Было пять часов утра. Утренние декабрьские заморозки, когда температура воздуха опускается чуть ли не до минус десяти градусов, особенно неприятны и чувствительны внутри железной фуры, полной автомобильных шин. Стенки этой железной коробки при такой температуре изнутри покрываются изморосью и стоит только к ним прислониться, как моментально примерзаешь. До конца 18-часовой смены оставалось четыре часа…
В четвёртый раз я выкрутил мокрую от пота тельняшку и вытер ею пот со лба. От голого богатырского торса валил пар. Почему-то вспотела даже голова, превратив волосья в подобие тонких проволок, на кончиках которых образовались мелкие ледышки, больно бившие по векам каждый раз, когда приходилось резко подымать голову для того, чтобы положить на неё шину.
Надев влажный тельник и приготовившись к выгрузке, я глубоко набрал в лёгкие морозного воздуха и резко выдохнул — из сопла повалил густой, похожий на табачный дым, пар. И тут случилось нечто совсем неожиданное, нечто столь из ряда вон выходящее, мгновенно вызвавшее во мне такую ослепительную вспышку неконтролируемого гнева, что на несколько мгновений я ослеп.
В дверях фуры появился какой-то чёрт и довольно резко крикнул по моему адресу:
— Здесь курить запрещается!
— Кто это там гавкает? — спросил я и попытался рассмотреть эту пошлую ржикающую биомассу, когда туман моего ослепления рассеялся.
— С тобой, вол, не гавкает, а разговаривает владелец этой фирмы пан Выскочил!
Ах, как давно я хотел видеть владельца этой фирмы! Как часто я мечтал о том, что разобью ему морду в кровавое мессиво и какое глубочайшее эстетическое наслаждение испытывал я каждый раз даже от мечты об этом!
И вот! Мечта моя оказалась столь близкой к осуществлению! Я стремительно подошёл поближе и приготовился к броску. Возможно, мой воинственный вид вспугнул биомассу или просто она почуяла, что дело пахнет керосином (а им и пахло), поэтому она немедленно ретировалась.
«Как его фамилия? Как его фамилия?» — не своим голосом загавкала эта собака и побежала вдоль конвейеров, возле которых стояли стоические украинцы. Я схватил шину и побежал за собакой. Долго ли, коротко ли бежал я за своей жертвой, но, наконец, поймал её, однако бить не стал, а просто сказал: «Тебя, скотина ты эдакая, нужно облить бензином и спалить вместе с твоей фирмой»
После чего вручил ему шину, а сам вскочил на мерина и поскакал домой. На+уй эти все унижения!
На следующий день после моего увольнения состоялось общее собрание трудового коллектива. По этому случаю на участок прибыли: генеральный директор, главный бухгалтер, бригадир и другие товарищи.
На повестке дня стояли вопросы: как выжить за границей, как не попасть в тюрьму и ходить ли на пиво в местные пивные, а если ходить, то как себя нужно там вести во избежание нежелательных казусов. Перед началом собрания всем присутствующим были розданы бутылочки с холодным концентрированным кофе и упаковки с витамином «С». В качестве наглядного пособия на собрание был приглашён и я.
Собрание открыл Кошевой. «Товарищи, запорожцы, — сказал он, — за истёкший период времени мы потеряли двух бойцов. Один посажен в тюрьму за жестокое избиение полицейского своей челюстью, а второй уволен (пальцем показал на меня). В чём причина этих потерь? Причина этих потерь, товарищи, кроется не где-нибудь, а в нас самих. Да, да, не удивляйтесь, именно в нас самих, товарищи, а не где-то ещё!»
В зале зароптали.
«Потом реплики! — сказал Кошевой, — когда вас бьют, нужно пригибаться и уклоняться и ни в коем случае не наносить встречных ударов с помощью своей челюсти. Когда вас оскорбляют, нужно сделать вид, что вы глухонемые».
В зале повисла тягостная тишина.
Кошевой выдержал длительную паузу и вдруг, сменив тон, заговорил тихо, почти по-отечески: «Друзья, братья и сёстры! Потерпите эти несколько месяцев, ведь не всю же жизнь нам в этом плядстве находиться! Не горячитесь! Не давайте волю своим нервам! Прошу вас! Нас всех ждёт Родина».
Постановили:
- Не бить неприятеля своей челюстью.
- Прикидываться глухонемыми.
- Не красть из мешков собачий корм и не есть его.
- Не играть в футбол на рабочем месте.