то по громким событиям века ХХ-го — вот и мечется от гламура (который ему тоже противен) Андрон Кончаловский к новочеркасскому пролетариату образца 1962-го года.
А пролетариат, как верно заметил Лебский, в своих стихийных выступлениях всего лишь (и только на этом надо было строить фильм!) экономическое приплюсовал к политическому, вот где образовалась точка кипения. То, что взвинтившие цены партийцы проклинали ранее Сталина (и старейшие пролетарии завода НЭВЗ это запомнили — почитайте, кстати, хорошую статью об этом «Вестника бури») — было поставлено в связь, в зависимость со снижением уровня жизни, пусть и кратковременным. И тут рвануло: да кто вы такие, Хрущёв и Микоян (который приезжал в Новочеркасск, но народу не показывался), отступники и предатели Сталина — чтобы ТАК издеваться над рабочим классом, который Сталиным взращён? В такую постановку вопроса Хрущёв и Ко могли только стрелять — причём стрелять на поражение (как стреляли и в Тбилиси при декоммунизации памятника Сталину, кстати). Вот и вся идея фильма, который Кончаловский мог бы снять, но не снял. А такое кино — советский, упрямо советский в нескольких, даже постсоветских поколениях народ бы на руках носил, как «Ворошиловского стрелка»! Но не случилось, зато Юля опять такая в кадрах чувственная, но потому же и неестественная, потому что такой гибкой чувственности в 1960-х не водилось, крепче люди были, стальнее…
Дмитрий Чёрный, зритель, писатель