Наверное, сейчас нет смысла говорить, что Россия у большинства людей в мире ассоциируется, прежде всего, с нефтью. Ну, еще и с газом. Нет, разумеется, есть еще матрешки-самовары, водка и черная икра, медведь с балалайкой и «калашников», однако все это давно стало вторичным по отношению к главному – к нефти. Недаром враги Россию то называют «страной-бензоколонкой», то изображают в качестве спрута, опутывающего несчастную Европу щупальцами-газопроводами.
Мнение врагов более ценно в качестве понимания «коллективного бессознательного», нежели мнение друзей. Впрочем, и последние если на что делают «патриотический» акцент, так, в основном, на вещи, тоже связанные с ТЭКом. Например, на дешевизну электричества и тепла в нашей стране, а так же на доступность (по сравнению с ЕС) тоже же бензина.
Короче говоря, РФ есть нефть и газ, а нефть и газ есть РФ, и на том стоит, и будет стоять постсоветская русская земля. Однако так было далеко не всегда. А точнее сказать, так не было практически всю российскую историю. Потому, что само по себе «нефтегазовое изобилие» появилось тут совсем недавно – где-то во второй половине 1960 годов. Нет, разумеется, и до этого нефть и газ добывались, но в совершенно иных количествах. Скажем, в 1940 году СССР получал «черного золота» в количестве 31 млн. тонн. Много? На первый взгляд, да: второе место в Европе. Вот только в отношении к количеству населения это составляло всего 150 кг в год на душу. Для сравнения: в тех же США этого времени нефти качали 1300 млн баррелей в год – это 177 млн. тонн, что составляло 1340 кг на душу населения в год. Почти в 10 раз больше. Ну, а Европа в это время банально завозила нефть с Ближнего Востока – как говорится в какой-то из их же реклам, есть вещи, которые не меняются.
Что же означала эта самая разница? А означала она много чего. Дело в том, что где-то с 1910 годов нефть начала активно вытеснять уголь из статуса «крови экономики». Начала превращаться в главный источник энергии для существования человеческой цивилизации. Проявлялось это много где: например, в виде активного развития автомобильного транспорта, почти полностью вытеснившего к середине ХХ века транспорт гужевой. (Наверное, тут не надо говорить, что одно это увеличивало в разы – если не на порядки – производительность труда.)
А ведь машины с ДВС приходили не только на транспорт: пресловутый «железный конь» вытеснял живого коня из того же сельского хозяйства, или, например, из строительства – где бульдозеры и экскаваторы позволяли за час сделать больше, чем сотни землекопов делали бы за неделю. Нефтяное топливо позволяло увеличивать в разы загрузку поездов и кораблей – не говоря уж о снижении затрат на перевозку топлива. Наконец, только нефть позволяла существовать транспорту воздушному: представить самолет, работающий не на керосине, а на угле можно только при сильной фантазии.
Но «черная жижа» дала людям не только энергию. На самом деле не меньшее значение имела она и в плане развития нефтехимии. Именно данное сырье позволяло в разы по сравнению с углем сократить затраты на производство самых разных химических веществ, и ввести в оборот т.н. пластмассы: различные полимерные вещества, которые широко используются в современной жизни в самых различных областях. Впрочем, не только – сейчас невозможно представить отрасль, где бы ни использовались продукты переработки нефти и газа (последний тесно связан с нефтехимией). Производство минеральных удобрений, синтетических волокон (тканей), разного рода утеплителей и прочих стройматериалов (включая трубы), разнообразные красители и изоляторы, наконец – самый банальный асфальт. Все это выступает последствием переработки «углеводородного сырья».
И вот всего этого у нашей страны не было примерно до 1965 года. То есть до того момента, как разведанные в 1950 годах восточносибирские нефтяные месторождения не позволили увеличить добычу нефти почти на порядок – с 37 млн тонн в 1950 году до 250 млн тонн в 1965 году. До этого практически все добываемое «черное золото» приходилось тратить на армию и стратегические отрасли экономики. «Бытовые» же потребности старались удовлетворять иными способами. Например, через широкое внедрение электротранспорта: трамвайные, а затем и троллейбусные транспортные сети развивались практически во всех крупных городах. Пытались внедрять электропривод и в иных областях – например, разрабатывались электрические карьерные самосвалы (!) и даже электрические трактора. Кстати, на самом деле все это было крайне эффективно – хотя и достаточно непросто (о советских проектах «донефтяной экономики» надо говорить отдельно, поскольку все это очень и очень интересно).
