Главная беда нынешних псевдокритических разухабистых веяний – это провоцирование читательского инфантилизма, а также нигилизма по отношению к современному литературному процессу. Это очень простая и удобная позиция: сообщить всему читательскому свету, что современная литература во зле лежит и ее надлежит обходить стороной, оттого что заразная и дурновкусие разносит. Но лучше каленым железом и на дыбу.
На самом деле, это очень удобно: заклеймить и не читать. Зачем, когда объявлена порочность литературы, смерть критики?..
Зачем, когда можно мнить себя медиумом и общаться напрямую в спирсеансе с Чеховым и Толстым?
Позиция, вроде бы, не прикопаешься: какой смысл идти по современному литературному минному полю в поисках каких-то возможных обретений, когда есть безусловные величины и у них под бочком можно примоститься?
Вдруг кто-то решит, что раз с Чеховым на короткой ноге, то и сам на уровне…
Отсюда и нигилизм, отсюда и пошлятина про смерть и падение нравов.
Трусливая, на самом деле, позиция, нОрная и бесконечно вредная.
Мы и без того уже очень давно в стихии отрицания всего и вся. Она производит (воспроизводит уже не в первом поколении читателей/писателей, — прим. Д.Ч.) паралич воли и уже на уровне инстинктов у нас.
Действительно, какой смысл разбираться, когда можно разом и наотмашь все отвергнуть?
Выйти на Соцсетейную улицу и скандировать: «Литература живе!» До утверждения пустого места. Удобно, комфортно, экономия сил и времени. Плюс сам возвышаешь себя над повсеместным «болотом». Только какой в этом смысл, кроме производства пустоты?..
Этот инфантильный подход заставляет чураться всего, что касается современной литературы. И главный тут императив: не читать, бегать ее.
Она именно, что не читается, а лишь выхватывается из нее нечто для очередного анекдота, демонстрации невежества и доказательства падения. Выхватили и вроде как получили алиби не читать боле, и выдохнули: можно и дальше свои кульбиты демонстрировать.
О какой тут любви к литературе, понимании и вкусе может идти речь?
Инфантил с амбициями любит только себя в литературе, а она только фон и подиум, где он может явить миру свои бесконечные таланты.
Все это не отменяет того, что есть многие дутые величины, что наличествует и изобилует масса мертворожденных текстов и идеологических продуктов, что процессом заправляет коммерция и издательский станок.
Но не только это, не только. Однако бодрые или угрюмые инфантилы силятся свести все это к одному знаменателю и поставить общий диагноз. Стараются они громко кричать и искрометно юморить, думая, что в этом сила и правота.
В реальности же мелкие бесята литературного нигилизма делают свое подлое дело. Иного и не умеют, формат у них такой.
От редакции: Не могу не вспомнить по этому поводу наших боевых нулевых — отнюдь не из ностальгии, а для фактологии. Ведь это было не только время восхождения нового реализма на всё более высокие и широкие аудитории, но ещё и роскошь литературного диалога. Ответить романом на роман, например, как Войнич Достоевскому! Так, для галочки, говорил на одной московской ярмарочной минипрезентации (на Поклонной горе), но вот и напишу уж: мой роман «Времявспять» (в Фаланстере его перекрестили в «Девятнадцать девяносто один» — по обложке) был оптимистическим ответом на пессимистический финал «1993» Шаргунова, как ранее, в 2012-м и «Верность и ревность» не случайно названа «рассказом в романах», как тематический ответ на «Грех» Прилепина. Но, увы, даже в рядах новреалистов часто недосчитывались одного-другого, и сколько я ни пытался систематизировать сие направление — сам Сенчин, помнится, фыркнул, мол, мы не Серапионовы Братья, единодушия нет и вообще, не политиканствовал бы ты тут… Так что не одни критики, но и сами литераторы подвержены вышевыявленной хвори. Боевые нулевые смыла бессмыслица и энтропия проклятых десятых, и теперь мы лишь собираем обломки былых пьедесталов и трибун… На недавней презентации последнего сборника прозы в Ленинграде рассказывал обо всём этом, кстати.
Дмитрий Чёрный, ведущий РАДРЕАЛа.su
