Меня зовут Слава Осокин, и я подросток. После пожара я жил у бабушки, и совсем забил на школу. Жил на готовых харчах, бабуля пропадала целыми днями на работе, подсчитывала количество туберкулёзников по областям. Бодрая бабушка. И пенсию, и зарплату получала. Благодаря этому нехило баловала. Я же после того, как сгорел наш дом, обрёл некую свободу. Вместе со старым барахлом сгорела необходимость делать ставки на какое-то будущее. После девятого класса я намылился в ПТУ, какое там будущее…
В один из похожих зимних деньков я валялся на диване и залипал в боевичок. Позвонили родители, сказали, что заедут. А с родителями клёво видеться периодически, но не жить с ними. Тогда они становятся вроде как старыми-добрыми друзьями. Мамка и папка привезли креплёного вина и пива. И всяких вкусностей вроде копченой рыбы, сыра, орешков, фруктов. Мы засели, и откупорили вино «Улыбка».
На этикетке профиль улыбающейся красотки, надпись РСФСР «Краснодарский совнархоз», гроздья винограда таким же треугольником расположенные, как лобковые волосы, а листья – нечто среднее между ангельскими крылышками и крыльями летучей мыши. Истлевшие лохмотья, честно говоря. Далее идёт надпись «УЛЫБКА» большими каллиграфическими буквами. Далее «Абрау-Дюрсо, крепость 15%, сахар 12%». Залип я на чёрную этикетку.
Папаня спрашивает, как жизнь, я киваю, что неплохо. Меня радует, что он не грузит по поводу будущего. Честно говоря, п*здец как радует. Маман уминает сыр, мурлыкает что-то себе под нос. Вино дало, и воздух заискрился чутка. За окном буксовала застрявшая в снегу «Шестёрка». У нас сгорел дом со всеми потрохами, в том числе с импортным барахлом, купленным в последние месяцы. Мой музыкальный центр. Стереосистема с компакт-дисками, кассетой, радио. О+уенный аппарат, ну да чего уж там. Я ощущал лёгкость. Вполне возможно, что в другой ситуации я её бы не ощущал.
Бабушка бы не поверила, если бы узнала, что я тут киряю. Но кто ей докладывать будет. Надо, думаю, деньжат у неё стрельнуть с зарплаты. Аппарат себе возьму, музыку слушать. А пока я присобачил кассетный плеер WALKMAN к колонке, и слушал свой панк-рок. Отец его почему-то называл «метал», ну да +ер с ним. Мы перешли в комнату, и я врубил «Сектор газа». Альбом «Нажми на газ». На стене висела гитара. «Занимаешься?», – спросил отец. Ну, вроде того. Только пальцы болят, и выходит криво. Я вообще не понимаю, почему то, что звучит с кассеты, совсем непохоже на то, что играешь даже если берёшь правильные аккорды. Несправедливость. Это 2004 год, и на прилавки выкинули новый альбом «Экс-Сектора газа». Там верховодил Кущ. Фанаты «Сектора» плевались, но я устроил натуральный локальный культ. Так и говорил: «Радуйтесь, суки, легенда под боком живёт, Хоя вон не уберегли».
Новый альбом «Огненный рай». Я проходил на днях по переходу, и в киоске видел. Но денег не было.
– Пап, у тебя не будет рублей сто?
Отец кивнул, и выдал мне 300. Это очень прилично для моих целей. Кассета стоила 20 рублей, остальное можно инвестировать в панк-рок. В панк-рок – это значит не в шмотки, потому что шмотки горят. В панк-рок – это значит в кир, в гондоны, в розы для Кати. Я распустил в классе слух, что уже трахаюсь вовсю, но это далеко не так. Контакт намечается, не более того. Чем мне нравится кир, он гарантированно даст. Даст по мозгам, по шарам. Бабушка не пила, хотя вокруг неё традиционно все пили. Её первый муж, её второй супруг. Её сын, невестка. Я. Ну не понимала кир, осуждала. Поскольку я ютился с бабушкой, я принимал правила игры, не безобразничал сверх меры.