Впрочем, надо понимать, что даже после открытия нефтяных месторождений Западной Сибири – которые, собственно, и превратили СССР из «нефтяного карлика» в «нефтяного гиганта» — потребовалось порядка 20 лет для того, чтобы хоть как-то «отрегулировать» экономику с учетом этого. Например, необходимо было создать огромную отрасль нефте- и газопереработки (добыча газа тесно связана с добычей нефти, поэтому имеет смысл их рассматривать вместе), потребной для того, чтобы преобразовывать «черную жижу» и «вонючий газ» в такие удобные вещи, как пластиковые ведра, асфальтовые дороги, азотные удобрения, стиральные порошки или антифриз для автомобилей. А задача это крайне непростая, особенно с учетом того, что практически все, начиная с труб для нефтегазопроводов и заканчивая нефтехимическим оборудованием, приходилось выпускать самим. Потому, что Запад до самого конца существования СССР сильно ограничивал закупку последним любого высокотехнологичного оборудования.
Да, именно так: в то время, как любые «экономические тигры» — начиная с Японии и заканчивая постмаонистским Китаем, – получали режим «экономического благоприятствования» (в том числе и в «технологическом плане»), для нашей страны покупка любого технологического оборудования выступала настоящим «квестом». В котором на любом этапе был возможен внезапный «отказ». На этом фоне, кстати, совсем по другому воспринимается известный контракт «газ в обмен на трубы», который был заключен в 1970 году, и который многим видится, как «сдача позиций» и «интеграция в капитализм». В том смысле, что это давало возможность получать трубы большого диаметра (и другое спецоборудование), по которым можно было производить доставку природного газа из Восточной Сибири в европейскую часть страны до начала собственного их производства: начать массовую газификацию лет на десять раньше.
Разумеется, вполне возможно, что стратегически это был, все же, проигрыш. Однако для советских граждан этот проигрыш нес очевиднейшие преимущества – начиная с возможности газификации сел (которая началась именно в 1970 годах) и заканчивая массовым выпуском изделий из пластмассы. Поэтому говорить о том, надо ли было заключать подобные договоры – или же следовало бы подождать какое-то время до начала выпуска всего «у себя» — надо отдельно. Так же отдельно надо говорить и о том, можно ли было бы предвидеть открытие сибирских месторождений и спланировать «параллельное» развертывание нефтехимической промышленности. (Для того чтобы получить первые результаты не в конце 1970 годов, а в их начале.) Тут же стоит обратить внимание на другое – на то, что именно после указанной даты можно было считать, что советское индустриальное общество вышло на этап полноценного экстенсивного развития. Поскольку до этого момента даже массовая автомобилизация была невозможна. По той простой причине, что не хватило бы бензина для двигателя и асфальта для дорог.
То есть, на самом деле даже пресловутая «вторая беда России» оказывается «привязанной» к наличию дешевой нефти. Собственно, именно поэтому массовое дорожное строительство оказалось возможным только с середины 1960 годов: на 1965 год в стране было только 370 тыс. км дорог с твердым покрытием, в 1980 – 920 тыс. км, а в 1988 – уже 1300 тыс. километров. Т.е., за двадцать с небольшим лет длина их возросла в 3,5 раз. (Забавно – но в статсборниках до 1970 годов указывалась длина дорог с грунтовым покрытием. То есть они считались нормальным видом транспортных путей.) Наверное, поэтому не стоит удивляться, что курс на автомобилизацию был взят именно в указанное время: во второй половине 1960 годов была произведена значительная модернизация «старых» автомобильных заводов и поставлен план по строительству новых. В результате чего число выпускаемых автомобилей (всех видов) выросло с 500 тыс. в 1960 году до 1 млн. в 1970, и 2,5 млн. в 1985 году.
Впрочем, думаю, подробно углубляться в данную тему нет смысла. Поскольку и так понятно, что в современной индустриальной экономике любая область оказывается тесно связанной с другими областями. И поэтому невозможно просто взять – и волевым решением что-то создать. Напротив, тут требуется напряженная и постоянная работа по всем, включая самые неожиданные, направлениям. Например, для того, чтобы убрать необходимость советских женщин стирать в проруби, надо было развернуть колоссальные программы электрификации, газификации, строительства дорог, создания предприятий нефтехимии, исследования Сибири – ну и т.д., и т.п. И разумеется, для этого необходимо очень и очень длительное время. В результате чего вложения, сделанные в 1920-1930 годах, дали результаты лишь в… 1980, а то и вообще, в 2000-2010 годах. (Когда, например, была завершена газификация российских сел и их жителям был обеспечен комфорт на уровне города.)
