Гибнет, гибнет — я как раз объясняю. От субъекта. Причина проста — у нас там действуют одни фаталисты. Две дамы треф от критики (Пустовая и Жучкова) — и вещание в унисон: «иного не дано» (читатель уходит, все распадается). То есть, «что будет, то и будет». Речка пересохнет, сад придет в запустение. Ничего не поделаешь. Судьба — тенденция. Так покорно идут на бойню и ведут за собой остальных. Все помрем.
А вот еще один светоч упадка — госпожа Погорелая с рассуждением об историческом романе в «Учительской газете» (газету, кстати, возглавляет тоже писатель Арслан Хасавов, один из недавних светочей «нового реализма» второго уровня, — прим. Д.Ч.). Очень актуально в свете последних событий. Уроки методиста второгоднику Кузьменкову. По Погорелой получается, что историческому роману не положена ни соответствующая форма (минимум близкий по духу язык), ни содержание (то есть собственно сама история). Исторический роман должен быть полем эксперимента. Переведу на русский — то есть представлять собой вольное ее переложение, куда автора понесет.
(Несёт обычно к себе, родному. Под это погорелое определение подходит и доставившая много радости системным либералам «Обитель» — изобилующая ляпсусами Прилепина вроде шампуня, рисовавшегося в мечтах на моторной лодке плывущим подальше от Гулага «узникам двадцатых годов», и вольная «семейная» фантазия Шаргунова на тему танкового расстрела Верховного Совета 1993-го, — прим. Д.Ч.)
Исторический роман без истории. Замечательно. Хотя логично и вполне в современном духе.
Есть же у нас уже фантастический роман без фантастики и детективный без детективной составляющей. «Мы хотим, как поросята, хрюкать!»
Само собой, надо и о Яхиной. Ну а что Яхина… Это такой большой надутый мыльный пузырь, который, понятное дело, лопнет. Псевдописатель для псевдочитателей. Одни ее возносят, потому что в жизни ничего не видели.
Эти одумаются. Другие поддерживают ее по чисто партийному принципу. То есть по эстетическим критериям она не проходит ни там, ни сям. Вот и все что надо знать о «ведущей российской писательнице». Ее так много в последние дни, и из каждого утюга реклама, что я глядя на такое энергичное продвижение, думаю, во сколько оно обошлось?
Хотелось бы узнать бухгалтерию. Но это потом, лет через несколько, когда начнут всплывать разные другие подробности относительно этого бизнес-проекта. И конечно же все эти правдивые истории будут выходить в РЕШ, кузнице бестселлеров.
Что же до упреков Юзефович в адрес романа «Мало ГУЛАГа» (то есть она из партийных любителей творчества), так его и в «Зулейхе» было негусто. Сплошной сибирский Робинзон.
Тридцать лет прошло, а все не могут родить себе нового Солженицына. Только Яхину. Но у нее ГУЛАГ только в форме мыльной оперы и «красного истерна». Все-таки на продажу. Ну тут сильно нечего удивляться: «Зоя», «Самарканд» — все из одной бадьи. Ну, и тут все вопросы про творчество, даже в рамках бестселлера, снимаются совсем.
«Голодные, как бактерии в пустой чашке Петри, дети тряслись в душном вагоне, подобно сиськам танцующей стриптизёрши. На тонкие и чёрные, как юмор Сталина, тела детишек смотрел из-под косматых бровей НКВД-шник; давно он не чувствовал такого голода. Желудок требовал мяса, но вид умирающих детей заставлял пищеварительную систему пса режима изворачиваться в потугах удержать пустую, бепомощную рвоту от извержения через полубеззубый рот, знакомый с ударами прикладов своих же товарищей. Нет, человек в кожаной форме не достанет из кармана горбушку чёрствого хлеба, и не съест её на глазах у детей. Глаза детей. Они открыты. Они большие. Они засасывают в себя душу, которой нет ни у одного коммуниста. Трясущийся вагон огромных высохших детских глаз мчался в Самарканд. Горбушка в кармане пропитывалась запахом влажной руки голодного убийцы.»
А она ведь и в самом деле!
Председатель совета дружины размахнулась Солженицыным. Создатель косноязычных книжек про сладкий ГУЛАГ для всеобщего употребления вознамерилась вещать граду и миру. Автор-пророк взгромоздился на стопку книжной выборки пасти народ и задвинул мартовские тезисы.
