Роман Всеволода Кочетова «Чего же ты хочешь?» (1969 г.) в минувшее десятилетие получил вторую жизнь. Его переиздали несколько раз, в том числе в издательстве «Циолковский». Я ознакомился с ним на днях и хочу поделиться своими мыслями.
***
Идеологический роман Кочетова – это не просто критика, а артиллерийский удар по площадям, т.е. по советской интеллигенции. Под удар попали и шестидесятники, и почвенники-русофилы, и профессура, и университетская молодёжь. По мысли Кочетова, основная угроза советскому обществу лежит в сфере идеологии, а точнее в размывании идеологических опор через влияние западной потребительской культуры.
В СССР приезжает группа диверсантов-знатоков русской культуры, которая делает фотоснимки произведений русского изобразительного искусства, одновременно с этим устраивая вечеринки с советской молодёжью. Парни и девушки слушают западную музыку, наблюдают стриптиз, попадая в сети идеологических совратителей. Как говорится в известном афоризме: «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст!».
***
Писательский гнев Кочетова направлен против потребительских наклонностей некоторых советских граждан, которые хотят жить на широкую ногу как «на Западе». Кочетов противопоставляет этому «буржуазному разложению» девушку и юношу, которые подражают архетипу советского человека 1930-х гг. с его идеалами «честной бедности». Основной источник идеологического вдохновения – героизм советского народа в годы Великой Отечественной войны. В этом, на мой взгляд, основное противоречие во взглядах Кочетова, альтернативой буржуазному влиянию заграницы для писателя является не коммунистический проект, обращённый в будущее, а военная героика прошлого, которая должна вдохновлять советскую молодёжь в настоящем. Но нельзя жить постоянными мыслями о войне. Тем более, военный опыт не даёт ответы на вопросы современности.
***
Многие отрицательные явления в развитии советского общества подмечены в романе очень верно и точно, но в целом сюжет книги сильно упрощён. Основная угроза для советского общества видится извне, в то время как её нужно было искать изнутри. Многие проблемы, связанные с ростом потребительства и конформизма, были связаны с развитием урбанистического и индустриального общества в СССР. Во многом их нельзя было избежать.
Задача власти и общества заключалась не в том, чтобы отрицать некоторые потребности граждан, например в той же хорошей и красивой одежде, а налаживать лёгкую промышленность, давая человеку возможность красиво одеваться. У СССР были для этого ресурсы. Естественно, с людьми нужно было работать и честно говорить, что мы не в силах достичь уровня западных стран в ближайшее время. Но руководство СССР оказалось в собственной ловушке, пообещав в начале 1960-х гг. построить материально-технические основы коммунизма через 20 лет.
Социальный контракт власти общества – политическая лояльность взамен на постоянный рост уровня жизни, – имел ограниченный срок и был весьма затратен. Был ли реален иной вариант контракта – развитие советской демократии взамен на удержание уровня жизни в связи с сокращением темпов роста экономики – под вопросом. В любом случае военная героика 1940-х гг. или энтузиазм 1930-х гг. не могли стать альтернативой. Возможно, необходимо было создавать самостоятельный потребительский стандарт советского общества, формируя картину реального, а не воображаемого будущего, в том числе путём разморозки политической ситуации в стране в 1960-е гг.
Telegram-канал «Новый разночинец»
От редакции: Уже это утверждение — «альтернативой буржуазному влиянию заграницы для писателя является не коммунистический проект, обращённый в будущее, а военная героика прошлого» — звучит хлипко. Разночинец либо невнимательно читал роман, либо не увидел, не вычитал в нём главного. Кочетов видит угрозу именно коммунизму (причём не только советскому) в той культурной контрреволюции, которую даже не везут с собой, а находят и поддерживают очаги её здесь господа «диверсанты». Находят в иконах (социальный регресс начинается со вкусов, — там есть интересный монолог инструктора «диверсантов» и на тему валютчиков), в забавах молодёжи – всего лишь «дожимая» уже имеющиеся тенденции. В этом смысле – это не шпионский роман, а самокритика советского общества. Честная, открытая, последовательная, марксистская. И говорить тут скептически об СССР «коммунистический проект» может только далёкий потомок поколения Кочетова, для коего проектом были как раз козни ЦРУ, а СССР и социализм в нём – осязаемой реальностью, фактом.
В романе не случайно переплетаются судьбы не только советских, а итальянских коммунистов – Кочетов звонит в набат именно на всю Европу и соцлагерь, а не только СССР. Он ищет, (и лишь иногда, кстати) угадывает источники угроз. Например, возрождение в ФРГ немецкого нацизма в виде партийного неонацизма он переоценивает. Однако в сынках московской партийной номенклатуры, «золотой молодёжи» и самой номенклатуре, ближе всего стоящей к перерождению в буржуазию, – он видит агентов контрреволюции безошибочно. Не будь в романе этих попаданий в будущее, которое наступило лишь двадцать лет спустя – его бы не печатали сперва в «Роман-газете» (на эту публикацию и выходила моя рецензия в ЛР), а потом не переиздавали бы в «Циолковском» (не без лоббизма Алексея Цветкова, как я догадываюсь).