Ну, и наоборот: как уже говорилось, в случае наличия подобных «больших систем» любые, даже крайне незначительные вложения способны приводить к серьезным последствиям. Скажем, если в стране есть дороги и бензин, а так же металл и электричество, развернуть производство автомобилей не так уж и тяжело. (Впрочем, даже в этом случае некоторые умудряются данную задачу не решить – как получается с тем же АВТОВАЗОМ, который сейчас ликвидируется под патронажем Рено-Ниссана.) Но, разумеется, о последнем так же говорить надо отдельно. Тут же, завершая вышесказанное, можно только еще раз восхититься той колоссальной работой, которая была сделана советскими геологами, нефтяниками, строителями – которые в 1950-1960 годах дали нам нефть и газ. На коих до сих пор покоится наше благосостояние…
P.S. И таких случаев – в том смысле, что «прибыли» на трудовые вложения отцов получают внуки, которые не только ничего для этого не сделали, но и оболгали этих отцов по полной программе, – в нынешней постсоветской российской истории немало. А точнее – она, собственно, только из них и состоит.
От редакции: А я-то давно пишу, что состояния российских олигархов и силовигархов — таких, как Вагит Алекперов, Игорь Сечин и ещё десятки мультимиллиардеров ближайшего путинского круга, — нажиты на присвоении социалистической нефти. На том, что разведывали энтузиасты-геологи в начале 1960-х годов. Как это было — знаю непосредственно от участницы одного такого открытия на Ямале. Об этом давал серию публикаций в журнале «Мир Севера» в 2014 году, и одну из них перепечатываю сюда — как весьма подходящую иллюстрацию кражи у советского народа олигархами того, что открыто непосредственно нашими родителями.
Как открывали нефть Ямала
Наверное, хорошо, что «Приразломная» в Арктике – наша, а не чья-то ещё. Правда, простой гражданин РФ этой «нашести» не ощущает – ибо частные нефтяные компании, пусть даже и номинально государственные, клеймят северные завоевания своими лейблами, своими инвестициями… Отпадение северных территорий не грозило в период расшатывания СССР так, например, как отпадение Казахстана, как обособление плодородного юга. Кстати, Казахстан после выхода из состава СССР стал жить во много за счет нефти – не даром новый «Ленский» расстрел прогремел именно в Жанаозене (Новый Узень — в СССР), демонстрацию бастовавших нефтяников разгоняли новые хозяева, по приказу Назарбаева. «Свою» нефть Казахстан разрабатывает уже совместно с Китаем – надо ли говорить, что в составе СССР такая ситуация была бы немыслима. Потому, возможно, и жили так дружно народы, что было всё общее, — где бы ни отыскалась нефть, как и золото, как и алмазы того самого Севера… Всё разрабатывалось не в частных, а в общественных интересах. И общество развивалось, росло.
Север и уж тем более Арктика, как зона осложнённого проживания – стали видеться цивилизованными именно в СССР. Путь на Север прокладывали одновременно крылья Советов (перелёты не одного только Чкалова) и несправедливо забытый Лысенко, выводивший культуры, способные переносить холода и морозы – наука шагала в ногу с общественным развитием, с наступлением социализма на территории, прежде казавшиеся дикими. Победа человека над природой из песен переселялась в пятилетки, вырастали новые поколения там, где прежде жили одна вечная зима, пурга да тайга. Вот и поэт Евтушенко гордился всегда тем, что он сын Эпохи…
Кто-то писал стихи, кто-то разыскивал нефть для будущих поколений, для энергообеспечения социалистического прогресса (как говорил главный герой «Девяти дней одного года», энергия это свет, тепло, от энергии зависит, в конце концов, коммунизм») – завоевания Севера советского периода ещё долго будут рекордно высоки, недостижимы. С наступлением Постэпохи наметилась обратная тенденция. Скажем, в регионе Абрамовича выяснилось, что народ счастлив сбежать в тёплые края за счёт олигарха, целыми самолётами бежали – оставались лишь непосредственно занятые в добыче богатств для новоявленных олигархов, высокооплачиваемые. А богатств там открыли в «проклятом совке» немало – теперь лишь добывай. Лишнее для Севера население, точно так же, как прежде туда завозилось, — для развития культуры, образования северных народов, науки, — стало утекать «на историческую родину». Вот как силён человеческий, а точнее формационный фактор: централизация капитала потянула за собой к Москве и социум, всем нашлось местечко возле нового правящего класса, чтоб иметь свой ломтик после передела СССР в РФ.
И вот поэтому мне хочется рассказать о людях, которые открывали ту самую северную нефть, — богатство, которым поныне прирастает бюджет Российской Федерации. Бюджет, что на фоне зарплат таких топ-менеджеребцов, как Сечин или Миллер, выглядит неказисто. Подлейший парадокс Постэпохи заключается в том, что постсоветский капитализм 21-го века до сих пор питают социалистические открытия века 20-го – которые были бы невозможны ни в каком ином обществе.
