Ирина Васильевна Каренина (Irena Karenina), поэтесса, в настоящее время живет в Минске, работает редактором информационного агентства:
— Итак, хроники Минска. Больно — это еще слабо сказано. Вы все знаете, что я никогда не занималась политикой, я всегда занималась культурой. Только и исключительно культурой. Тащила на себе и за собой кучу народу, часто в ущерб личным интересам, добивалась, помогала, организовывала.
Тем жутче, что кто-то из прекрасных, трепетных, очаровательных людей — поэтов, музыкантов, художников — банально на меня донес. Ткнул пальцем. И понеслись угрозы. Моего телефона нет в базах данных, вернее, он зарегистрирован на другого человека. Получить его можно было только от кого-то, кому он известен.
Угрозы убить меня, угрозы убить моего ребенка, все эти «сдохнешь, как Каддафи» — это все началось задолго до выборов, якобы ставших камнем преткновения. И в мой адрес это все полилось с подачи кого-то из этих милых, чудных, тонко чувствующих людей, которые буквально недавно говорили мне самые разные спасибо и купали в нежности.
В ночь на четверг в мою квартиру ломились. Угрозы в мессенджер (на старый аккаунт) сыплются почти непрерывно. По счастью, ребенка я спрятала в надежном месте, а родители далеко. Но моей коллеге-ведущей облили детскую коляску краской и пообещали, что в следующий раз обольют ребенка кислотой, если она не уволится. Я не могу ее осуждать.
Вот это — «мирный протест», реальный, а не тот, что на красивой картинке, где девушки в белом размахивают цветами. Это его разные слои, они пока почти не пересекаются друг с другом. Но, как мы все хорошо помним по Украине, это ненадолго.
Я не вправе судить никого, хотя многие уже осудили меня. Возможно, что и приговорили. Я уже много раз слышала в свой адрес и в адрес коллег сакраментальное «Продались!». Что ж, люди меряют по себе. За эту неделю я видела множество эффектных антраша, когда человек говорил одно — а потом внезапно переобувался в полете.
Мне трудно понять, я из другого теста. У меня есть совесть и есть убеждения. И хотя я никогда не отрицала, что действующая власть делает ошибки, я не могу поддержать неизбежный коллапс государства, к которому с радостным хохотом несутся наивные мальчики и девочки всех возрастов. Я видела это в 1991-м, я видела это в 2013-2014-м в Киеве и на Донбассе.
Я слишком люблю Беларусь, чтобы опустить руки. Пока мы можем хотя бы ползти, мы будем держаться.
Вы можете угрожать. Вы можете меня убить. Видит Бог, я к этому готова, все последние распоряжения касательно моего имущества и архива я сделала. Все, что я слышу в последнее время, звучит как «русс, сдавайся, ваше командование вас бросило».Но — простите, мои дорогие негодяи, русские не сдаются.
Вы кричите: «Ты служишь кровавому режиму!» — Нет.
Наверное, где-то глубоко внутри я по-прежнему служу Советскому Союзу. Его последнему осколку, за который действительно можно умереть.
***
оставь мне дождь, оставь мне темноту,
рассветный бред – как гибель на посту,
сквозь бытие, затертое до дыр,
я с двух сторон гляжу на этот мир,
с двух граней – света, зеркала, стекла,
с кружения то решки, то орла,
с дождя, рассвета, мутной головы
твержу: планета, я иду на вы,
на вы иду, на «вы» весь мир зову…
зубами хапнув неба синеву,
вишу – щенок на варежке, дурак.
не бей под ребра – отпущу и так.