Опять же, военная героика – не абстракция, а эпизод защиты советским народом (новой исторической единицей) территории, на которой строится коммунизм. Как и «честная бедность», в которой пребывали не одни инженеры, а даже министерские работники – да вон, хоть на семью Калинина или Ворошилова посмотрите объективом Романа Кармена. Назовёшь их жилища и образ жизни элитными? Отнюдь…
Нет, Кочетов не сводит к ретро-аргументации выявленный им конфликт идеологий! Между прочим, многие данные им в романе эпизоды точечной работы культур-диверсантов – разбежались по кинофильмам 1970-х и 80-х («Конец операции Резидент», например, — 1986, — там все эти шмоточки-пластиночки почти по Кочетову «проходят»). Он аргументирует всё актуально, современно, часто даже забегая вперёд. А вот сам роман, писавшийся, несомненно, под экранизацию («Угол падения» и «Журбины» ведь заслужили такое признание) – увы, не был взят ни одним режиссёром в работу.
Тому были известные причины: слишком метким было попадание романа в болевые точки общества, а брежневская номенклатура не хотела нарушать затишья. Кстати, ей в пример Кочетов ставит даже такую, казалось бы, чисто процессуальную мелочь, как пеший путь наркомов от машин до кунцевской дачи Сталина – подчёркивая, как скромны были созидатели социализма на самых высших постах.
Известен эпизод мести одного из ярко выведенных (в Богородицком) русофильствующих персонажей, мнивших себя национальной элитой. Он пришёл со своей знаменитой тростью домой к Кочетову на Гончарную, бил тростью коллекционный хрусталь, хамил. Об эпизоде узнали в ЦК КПСС, однако были не разгневаны, а удовлетворены – кто-то (есть версия, что и Андропов, и Суслов одновременно, что фактически давало эффект блокады) там очень писателя не любил за критику ревизионизма и начётничества. Поэтому, — в силу организованного оттуда «холодного приёма» прессой, — роман был издан только в БССР, благодаря покровительству и просвещённости Машерова… Но это тема для книги о нём в серии ЖЗЛ, которая на моём рабочем столе, как говорится, — и она не продвинется без семейного архива, к которому пока доступа нет, связи нет (хотя прошу у Союза писателей давно).
Ещё один пассаж: «с людьми нужно было работать и честно говорить, что мы не в силах достичь уровня западных стран». А все советские газеты вот прямо ни разу не «работали с людьми»?! А новости об успехах посевных, надоев, выплавки стали и чугуна в «Правде» (тиражи многомиллионные, почти каждая семья выписывала, наша – аж до 90-х) – это чем было? Не «работой с людьми», не правдой, дающей реальное ощущение соцсоревнвания, которое куда важнее цвета штанов и помады?!
Впрочем, тут мне слышится нечто поинтереснее передачек ТВЦ о «чулках для Фурцевой», перефразированная идея Эвальда Ильенкова, изложенная им в записке члену ЦК КПСС Юрию Андреевичу Жданову: признать «стихийные процессы» (товарного производства – тяготеющего к рыночной экономике) там, где не можем их побороть, а там где можем, застолбить коммунизм (то есть производство нетоварное, не связанное с рублём, прибылью и т.д.). Теоретически – идея красивая, верная (нетоварное производство должно было вытеснять товарное, а вместе с ним и рубль как меру труда). Правда, реализовывали идею не такие умы, как Ильенков (о сходстве его самоубийства и Кочетова – в той же книге, coming soon), и не в ту сторону, что самое главное.
Признание «неполноценности» экономики СССР в части ширпотреба – идея всего перестроечного мещанства-мессианства, и с него, с признания этого, началось осознанное движение в капитализм. Хотели отдать частнику только части экономики, которые «не тянет» Госплан – но частник вскоре взял целое, далее была только приватизация. Нефти, газа, заводов, земли… Кооперативы, хозрасчёт, комсомольские банки – палки в колёсах плановой экономики, сломавшие весь механизм Госплана менее чем за пятилетку. Такова была цена «признания». Помещение Госплана заняла Госдура, даже тут, в названиях, тикает социальный регресс…
В общем, разговор этот – для упомянутой уже книги. Считаю, что именно этот роман – неуслышанный современниками и, главное, ЦК КПСС голос, возвышенный известнейшим, признанным писателем, главредом «Октября», коммунистом подлинным среди мнимых. У Маяковского на горло песне наступает сам поэт, тут – наступила партия. Это было для Кочетова равносильно смертному приговору. Дальнейшее вершила уже «стихия» здоровья – надлом его был заметен всем. Критиковать его «тезисы» в «идеологическом» романе (что за редукционизм?) с мелкобуржуазных позиций Разночинца – смешно, недостойно.
Это яркое и актуальное поныне художественное произведение достойно экранизации – причём можно даже в сериальном формате, для наилучшей адаптации современников к описанной обстановке и эпизодам энтризма «коллективного Запада» в интимные сферы жизни советского, открытейшего на самом деле, общества. Опять же, как я уже писал, там есть чем поживиться ведомым голливудскими стандартами – стриптиз на вечеринке, бывшие нацисты на службе ЦРУ. Может выйти что-то в духе «ТАСС уполномочен заявить». Я бы взялся за сценарий, кстати.
Дмитрий Чёрный, ведущий РАДРЕАЛа