При этом моё бухое альтер-эго оставалось невидимкой. Не стоит недооценивать дара заблуждения и предубеждённости. Ну, не может тринадцати-четырнадцатилетний внук пить вовсю, следуя семейной традиции. Не может, так не может.
А мне следовало ещё накатить. Папа приналёг на пиво. Я налил себе бокал, отрезал копчёной скумбрии. Кайф. Мама включила радио погромче. Маркин, «Сиреневый туман». Ох, как же я ненавижу эту песню! Так и представляю себе такого усатого мужика, и у него разлады с дамой, или что там. Терпеть ненавижу тоскливую музыку. У усатика наверняка писька уже вялая. У матери большая любовь, и это не отец. Усатый врач с её подстанции. Их история любви – это все сюжеты об адюльтерах вместе взятые. Но Болотов, такая его фамилия, мужик хороший. Помню, когда он заходил к нам в гости, в моём детстве, он всегда надувал для меня гондоны с понтом воздушные шарики. Короче, наличие любовника, любовников у матери, любовниц у отца, давали мне свободу, как и сгоревший дом.
Нет смысла сильно стараться, и строить из себя хорошего мальчика. Это на самом деле очень клёво — расти в анархической семье.
Я пью пиво «Пикур» с синей этикеткой. Синяя, желтые колосья, красная надпись ПИКУР. Белая надпись сверху: «Основан в 1869 году». Это, я знаю, период после отмены крепостного права. Из Соловьиного края. Классическое. Горьковатый пряный «Пикур». Есть в этом какая-то двойственность, но со временем она стёрлась. Когда тебе сначала мерзопакостно на вкус, а потом приятно. Поэтому я жру копчёную рыбу.
В конце концов планы пошли нах, и это хорошо. Родители планировали меня впихнуть в железнодорожный колледж, и я даже ходил на подготовительные курсы, но вряд ли у них сейчас будут деньги платить за обучение. Мне и не хотелось, чтобы за обучение платили. И что такое ж/д колледж? Это же ПТУ, которое строит из себя царскосельский лицей, прости господи. Среди этих всех колонн, статуй, позолоты и лепнины ходят те же самые сельские и городские жлобы и товарят первокурсников. Товарили тогда везде. Можно было идти по улице, радоваться солнышку, зазеваться, и получить подачу ни за что. Бац – и карманы пусты, а скула болит. Если зазеваешься, отведут за угол три-четыре амбала, доставай бабки. Между «бей и беги», я выбирал либо «беги», либо «ударь, – и беги». В конце концов, это не дуэль Пушкина с Дантесом. Я же говорю, тут не царскосельский лицей. В общем, я намылился в ПТУ, чтобы учиться на автослесаря. Как я себе представлял: буду весь в мазуте и бензине под «Сектор газа» возиться, а вечером пить пиво. Бабушка бы о+уела с моих планов. Конечно, пока я живу у неё, приходится соблюдать правила приличия.
Очень бы хотелось кого-нибудь привести, и трахнуть. В паху чесалось.
Единственные уроки, которые я посещал – это литература. Мне очень нравилось это всё. Я единственный из пацанов, кто читал всего Белинского и Добролюбова, которых задавали на дом. Потом «Героя нашего времени» я прочёл залпом. Удивился, насколько это не старьё. Татьяна Сергеевна, учительница наша, с которой я был откровеннее, чем с той же бабушкой, как узнала, что я в ПТУ намылился, ахнула: «Ты с ума сошёл, талант губить».
Посмотрим, Татьяна Сергеевна, поглядим. Планы всегда можно скорректировать.