Летом 1961-го года, когда звезда поэта Евтушенко была в зените, когда и нефтеразведка велась воспетыми им геологами в самых неожиданных до той поры районах, – в Салехард поездом Москва-Лабытнанги прибыли участники поисков нефти на Ямале. Да-да: столичные студенты проходили практику именно там, в самых неуютных районах. Отчасти тенденция проникновения высокообразованных кадров в труднодоступные районы с целью вырвать у природы необходимые советскому народу богатства показана в «Сибириаде» Михалкова-Кончаловского… Но тут уж надо севернее брать. Полуостров Ямал с его вечной мерзлотой и скрытые ею мрачные глубины – вот что манило геологов.
Июнь студенты и дипломированные геологи провели в Салехарде, откуда уже самолётом были в июле переброшены на шестую скважину. Три буровые бригады двигались по южной части Ямала, от Обской губы – с востока на запад. Работа буровиков и геологов – монотонная, медленная. От скважины к скважине, каждая – на пятьсот метров в глубину. Буровики, наёмные рабочие, накручивают штангу на штангу – первую, вторую, третью… Делать профили – значит, извлекать в помощью бурильного станка керн, этакую колбасу пород, толщиной в десять сантиметров, рассматривать изменения по слоям. Где заканчиваются морские, слоистые породы, осадочные… Западная Сибирь, давшая во второй половине ХХ века Советскую нефть — вообще сравнительно недавно была дном морским.
Студентка третьего курса Геофака МГУ Ирина Таборко была мерзлотоведом, и её задача на этой практике была — следить, как менялась текстура и количество льда в вечной мерзлоте.
Жили в балкАх, купались в термокарстовых озёрах. Главный геолог Светлана Чирва, из Ленинграда, была невысокой блондинкой с длиной косой, светлыми глазами и строгим нравом. При ней купания в озёрах стали носить упрямый, спортивный характер – геологини поспорили с буровиками, что будут купаться, пока не найдут нефть, до конца бурения. Неглубокие, но широкие карстовые озёра в летние месяцы прогревались, что позволяло девушкам купаться. И даже в августе: выбегали из натопленного печью-буржуйкой балка в купальниках, искупаются – и назад в тепло. Буровики глазели, но никто не позволял себе ни одного сального словца – Света Чирва была строга и справедлива, не дала бы даже вербально обидеть третьекурсницу из Москвы и третью соседку по балку, Валю, из техникума, широкоплечую и мужланистую.
Некоторое время с геологами пребывал ещё один студент-мерзлотовед, Володя Шлейников – но его потом перебросили на самолёте на другую скважину. В свободное время играли в преферанс – проигравший летел на самолёте в Салехард за спиртом. Нет: в разумных, положенных количествах отпускался спирт буровикам, того всегда требовал Север. Быт геологов и буровиков показался бы уже однообразным, но Света Чирва нащупала, точнее, предчувствовала пока нефтяной купол. В керне появились маслянистые участки с битумными проявлениями – вовсе не чёрные, едва-едва бурые, но для опытного глаза геолога и этого было достаточно, надо было сделать ещё пару скважин, чтобы рапортовать на большую землю уверенно, что на Ямале есть нефть.
Как Нил Армстронг, переведший свой лунолёт на ручное управление и отключивший связь с Землёй, Света взяла всю ответственность на себя: такие образцы, такие керны нельзя было оставлять, не доставить в Салехард. Просто невозможно.
Три геологини продолжали купаться в термокарстовых озёрах весь август и даже сентябрь – но когда нащупали первые, ещё очень робкие признаки нефти, скважина и балки находились между озёрами, тут уже было не до купаний. Связь была односторонней (что-то сломалось в рации) – большая земля давала свои сводки, изредка прибывали самолёты. И вот, по рации дали информацию, что бурения на всех участках закончено, всем команда возвращаться.
Но Света Чирва упёрлась своей светлой косой, точно рогом: необходимо сделать ещё пару скважин! Из буровиков лишь один был женат и жил в балке с семьёй – отгороженной занавеской в торце, сынишка да жена, вот и вся семья. Конечно, не ему одному хотелось поскорее вернуться – но все послушались геологической интуиции Светы, остались на её страх и риск, благо запас продуктов позволял. Стране нужна нефть – какие тут могут быть сомнения?
