Мужикам в чистом и светлом мире земного будущего — места нет. Основной стержень и рефрен книги: «мужчины в принципе связаны с разрушением, грязью и насилием, а женщины с созиданием, чистотой и порядком.» Ну, хоть что-то. Хоть женщины в Союзе были с чем-то хорошим связаны. Это уже прорыв. Я вот начинаю читать Арбатову и понимаю, что память у нее давно не девичья, а фантазии тетки, выросшей в Садовом кольце, набиты штампами о провинции, которые десятилетиями муссируются у так называемой нашей интеллигенции.
Действие происходит в некоем провинциальном городке в 1960-е годы. В котором есть ткацкая фабрика. Поэтому детство у девочки Вали из рук вон плохое. Ну, какое детство может быть в Союзе?
Я вот тоже детство в Союзе провел — в провинции. И что из меня вышло? По мнению Арбатовой — такое явно лишнее звено, как мужчина. Потому как, несомненно, связан пуповиной с разрушением, грязью и насилием. Как и отец Вали. Семья в шестидесятые, оказывается, жила в бараке. В комнате в 14 метров. Может быть такое? Может. Я тоже видел бараки у себя в поселке в Брянской области. Как раз в шестидесятые. Когда на моих глазах разрушали и строили вполне приличное жилье — двухэтажки. С отдельными квартирами.
Ну, а уж работниц ткацких фабрик — и вообще облизывали. Знаю это не понаслышке. Родственница трудилась в начале 1970-х на ткацкой фабрике. Зарплата прядильщицы – 240 рублей, ткачихи — до 380 рублей (для сравнения, зарплата младшего научного сотрудника с университетским образованием в НИИ Академии Наук СССР – была 140 рублей, с надбавкой за учёную степень 150, — прим. Д.Ч.). И разные премии за перевыполнение плана. Воровали ткань? А как же. Только вынести было затруднительно — охрана бдила. Но — случалось.
А вот в бараках семьи не жили. Для одиноких — общежитие со всеми удобствами. Для семейных — многоэтажки с отдельными квартирами (их, пресловутые «хрущобы» и просто силикатно-кирпичные пятиэтажки для решения жилищного вопроса начинали строить ещё при Сталине, но все победы в «панельной революции» приписали потом Хрущёву).
Но ведь Арбатовой виднее. Из Садового кольца. На русское работное быдло.
Там, как водится, отец истязал мать. «А намыленными хозяйственным мылом газетами «на синяки» Валя оклеивала материно тело, излупцованное отцом, – так бабы с Каменоломки лечили синяки и гематомы.»
Ну, вы ж понимаете, больниц в рабочих поселках не было от слова «совсем». Всё сами, сами… И синяки лечили, и роды принимали. Потому как рабская страна, тоталитарный строй.
Мебель, как водится, делали сами.
«Тумбочку, шифоньер и табуретки в барачной комнате Алексеевых по трезвому делу смастерил отец. А необыкновенные занавески, скатерти и покрывала вышила мать, но как ни старалась приукрасить комнату, всё здесь казалось серым и больным.»
В общем — беспросветка.
Первый телевизор «КВН» купила, оказывается, продавщица. Потому что все было по блату. А ткачихи с их заработками были, оказывается, нищими. Как и шахтеры.
Квартиры выдавали от фабрики строго родственниками и сексотам:
«Ведь квартиры от фабрики давали только родне начальства и сексоткам, стучавшим, кто, сколько ткани вынес с фабрики.»
В общем, как вы понимаете, Арбатова просто зубами исскрипелась от успеха Яхиной. Она-то — Арбатова, ещё и лучше умеет — и слог у неё лучше, и жила она долго…
Поэтому и написала книгу — о страшных тяготах безрадостного детства всеобщего нашего поколения. Детей хрущёвской «оттепели».
Она-то знает, она-то видела, как все мучились в безысходности. Правда, с конца войны до моего рождения (в 1957 году) всего 12 лет прошло. Как и в книге.
Но кто этим заморачивается?
Книга будет иметь успех у читательниц — как и Яхина. Ну, а как же…
Всё как по букварю — из немыслимых условий рождается новый тип такой женщины, как Зулейха. Которая на дух не переносит мужчин-насильников и вампиров по женской части. Разрушителей и грязнуль.
И когда-нибудь наступит светлое время, когда угнетенные мужиками женщины возьмутся за руки и пойдут смело и гордо… Ну, куда-нибудь пойдут… Потом придумают — куда и зачем…
А мы — мужские вурдалаки — будем сидеть в грязи в трущобах и пить водку стаканами. Ну, ещё себе на балалайках играть будем грустные песни из «Собачьего сердца». Потому как никому мы не нужны в будущем чистом и светлом мире Арбатовых и Яхиных.