«Мы», говорит, — совершенно в духе дешевой риторики методистов из отдела идеологии.
Судя по тому, что она помнит двадцатые, Яхиной лет за сто уже перевалило. «Цепенела от страха», но дожила до ветра перемен. Молодец, бабушка русской демократии.
Вранье в каждом слове. Бери от начала и поправляй. Не в российском, а в русском обществе. Не наблюдателя, а участника, а соучастника. Да и поди-ка не посоучаствуй, тебе барин живо розгой вправит, а хозяин отвесит пинка, и сдохнешь под забором.
Впрочем, что это я про хозяина? У Яхиной частная собственность, по-видимому, началась в России только в 1990-х, а крепостное право так и действовало в СССР, пока Борис Николаевич в трамвае (троллейбусе — прим. Д.Ч.) с холопами не поехал: «О перемене участи не то что не мечтали — об этом даже не помышляли».
«Дурное и светлое, патриархальное и прогрессивное, антигуманное и в высшей степени человеческое валилось на голову советского гражданина из рога изобилия». Ага, Сталин держал «рог изобилия», и из него валилось.
Да нет, своими руками все это созидали. (И те, кто созидал – живы! Например, кто проектировал и строил Красноярскую ГЭС, ныне приватизированную вместе с историей строительства, — а это объёмная выставка и книга в краеведческом музее, — Русгидрой. Так пойди и спроси у очевидцев, пока они живы, узнай у героев Социалистического труда, как и зачем это всё строилось, а не выдумывай на основе мифов! – прим. Д.Ч.)
Яхина не разоблачает миф, она, скорее, творит его. Миф о всесильном государстве, в котором все бралось ниоткуда. Или из головы товарищей Сталина, Хрущева и Брежнева. Так создается «культ личности», так возникает миф о стране с молочными реками и кисельными берегами, в которой народ дрожал от страха, но рот держал открытым, чтобы государственная манна в него все же попала…
Но вот настала свобода, и теперь Яхина совершенно в том же, описываемом ею же, стиле разрешает всем «позволить себе признать эту амбивалентность», «дать успокоиться своим эмоциям». «Мы также уже можем позволить себе признать, что советская эпоха дала нашему обществу колоссальные прогрессивные толчки».
— Слышь, Вась, советская эпоха дала нам прогрессивные толчки!
— Ну вот, наконец-то признали достижения, а то все 30 лет говорили, что мы на дырку всегда ходили.
От редакции: Понравилась схема «псевдописатель для псевдочитателя»: точно схвачена не просто суть литпроцесса, но характер навязываемой рынком схемы взаимоотношений. Главное ведь навязать — купить, а не прочитать. Глубина тут не измеряется принципиально — так и попадают «в ротацию» Гузельки-дурилки-картонные. Меня этот принцип, честно говоря, даже уж в весьма разборчивом издательстве ОГИ покоробил, пока публикация (стратегия) первых двух частей «Поэмы столицы», книги объёмной весьма, обсуждалась соответствующими специалистами. Уже была сделана хорошая обложка. Тогда-то я и услышал фразу очаровательной, хоть и немолодой дамы: «Надо продать!» Сказала она это на лестничной клетке дворового дома времён Доктора Живаго, как бы распоркой стоящего между Петровкой и Неглинной — сказала несколько интимно, с ужимочкой такой, что мне по идее — должно было понравиться… Но не понравилось.
Касаемо амбивалентности… Ну — что взять с существ, воспитанных в мире царствующего не просто философского идеализма (это прозвучит для них даже возвышающе), но идеализма вульгарного, бытового, чуждого диалектики, то есть понимания хотя бы закона единства и борьбы противоположностей? Им (сообразно знаниям и категориям) дано видеть и понимать только амбивалентности, осколки, взаимоисключающие факты — тогда как диалектик-материалист увидит здесь единый процесс, единый социальный прогресс, который невозможен в принципе без противоречий и издержек. Берём пример ближайший и очевидный — Гулаг, коль скоро Гжелька-Гузелька уютно уселась на этом коньке.