Наконец, вскрыли купол – когда уже полуостров накрыли облака и пошёл первый снежок, в конце сентября. Сомнений в обнаружении месторождения нефти уже не оставалось никаких, и Света Чирва отправила в Яр-Сале одну бригаду буровиков, — два трактора с прицепленными балками и буровым станком. Путь их медленный составлял две недели – большую часть продуктов отдали им, ведь долго ползти-то. Девушки-геологи и несколько буровиков, включая женатого с семьёй, остались ждать самолёта – как самый быстрый в этих и не только краях вид транспорта.
Но самолёта всё не было – облака накрыли Ямал плотно. Слышать самолёты удавалось, но вот увидеть – никак. И по рации не дашь сигнал… Небольшой запас еды, рассчитанный на время ожидания самолёта – быстро закончился. А самолёт не летел по понятной причине – ведь официально была дана команда возвращаться задолго до окончательного нахождения «месторождения Чирвы».
Начался голод – все оставшиеся крупы и сахар оставили для мальчика, сына буровика, сами стал собирать грибы и ягоды поблизости. Сухарей уже не было тоже. Уходить далеко нельзя: вдруг самолёт прилетит? Вот так жили герои 1961-го года – самые простые советские люди, студенты, дети, по сути… Обидно – почти как в фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих», ведь вот же, уходят, уходят, а нас не видят! А мы нефть открыли, мы не купания ради здесь оставались…
Когда закончились ягоды и грибы, тогда настало время охоты. Места тихие и дикие, лесистости малой: тундра. Одни озёра, сюда птицы редко залетали. Но вот на термокарстовое озеро одно села одна утка – и это был момент истины. Все похватали ружья, залегли почти по всей окружности озера и начали палить. Потом уже осознали – ведь могли и друг в друга попасть. Как эта утка не пошла ко дну от дроби – тоже загадка. Но наварили бульон, мясо отдали мальчику, на несколько дней обеспечили себя пищей. А там и облака чуть расступились и случайный гидроплан заметил наших героев.
Он сделал повторный круг, чтобы рассмотреть – есть ли кто живой внизу. Тогда гидроплан приводнился, это была радость великая, но и испытание. Вот тут-то мужики-буровики проявили себя не самым лучшим образом – натянули болотные сапоги, похватали чемоданы, зашлёпали по воде и все набились в гидроплан. Конечно, первыми должны были улететь члены семьи буровика-семьянина, но помимо них – вот, набились. Лётчики объясняли, что вес принципиально важен — не взлетим. Отдали все продукты трём геологиням, уж они-то, девушки не проявили паники. Ведь было ясно, что теперь-то их, первооткрывателей нефти Ямала не забудут здесь… Гидроплан взлетел только со второй попытки – в первый раз пришлось тормозить, чтобы не врезаться в берег.
О чём, кстати, мечтали эти люди? Может, видели дворцы и какую-то шикарную собственность, которую на открытую ими нефть можно приобрести? Нет, единственно замужняя из трёх девушек Света Чирва – мечтала выспаться на открахмаленных хрустящих, прохладных, выглаженных простынях. Таковы были советские мечты ленинградки. Ну и, наверное, чтоб муж был рядом – для спокойствия, для гордости. Ведь они вернутся с Ямала с большой добычей, на долгие десятилетия обеспечившей страну.
Сложно сказать, кто сейчас из олигархий паразитирует на этой советской нефти – Лукойл, Транснефть, Роснефть? Имя им – Легион силовигархии. Силовики стали олигархами, взяли общенародную нефть в свои личные руки – у них это называется госкорпорациями. И вряд ли они вообще знают имена трёх геологинь, которые готовы были пожертвовать собой ради завершения своего исследования нефтяного. Советская нефть стала частной, и оттуда, с севера – видимо, транспортируется куда ни попадя, кормя экономики бывших врагов, нынешних конкурентов. Да, надо возвращаться на север – но явно не с такой политикой, предательской в отношении первооткрывателей нефти. Поколение их, дававших стране не только нефть – живо и наблюдает за приватизационным беспределом, за сырьевой деградацией.
Север, север… Благодаря освоению советского Севера познакомились мои отец и мать – Ирина Таборко и штурман Владимир Чёрный, летавший на полярные станции, и не только на гидропланах, а сперва и на военных самолётах. Но это уже другая история, описанная другим автором в книге 1962-го года (экранизированная в 1963-м в фильме «Туда, где сходятся меридианы») – в те же, 1961-62 годы отец был в полярной авиации…
Дмитрий Чёрный, гражданин СССР
Фото сверху — Золоторожский вал, — то, что оставалось от завода «Серп и молот» в 2018-м, сейчас и этого, наверное, нет, зато построен «Турецкий поток» и «Северный поток 2» строим…