Когда кира в тебе плещется вдоволь, уже лень о планах думать. Тебе хорошо прямо сейчас. Я оставил родителей, а сам пошёл гулять. Купил сигаретку поштучно, затянулся. Бля, тошнит. Вдох-выдох. Уф. Дошагал пешком до подземного перехода, купил «Огненный рай», вставил наушники в уши, и сразу же закайфовал. «Эх хватило бы бухла нам до утра». Иду по городу, пропахшему соляркой и бензином, и балдею. Всё-таки это очень важно — слушать не только ту музыку, что выходила до того, как ты стал меломанить, но и ту, что выходит прямо сейчас. Тогда чувствуешь резонанс с временем. Кущ, конечно, звезда. И его музыка мне намекала, что я всё делаю правильно. Жизнь держится на кире, сексе, деньгах. Мне кажется, Катька мне не даст. У меня есть дар предвиденья, и не надо быть Нострадамусом, чтобы понять, что бросит она меня, потому что девчонки в этом возрасте, по крайней мере, разлива конца 80-х, крайне избирательны. А все шкуры, что меня окружали, уж если бл*довали, то шли с парнями постарше.
Под песню «Ведьмы» я зашёл в переход, и решил проверить своего нострадамуса и фаталиста. Что это значит? Это значит, что я могу попробовать закинуть монетку в автомат, и возможно выиграть денег. В переходе крутится урла, и можно лишиться всего, что имеешь, но если выгорит, то я буду в шоколаде. После третьей монетки автомат заиграл огоньками, запищал, и посыпался нескончаемый поток денег. Пятаков! Я схватил валяющийся под ногами поллитровый одноразовый стакан из-под пива, он быстро заполнился, деньги падали на грязный бетон. Я знал, что меня видят. Там всегда пасли лохов нехорошие пацаны. Я набил пятаками карманы. Карманы отяжелели и оттопырились. Я вспотел от напряжения. Наконец, поток денег иссяк. Блять. Почему не прихватил сумку?
Я уронил шапку, но было уже не до этого. Я знал, что за мной хвост. Выбежал из перехода, проюркнул через толпу, в надежде запутать следы, и рванулся к промзоне. Перебежал две сплошные, машины отчаянно бибикали. Би-БИ-БИИИИИИИ. Сука, би. Блять би. Мельком глянул. Три пацана и один мужик. Они шли в том направлении, в котором бежал я. На пусти встали сараи и гаражи, я пролез через дырку в заборе, выбежал через сквозной двор. Упал. Они уже бежали. Я прижимал к сердцу стакан с пятаками. В голове играл «Кущ»: «В хороший день как водится выпить очень хочется». Несвоевременно. Я задыхался, наконец, запрыгнул на подножку трамвая и пригнулся. «Осторожно, двери закрываются, следующая остановка – универмаг «Россия». Трамвай тронулся. Я выглянул. Амбал и два шкета шарили глазами по улицам. Они не вкурили, что я запрыгнул в трамвай. Ха! Это победа.
Я соскочил через пять остановок, и пошёл к Кефиру. Мой друг-расп*здяй. Мы распили полторашку на двоих. От пива уже пошла изжога. За*бало это пиво. Когда я вернулся домой, родители уже уехали, прибрав бутылки. В тепле мне стало понятно, как я нажрался. Я проскользнул бочком, спрятал стакан с деньгами в стол. Умылся, и лёг спать.
На следующий день я поменял килограмм денег на две тысячи рублей. Позвонил в «Эскорт-услуги», и снял девочку. С красными волосами. Она приехала на квартиру, которую предварительно обшарили два амбала. Я с нетерпением ждал, пока они уйдут.
– Первый раз? – спросила.
Я кивнул. От неё пахло духами и сигаретами. На левой щеке был небольшой шрам, но он её совсем не портил. Она быстро разделась, обнажив татуировку на левом предплечье.
29.09.22
Материалы по теме:
Ярослав Солонин. Так закалялась сталь