Читала ли наша экспертша первоисточники? Не «Обитель» или «Архипелаг ГУЛАГ», а комплиментарную ей книгу Евгении Фёдоровой «На островах Гулага» (события 1935-37 годов в ней описаны, издана в 2011) и «Канал имени Сталина» (1934) — книгу, которую делал уникальный «звёздный» коллектив советских писателей — Алексей Толстой, Всеволод Иванов, Катаев, его брат Петров, Полевой, Зощенко и другие (36) уже весьма популярные в СССР и за рубежом авторы под командованием Горького? Нет, не читала — это же «зашкварно», это же «совковый агитпроп». Между тем, книга полна статистики и высокой журналистики с включённой прямой речью зэков, — которая показывает медленный процесс перековки попов, уголовников, контрреволюционеров в ударников уникальной стройки. Стройки Беломоро-балтийского канала, которому не было равных во всём мире по ступенчатости шлюзов и протяжённости. Как же умещалось это всё в одном процессе — уголовные песенки, стенгазеты с искренними стихами вчерашних малограмотных, позавчерашние замыслы спецов-вредителей (о них подробнее поведал Бухарин в 1938-м) и изобретения заключённых инженеров, позволявшие использовать при строительстве только подручные материалы, такие, как диабаз? Сколько было «вертухаев» на тысячу заключённых? Нет, Гузелька не в курсе. А было их в период смен настолько мало (десятки!), что если бы работа держалась только на контроле и насилии — все бы давно разбежались! Но — нет, и в этом великая педагогическая моральная победа над несознательными элементами. Победа ОГПУ и системы Гулаг, о которой было доложено Съезду победителей.
Факты, которые никогда не признают либералы (поколение Елены Шубиной, молящейся на Ельцина и 90-е) и их внучатые племянницы вроде Яхиной — в том, что после завершения строительства ББК в 1933-м на свободу по амнистии из ста десяти тысяч всех зэков (да-да, те самые «миллионы») вышли шестьдесят тысяч ударников, более половины заключённых по серьёзным статьям, и среди них большинство в «адском Гулаге» получили такие навыки и профессии, с которыми бы они на воле не познакомились! Они были теперь весьма востребованными на стройках продолжающейся индустриализации специалистами.
Это вот в какие шкатулки укладывать? У той же «именитой» Юзефовичихи есть вообще категориальные ферменты, чтоб такое переварить умом? Нет — они ленятся думать об этом, хотя дедушки их и бабушки могли бы рассказать не только плохое о Гулаге… Для них Гулаг, как и беспризорность в РСФСР — сплошной кошмар, а не наследие Гражданской, в которой победа «красных» была, но многие враги не только затаились, но и поднялись по карьерным лестницам чтобы мстить. Да-да, классовая борьба нарастала, а не затухала. И их, то есть контру, выявляли те, кто не хотел назад в капитализм!
Но как же такие высокие побуждения признать за советскими? Конечно же они — плохие, стукачи и вертухаи, быдло и винтики. А вот беляки, вредители, троцкисты-фракционеры, которые бы без сомнений открыли ворота СССР вермахту изнутри уже в 1937-м (читайте «чистуху» Тухачевского на 140 страницах, написанную за два дня) — конечно же герои! Отсюда и логика приятия нынешних государственных наград и капитализма: социализм был ошибкой, зато приватизация Магнитки и Норникеля — не ошибка. Весь народ хозяином заводов быть не может — ну, так вот и получите гибель 78 тысяч советских заводов только при Путине! Не справились — отдавайте в частные руки… Так это именно в частных руках и погибли и гибнут поныне заводы! Кто напишет об этом из нынешних награждаемых то Медведевым, то Мишустиным писателей!? Никто, кроме нас. А нас мало.
С беспризорниками работал не только человек, памятник которому сослали в Музеон — Дзержинский. С ними работала, например, моя бабушка, Людмила Васильевна Былеева, выпускница Института благородных девиц — да-да, отдавала долги «образованного класса»… Но конечно же новорусские буржуа и либералы издавать будут не такую правду — будут переиздавать (а что это как не жалкое подражание книге «Ночевала тучка золотая»?) ужосы борьбы с беспризорностью по-советски… Потому книгоиздание и сам литпроцесс — водрузивший либеральную лживость и историческую вторичность, «хайповую» недостоверность на самый верх «царём горы», — приговорён «редакцией Елены Шубиной»… Видел я эту серую ушлую мышку — читайте в рассказе «Дедовщина — возле Лимонова«.
Дмитрий Чёрный, писатель
Сергей Морозов. Отчего гибнет российская литература?: 2 комментария