наш омоновский отряд
весь в Москву на гей-парад
едет в серых кузовах,
зарешеченный размах
видим русских мы равнин,
мент ведь тоже гражданин,
ну а коль нижегородец –
видит каждый огородец
малой родиной своей,
он-то знает, кто есть гей,
ежели прикажут, – «бей!», —
руку он не остановит,
мало будет – снова вломит,
руку же, что его кормит –
налогоплательщика –
заломает, только так
государство остановит
экстремизм и пр. бардак.
славный этот наш почин –
слёт омоновских дружин,
происходит что ни месяц
в стольном городе Москве,
мы стучим по голове
несогласным, для примера,
а ещё пенсионерам,
по домам сидели чтоб,
шамкая свой бутерброд,
ну а коли он без масла –
пусть ругают государство,
мы-то верные сыны
не начальства, а страны,
мы ей силою нужны
и для ворогов страшны!
в цельных шлемах, со щитами,
мы себя боимся сами,
на двуглавых зов орлов
наш ответ – «всегда готов!»,
отработав чистоган –
мы домой да на диван,
вкусное подаст жена,
и – читать ПрилепинА,
он ведь наш, нижегородский,
более того – омонский,
«чеха» воевал в Чечне,
мы же геев по стране
лупим всё да разгоняем,
и нацболов понимаем
на бумаге да в мыслях,
только не на площадях,
их побьёшь – роман напишут,
тем литература дышит…
приближаемся к столице,
нам она – как заграница,
только странно нас везут
и околен наш маршрут…
а! патриотизму для
нам рублёвская земля
счас предстанет перед очи,
этому мы рады очень:
патриоты знать должны
лучших личностей страны!
где живёт Оксана Робски,
с кем бухает Глеб Павуовский,
и кого здесь на заказ
мажет портретист НикАс.
высоки у них заборы,
между ними нет раздоров:
на волнах сверхприбылЕй
дружат русский и еврей,
вот они – сверхчеловеки,
у рублёвских у дверей.
здесь рублёвая стабильность,
сексуальная стерильность,
вип-служанки, вип-шофёры,
вип-жванецкие юмОры:
«стыдно бедным быть» — глаголит.
и глазёнком хитро водит:
в зале лишь миллиардеры,
подходящие примеры!
стыдно бедным быть в стране,
коли нефть в такой цене!
раньше каждого кормила,
когда был социализм,
коль мильон за год в могилах –
наступил капитализм.
вот и строится Рублёвка
самым в этой жизни ловким
людом родины своей,
благодарным очень ей,
что клянёт тоталитарность,
уравниловку, бездарность
всех вождей и свод идей,
запрещавший элитарность,
частность-собственность, товарность…
этих был лишён свобод
наш советский раб-народ,
ныне всё он оценил,
счастлив в глубине могил.
а остатки — защищаем,
от подонков зачищаем…
так встречай же нас, Москва,
славь омонские войска!
уж по МКАДу проезжаем,
пятьдесят второй кэмэ,
здесь Шувалов проживает
в своём новом тереме,
а как Истру миновали,
сквозь решётки видели:
строят там Газпромдворец,
что в усадьбе Миллерово…
— Ой, Вань, смотри, какие мальчики!
Не их ли будем брать в загон?
— Вот молодняк пошёл,
приставил пальчик бы
к виску, да только в шлеме он!
Ты гея-то узнаешь по походке,
а это всё москОфисный планктон.
учись, земляк, бей по моей наводке
по жопе гея – это любит он!
— Ой, Вань, то – Пушкинская площадь?
— Да сколько можно повторять?
То – Маяковский, а не Пушкин вовсе,
по разны стороны Тверской они стоять,
но площадь-то давно не Маяковская,
он экстремистом был, милицию хвалил,
не знал, дурак, милиция каковская
восстанет из жандармских-то могил!
Но с нами власть, а площадь – Триумфальная,
во имя постсоветских, брат, побед
зовётся так: страна теперь нормальная
и коммунизмом не пугает свет.
Здесь топчутся порою коммунисты,
их охраняем мы, их бить теперь не след,
они давно уже не экстремисты,
их митинг в Ростиксе сменит обед.
— А помнишь, как вязали другороссов?
— Так это, брат, совсем другой народ,
Тверскую перекрыть хотят без спросу,
жгут фаеры да прут себе вперёд,
но мы их, помнишь, быстро похватали
за ноги-руки и сюда, домой:
другой России, суки, возжелали?
Так посидите в зарешеченной Другой!
— А эти, что недавно голодовку
на Старой площади пытались учинить?
— ЛевофронтОвцы,
их вязали ловко
китайгородские,
нам им не пособить.
— Чего им мало, Вань,
живут же, вродь, в столице,
здесь пиву и девчонкам несть числа?
— Да всё им демократия, брат, снится,
не суверенная, другая, навсегда.
Хотели референдум, чтобы мэра
и прочих тут начальников избрать,
но всех их потаскали для примера:
нельзя голосовать, нельзя и голодать!
Приехали, давай-ка выгружаться,
дубинку да и шлем свой не забудь,
ведь может гей царапаться, кусаться
ты с ним настороже, братишка, будь!
— Послушай, Вань, а вдруг другие геи
да с Евровиденья сюда попрут стеной –
Рыбак, Киркоров… им-то мы сумеем
дать не смертельный, но последний бой?
— Дурак ты, брат, салага красноухий,
по мне бы – не последний был-то бой:
чем больше их, тем более «капусты»
начислят сверх зарплаты нам с тобой.
Рабочий норму выдаёт в деталях,
торговец – тот в продуктах и вещах,
а мы – сколь в автозаки натаскаем,
за стольких и получим «бис» в гринах.
Не позвали б нас, богатырей,
коли б угрожал элитный гей.
Они тоже, братец, делятся на классы,
разницу меж них уразумей!
В автозаки – быдло «принимаем»,
красное иль голубое оно будь,
но на быт элиты не пеняем,
потому – у нас с ней общий путь…
2009