От редакции: «Феминизм» Арбатовой потому в кавычках и требует искажения советской действительности в ретроспективе, что феминизмом, конечно же, не является. Поскольку основным содержанием у неё, как и у Алексиевич, в книгах являются отнюдь не тяжёлые женские судьбы, но всегда и только поверхностная антисоветчина, даже не критика, но именно замарывание, забрасывание грязью социализма, «совка».
Им, и Арбатовой и Алексиевич неведомо, что феминизм — тот, настоящий, исторически исходный, конца 19-го (когда и родился праздник «8 марта», когда полицаи стреляли в работниц на улицах) и начала ХХ века, — связан с социал-демократией и как раз-таки Советской властью, которая дала трудящимся женщинам нашей страны невиданные до того нигде в мире, даже в самых богатых капиталистических странах права. Вот это никак не может уложиться в головах-шкатулочках наших (советских по генезису, антисоветских по выбору) либералок. То, что новый, советский, социалистический быт — ленинский декрет по уходу за новорожденным, детские сады, прачечные, дома культуры, — в общем освобождением женщины и был, ни Арбатова, ни Яхина, ни Алексиевич не признают даже на страшном суде.
Нет, конечно же, детские сады были и до революции, до «прихода хама» — но для очень малой части женского населения России, для столичного дворянства и примыкающего к нему купечества, для буржуев, в общем. Их время на чтение и другие досуги освобождалось по сословному принципу — а с Октября 1917-го это время получили миллионы прежде закрепощённых бытом, выращиванием детей, женщин. За это ни Арбатова, ни Алексиевич, ни Яхина, ни какая-нибудь Алиса Ганиева (прежде, в «патриотические» годы нулевые, благодарившая Советскую власть и медицину за то, что как недоношенная она заботливо выращивалась в кювезике под присмотром врачей) — теперь точно не поблагодарят Надежду Крупскую, Александру Коллонтай и самого дедушку Ленина, феминисток практических, а не литературных. Да-да, если сравнить вклад в инфраструктурное раскрепощение женщин Ленина и Арбатовой, то феминистом надо признать его, а не её.
Впрочем, вглядываться в измышления либералок нынче уж вовсе не интересно — Ингвар поражает своей дотошностью, которую я дополнил статистикой соотношения зарплат интеллигенции и пролетариата (не в пользу интеллигенции — вот, кстати, откуда произрастала уже тогда антисоветчинка в НИИ местами). Арбатова занимается безнадёжным литературным «косплеем» давно уже снятой сериальной малобюджетной чернухи а ля «Стиляги» — жанр это обречённый. И без господдержки такое не то что покупать, а и продавать даже не будут. Как и Яхину, которую долго и упорно тянули во всевозможные сообщества «вложившаяся» в неё Елена Шубина, а затем и Федеральное агентство Сеславинского (бывшее — Минпечати).
Вот и выдумывается на месте действительной советской, конструктивно-пролетарской, рабочей борьбы не просто за права женщин, но за права трудового народа (который гендерно неразделим) — какая-то сплетенка. И не в том дело, что пишет это женщина. Все эти выдуманные словечки, интонации и напускная «народность» — явление, отвратительно демонстрирующее давнюю отдалённость либералов и контрреволюционной (восславившей Ельцина и капитализм) интеллигенции вообще от пролетариата. Что, лучше в этом стиле работал злопамятный, ехидный и мстительный за себя-гулаговца всей стране Солженицын? Одно его словцо «снасИлили» — чего стоит! Его «Матрёнин двор», вся его эта навязчивая «почвенность» — не от близости к народу, а от непонимания его. Как итог — этот «верный ленинец» проклинал потом и весь СССР, и социализм как таковой, и конечно же Ленина самого, тоже настаивая на архаичности и патриархальности жизни советского рабочего, что было конечно ложью, но это очень нравилось той самой недооценённой интеллигенции и нашим «друзьям» за пределами СССР, эмигрантским кругам, НТСовцам и ЦРУшникам, они-то и вложились в издание трудов Солженицына, что теперь не секрет.
Но Арбатова с её неожиданными и непомерно пошлыми берёзками (на обложке явно сэкономили — такую и в Томске не выдумали бы в платной полиграфии ещё одному классику-либералу Афонину) на обложке — уже не поспеет к тому «хайпу» и славе, что стяжал Солженицын, когда убивали СССР снаружи и изнутри, когда вместо коммунистической коллективной ответственности у советских мэнээсов отрастала с пугающим «ускорением» и громо»гласностью» новая, либеральная индивидуалистская «совесть». Арбатова работает на узкий круг десятков верных читателей, ветеранов контрреволюции 1991-го, которым «ужосы совка» нужны как курильщику в терминальной стадии рака лёгких — сигареты, когда и врачи советуют не бросать курить, когда это опасно для «здоровья», иссякающего по дням…
Дмитрий Чёрный, гражданин СССР